– А, это и есть паутина. Ловушка ментора Диогу, вернее его оружие. Не вздумай отсюда упасть. И вообще упасть с любой высокой стены в Коимбре. Над всеми пропастями здесь натянуты ловушки, ты попадешь в паутину, и она спеленает тебя в кокон. А потом появится его хозяин, и… – Афонсу пошевелил пальцами, изображая лапки паука, после чего сложил губы трубочкой и издал звук, как будто втягивает в себя жидкость. Сделав круглые глаза, он добавил: – Сожрет. Унесет кокон в свое логово в бамбуковой роще и будет долго и медленно, по-паучьи пожирать. Так случается со студентами, которые по неосторожности сорвались или прыгнули, желая свести счеты с жизнью.

– Счеты с жизнью? – Кузя снова посмотрел вниз, но паутины не увидел. – Но зачем?

– От несчастной любви, конечно! – Эти слова Афонсу попытался произнести особенно пафосным тоном, но не выдержал, фыркнул и добавил: – Ну или после провала на экзамене. Но чаще всего падают пьяные, пытаясь впечатлить чародеек опасными кульбитами.

Было хорошо заметно, что, рассказывая про плотоядного ментора, Афонсу пытается впечатлить Кузю местной студенческой легендой, поэтому див пожал плечами и посмотрел на юного колдуна с прищуром:

– Я ведь не обычный студент. Со стены я не упаду, поймать меня сложно, и я не пью. У вашего ментора Диогу, насколько я понял, паукообразная боевая форма? И что, ему правда разрешают жрать студентов? Вот так запросто?

– Он обезьянопаук. На вид – просто жуть. Представь: восемь глаз на обезьяньей мордочке, маленькие мартышечьи ручки и жирное мохнатое тело паука. – Афонсу хмыкнул. – Но он бештафера проректора, заместитель ментора Педру. Так что даже тебе от него не удрать. А насчет жрет или нет… – Афонсу снова сделал страшное, по его мнению, лицо и прошептал:

– Многие, кто падал с этих стен, бесследно исчезли. А те, кому посчастливилось вернуться из жуткого логова, рассказывали, что лично видели иссушенные мумии в черных студенческих одеждах, торчащие из истлевших коконов. У ментора Диогу необычная способность: он умеет консервировать еду.

– Ух ты… – заинтересовался Кузя, – а ты покажешь его логово?

– Могу показать только заросли бамбука, где оно находится, входить в Укрытие ментора строго запрещено. Но это потом, – Афонсу махнул рукой, – а то уже наши подходят.

И действительно, вокруг собралось множество «граждан республики». Все поглядывали на Кузю с явным интересом.

Он дождался, пока соберется большинство, и, обведя рукой площадку, проговорил:

– Я очень рад вас всех видеть в этом шикарном месте с красивейшим видом. Я сам – студент из Московской Академии, и у нас в Подмосковье вчера выпал снег, а на улице минус восемь. И поэтому у меня просьба: давайте обедать прямо тут, на солнышке? Я счастлив наконец-то вылезти из проклятой шубы!

Раздались смешки.

– И давно это у вас? Ну, такая холодина? – раздался голос.

– Зима? – усмехнулся Кузя. – Примерно с октября. И продлится до мая. И еще выпадет снег по колено, а температура опустится до минус тридцати.

– И так до мая? – ахнул другой студент.

Кузя с мрачным видом кивнул.

– Так, – командным голосом произнесла Ана, – а давайте уже садиться? Или до мая ждать будем?

Загрохотали стулья: студенческая орава начала рассаживаться по местам. На шум вышел немолодой мужчина в длинном красном фартуке.

– О, сеньор Фернандеш, у нас тут небольшой праздничный обед, – улыбнулась Ана. – Вот, приняли нового гражданина – он анархист из России. Ну-ка, скажи: как тебя зовут? – схватила она Кузю за руку.

– Диниш Оливейра, – представился он.

– Да нет, по-русски, – дернула плечом она, – русское имя.

– А, Кузьма, – ответил он.

– А фамилия? – хитро улыбнувшись, спросила Ана. Похоже, она снова попыталась поймать его в ловушку.

И это внезапно зацепило Кузю. Он понимал, что девушка помогает ему, давая сложные задачки, решение которым он должен находить мгновенно. Но ему вдруг захотелось ответить. Да так, чтобы отбить охоту устраивать ему подобные проверки. Ощутив в груди какое-то странное веселое возбуждение, Кузя, криво усмехнувшись и глядя Ане прямо в глаза, произнес:

– Дивногорский.

– Ого… – послышались голоса у него за спиной, – а ты не родственник Николаю Дивногорскому, случайно?

Кузя пожал плечами:

– Ну, можно сказать и так. Думаю, мы довольно близки.

И увидел, как улыбка сползает с лица Аны. Тут же почувствовал, что чья-то рука довольно сильно вцепилась ему в плечо. Он обернулся. Прямо за его спиной стоял Афонсу, и в его глазах светился восторг, смешанный с искренним восхищением.

Кузя подмигнул парнишке с тем же заговорщическим видом, что и сам Афонсу в начале их знакомства.

Однако пора было делать заказ. Поесть надо очень плотно, а все размышления оставить на обратный путь: лететь придется долго.

К удивлению Кузи, сеньор Фернандеш заговорил с ним по-русски:

– Добрый день, господин Дивногорский. Вы будете отмечать посвящение, не так ли? Разрешите мне порекомендовать вам комплексный студенческий обед. Вы и ваши друзья могут выбрать из двух супов, трех мясных или рыбных блюд с гарниром. И напитки, включая наше региональное вино. И это обойдется дешевле, чем просто заказывать отдельно.

– Вы говорите по-русски? – спросил Кузя.

– Да, – подтвердил хозяин, – а еще по-французски, по-итальянски, по-английски и по-испански. В месте как здесь это важно.

– О… – Кузя посмотрел на мужчину с уважением. Он знал, как тяжело людям дается изучение языков.

– У вас там снег, я слышал? – продолжил расспросы сеньор Фернандеш, а Кузя быстро огляделся. Все взгляды были устремлены на него: студенты с нетерпением ждали обеда.

– Да, уже выпал, – сказал он. – И конечно же, мы возьмем студенческий обед. Мы все ужасно голодные!

– Сию минуту принесу меню, – сказал хозяин столовой и скрылся в дверях.

Кузя уселся за стол, и тут же рядом с ним, не сводя восхищенного взгляда, приземлился Афонсу. Кузя выбрал себе суп, какое-то блюдо, в названии которого фигурировало мясо, и персиковый сок.

– А чего не вино? – толкнул его локтем другой сосед по столику – этого студента Кузя не знал. Поэтому, пожав плечами, ответил:

– Так я же еще калойру. Мне нельзя вино!

– Ой, ты что же, не анархист? Да плевать на все эти правила!

На запястье Кузи легла рука. Афонсу наклонился вперед и с легким прищуром поглядел в глаза своего старшего товарища:

– Вот ты и напивайся среди бела дня, если хочешь. Анархизм – это свобода личности, а не слепое потакание низменным желаниям.

– Ладно, – смутился парень и поднял руки в жесте примирения. – Да я немного, – начал оправдываться он и покосился на сидящую за соседним столиком Ану. Девушка кивнула, словно давая разрешение. Забавно. Анархизм в этой республике явно проигрывал строгой иерархии и дисциплине.

– Да ну его, это вино, – жизнерадостно воскликнул Кузя, чтобы разрядить обстановку, – тут такие соки вкусные! Как будто фрукты прямо с ветки ешь!

– Вот, точно, – поддержал его Афонсу, – мне тоже сока, яблочного. Это ваше вино – жуткая кислятина, – мальчик демонстративно поморщился.

Сеньор Фернандеш принял заказ.

– Вы же пойдете сегодня слушать фаду? – спросил он у Кузи. – Вам очень повезло, в этот радостный для вас день состоится концерт.

– Фаду?.. – Кузя повернулся к Афонсу в поисках объяснения. – Что такое фаду?

Но вместо мальчика ответила Ана:

– Это такой музыкальный жанр, зародился в Лиссабоне в девятнадцатом веке, чем-то похож на ваши трагические романсы. Сегодня будет концерт. И мы пойдем, – с этими словами она повернулась к хозяину заведения.

– Конечно пойдем, – мрачно произнес Хосе, – можно подумать, у нас есть выбор.

Раздались смешки. Кузя нахмурился. Он чего-то не понимал про это фаду. И, дождавшись, когда Фернандеш уйдет, спросил у Хосе:

– А что с этими романсами не так? Тебе не нравятся?

– Да нет, я люблю фаду… но не все, – он усмехнулся, за что удостоился тяжелого взгляда от Аны.

– Дело в том, – пояснила она Кузе, – что концерт обычно открывает выступление ментора Педру. И оно занимает не меньше сорока минут. Все студенты, кто мог найти на сегодняшний вечер дело в городе или уважительную причину не приходить, их нашли. Но ментор строго проверяет причину отсутствия, просто так не пойти нельзя.

– Он поет? Серьезно? Ну и ну, – удивился Кузя. – И что же, это настолько плохо?

– О нет, поет ментор отлично, – вмешался Афонсу, – у него абсолютный слух, замечательный голос и в качестве аккомпанемента – лучшие музыканты Академии. Кроме того, сто лет назад он сожрал одного очень известного фадишту: тот серьезно заболел, и король пожелал сохранить его голос в веках. Но… понимаешь ли, в начале выступления ментор всегда исполняет несколько фаду собственного сочинения. И вот они… не очень хороши.

– Афонсу! Они ужасны! Просто кошмарны! – застонал Хосе. – И самое главное – к каждому концерту он сочиняет новые. Невозможно даже подготовиться к тому, что тебя ждет! А сидеть во время всего выступления надо с восторженным и одухотворенным лицом!

– Ого… – Кузя распахнул глаза, – разве бештаферы умеют сочинять стихи?

– Не умеют, – вздохнула Ана, – но ментор Педру считает иначе.

– Это отличная тренировка самообладания для колдуна, – Афонсу попытался состроить серьезное лицо, но у него не получилось. – Не слушай Хосе. Он в прошлый раз не сдержался и рассмеялся прямо во время песни. Теперь ему стыдно и он опасается последствий. Как ты понимаешь, ментор Педру видит каждого зрителя и все запоминает.

– Да как можно было не заржать после строчки «Нос моего корабля разбило о твою корму», исполненной с таким надрывом? У тебя самого слезы из глаз потекли!

– Слезы могли потечь от восхищения. А вот твой смех – точно нет.

– Есть отличный способ, – заговорил парень, что хотел вина. – Надо просто думать о предстоящем зачете у ментора, и тогда вообще не смешно.

В ответ на его слова все присутствующие захихикали.

– А мне жаль ментора Педру, – неожиданно сказал Серхио. – Ему даже цветы никто не дарит. Хотя вторая часть его выступления, когда он поет общеизвестные фаду, вполне того заслуживает.

– Потому что все пытаются отойти от первой, – хмыкнул Хосе.

– Иногда дарят, – Ана пожала плечами, – у него немало поклонников. Хотя я всегда подозревала, что это бештаферы под прикрытием. Но лично я хожу на его выступления с удовольствием. Его стихи настолько плохи, что это, пожалуй, даже гениально.

Кузя ничего не ответил. Он не очень понял, что смешного в строчке про разбитый корабль. Он видел океанские волны: на таких не то что нос сломать, а в щепки можно запросто разбиться, если корабли столкнутся. Ему даже стало интересно, про что песня. Наверняка про пиратов.

Но вслух Кузя ничего говорить не стал. Возможно, он не понимает чего-то, что отлично видят и понимают эти люди. Тем более как раз принесли еду, и куски мяса действительно оказались огромными. А столовые приборы – из самой обычной нержавейки.

Когда с обедом было покончено, члены республики, еще раз поздравив новичка, начали расходиться по своим делам. Афонсу, допив сок, тоже поднялся и сказал:

– Надо бы тебе город показать. А то спросят у тебя про Кошачий переулок, а ты даже о нем не слышал. Давай я устрою тебе экскурсию.

– Почему именно ты? – поинтересовалась Ана.

– Ну а кто? Ты из Браги, Хосе из Пенише, Серхио вообще из Гранады. Я один родился и вырос в Коимбре, все закоулки знаю.

– Резонно, – согласилась девушка, – тогда займись этим, а мы таки сгоняем в библиотеку. От сегодняшних занятий нас, конечно, освободили, а вот от завтрашних – нет.

– Тогда там потом и встретимся. – Афонсу хлопнул Кузю по плечу и улыбнулся: – Пошли. Тут полно интересного.

– Кошачий переулок? – заинтересованно спросил Кузя.

– И он тоже. И ботанический сад. А еще – смотаемся на римские развалины, если Хосе свой велик даст. А акведук ты видел?

– Пошли, я должен увидеть все. Особенно хочу посмотреть на логово вашего ментора.