В очередной раз поссорившись с коллегами, Везалий уехал из Брюсселя в город близ Венеции, который называется Падуя. Тут в 23 года он получил признание своего таланта, стал личным врачом епископа Падуанского, профессором хирургии и преподавателем анатомии. Здесь Андреас также получил беспрепятственный доступ к препарированию трупов и создал для своих студентов «Анатомические таблицы» – сначала на дереве, потом на бумаге, а потом труд перерос в прекрасно иллюстрированное учебное пособие «О строении человеческого тела».

ИНТЕРЕСНЫЙ ФАКТ

В Браунском университете – частном высшем заведении США – хранится экземпляр «Строения» в переплете из человеческой кожи. Переплет отполирован до светло-коричневого цвета с золотым оттенком и кажется лучшим образцом этого материала… (информация взята из открытого источника в интернете, сам автор не видел данный экземпляр и не может подтвердить достоверность).

Итальянский врач Сильвия, прежний учитель Везалия, был возмущен учебником, в котором Андреас открыто опровергал многие догмы, устоявшиеся со времен Галена. Он написал памфлет (статья резко обличительного содержания. – Прим. авт.) «Опровержение клеветы некоего безумца на анатомические работы Гиппократа и Галена». Именно это произведение стало смертным приговором для Везалия. Ему пришлось бежать из Падуи, а от виселицы спасла только служба у короля Карла V и затем его сына (что совсем не делало счастливым пламенного оратора и увлеченного ученого).

Но когда Везалию было около 50 лет, испанская инквизиция таки нашла способ обвинить гения – в обществе распространились слухи о препарировании Везалием живого человека (предположительно – находившегося в летаргическом сне). Смертная казнь была заменена на другой приговор – паломничество к Гробу Господню. И это тяжелое путешествие почти увенчалось успехом. Однако на подходе к родным берегам корабль с Везалием на борту потерпел крушение, и Андреас, выброшенный на берег острова Занте (ныне – Закинф, Греция), умер от истощения и болезней. Согласно историческим запискам, у Везалия остались жена и дочь, но последняя умерла, а информации о том, что у нее были дети, в открытых источниках нет. Так что говорить о потомках великого анатома не приходится. Зато его главное наследие – знания о строении человеческого тела – доступно нам и по сей день. А завистники и недоброжелатели, как это водится, канули в лету. Куда им и дорога.

Что ж, поговорим о существах более мелких, чем мы, двуногие. Приглашаю в следующую главу про наших друзей – бактерий.

Глава 3,
в которой в нашем животе обнаруживается новый орган…

Француз Луи Пастер и немец Роберт Кох виделись мельком два раза в жизни, но более чем за 20 лет испытали друг к другу всю гамму чувств – от межнациональной неприязни и ожесточенного соперничества до уважения и горечи утраты. А объект, вокруг которого велись их дебаты, был настолько же силен, насколько мал.

Конец XIX века. В кварталах европейских городов до сих пор косят людей смертельные заболевания: холера, бешенство, чахотка, попадаются локальные чумные очаги, а на столах медиков и химиков уже красуются оптические микроскопы. Однако Пастер, которому на момент нашей с ним встречи уже 50 лет, не интересуется людьми. Он исследует брожение винограда, изобретает способ обеззараживания вина путем нагрева – пастеризацию, лечит шелкопрядов, разрабатывает вакцину от куриной холеры и идет к открытию вакцины против сибирской язвы. Потому что Луи Пастер – химик и биолог. А вот Роберт Кох, которому в это время 30 лет – сельский врач, и жена совсем недавно подарила ему дорогой на тот момент исследовательский прибор – микроскоп. Прошу прощения за спойлер, но, не сделай она этого, возможно, их супружеская жизнь была бы счастливей, но и человечество осталось бы без реакции Манту.

Итак, Кох в Германии тоже интересуется сибирской язвой. Его пациенты жалуются: скот погибает десятками и сотнями, хозяйства разоряются. После приемов больных Кох надолго запирается в своем кабинете и ставит опыты в пробирках и на кроликах. В какой-то момент ему удается вывести чистую культуру микроба, вызывавшего мор скота.

А тем временем Пастер во Франции, прознав про то, что у него появился конкурент, устраивает на одной из ферм показательную вакцинацию баранов от сибирской язвы и имеет ошеломительный успех. О чем заявляет на научной конференции, упоминая о Кохе лишь вскользь. Уязвленный немецкий оппонент инициирует публичную переписку в медицинской литературе, чем открывает противостояние века – бактериология против микробиологии.

Но вот парадокс – именно жажда всемирной славы двух этих человек привела мир к осознанию: большинство эпидемий не божья кара, а проделки мутировавших микроорганизмов. Как Луи Пастер спас укушенного бешеной собакой мальчика, а Кох поторопился с выпуском вакцины и убил больше 20 человек, я расскажу в конце этой главы, а пока…

Поговорим о микрофлоре. Это понятие знакомо большинству людей, но вот-вот оно канет в лету. Уже сейчас понятно, что бактерии – это не растения. Теперь говорят: микробиом. Но, кроме понятийного ряда, в этой теме стремительно меняется вообще все. Раньше считали, что желудок стерилен (в советских учебниках медицинских вузов до сих пор содержится эта информация), теперь мир узнал о как минимум одной бактерии желудка – хеликобактер пилори. Раньше думали, что младенец получает свои бактерии только в момент появления на свет, а теперь есть предположения, что плод внутри утробы матери уже обсеменен некоторыми ее микроорганизмами.

Я к тому, что писать в книге о том, сколько на самом деле живет бактерий в нашем кишечнике, было бы не самым благоразумным решением. Ведь человеческое тело – еще менее изученный предмет, чем космос. Будут новые исследования – появятся новые данные. Да и вряд ли ты осознаешь эту цифру с огромным количеством нулей, как не осознаю ее и я. Проще сказать так: в нашем желудке, а затем в кишечнике существует целая планета, населенная множеством микросуществ. Причем чем ниже мы будем спускаться, тем с более многочисленными колониями встретимся. При этом стиль жизни бактерий внутри нас ничем не отличается от нашего – они трудятся, едят, регулярно ходят в туалет и стабильно размножаются. С одним значимым отличием: в геноме всех микробов твоего организма (если их сложить вместе) в 360 раз больше генов, чем твоих собственных. То есть функционал наших симбиотов (дружественных бактерий) огромен.

Есть ли у бактерий ретрит-центры, ищут ли они смысл жизни и пр. – об этом ни мне, ни ученым пока не известно. Но то, что ты носишь в своем животе около 2,5 кг постоянно трудящегося микромира – абсолютный факт. Причем это количество не зависит от твоего веса. А вот вес зачастую зависит от состава микробиоты. Так, ученые пронаблюдали, что при ожирении возрастает число фурмикутов, а вот бактероиды сдают позиции. То есть количественно ничего не меняется, но разнообразие микроорганизмов утрачивается. На этом я еще остановлюсь подробнее, а сейчас хочу рассказать о том, почему от деятельности микробиоты на фоне неправильного питания чаще всего вздувается именно низ живота.

Ты же помнишь, как устроен кишечник? Тонкий кишечник плотно уложен как свернутый водопроводный шланг и напоминает извилины головного мозга, а толстый кишечник заключает этот участок кишок в почти прямоугольную раму, пока не спускается прямой кишкой в область малого таза.

В прошлой главе мы остановились на обсуждении анатомии и физиологии двенадцатиперстной кишки. Но это самое начало кишечника, а как он устроен дальше?

Дело в том, что органы в нашем теле не уложены словно картофель в мешке, как может показаться, если рассматривать анатомические картинки. При анатомировании для лучшего обзора удаляется париен, тальная брюшина, а иногда и висцеральная брюшина – это листки соединительной ткани, которые создают границы органов и всей брюшной полости.

СПРАВКА

Запомни: все, что я буду называть висцеральным (visceralis – «внутренностный») будет так или иначе связано с внутренними органами. Будь то висцеральная брюшина, висцеральное ожирение или висцеральный массаж.

Брюшина имеет свои точки крепления: в районе грудобрюшной диафрагмы (нашей главной мышцы вдоха), забрюшинной клетчатки и передней стенки живота (а именно самой глубокой его мышцы – поперечной).

И здесь сами собой всплывают ответы на вопросы.

1. Почему от тренированности тела может зависеть здоровье внутренних органов?

2. Почему техники дыхания всегда были частью систем оздоровления?

3. Почему опущение внутренних органов – это следствие запущенных нарушений осанки?

Словно плотной паутиной, внутренние органы оплетены брюшиной сами и соединены ею с глубокими мышцами живота и спины, а их движение запускается глубоким размеренным дыханием.

В идеале у тебя должны быть крепкие мышцы живота, спины и тазового дна, а также правильно функционирующая грудобрюшная диафрагма, чтобы органы получали питание, в них не застаивались отработанные вещества и внутрибрюшное давление не поднималось выше 5 мм рт. ст.

При чем тут давление? Поясню: если животик повис, а укреплением тазовой диафрагмы ты и не думала заниматься, или, например, ты любишь слишком тугие в талии джинсы или ремни, то на клапан, который отделяет содержимое тонкого кишечника от толстого (илеоцекальный) может оказываться избыточное давление.

Это механический путь попадания микроорганизмов в тонкую кишку. Как и другой, проистекающий отсюда: если ты дышишь поверхностно, кишечник нормально не кровообращается и копит всякий мусор. Но есть еще и химический: когда клапаны не работают рецепторно из-за нарушенного рН-баланса.

Мы уже обсудили в предыдущей главе, что в твоем желудке должна быть очень кислая среда, когда туда попадает пища, а в первом отделе тонкого кишечника – двенадцатиперстной кишке – наоборот, очень щелочная благодаря поступлению желчи. Именно так открывается ларчик, читай: клапан, который, как лакмусовая бумажка, определил рН и либо открылся, либо ждет. Если же в желудке не кисло, а желчь нормально не оттекает, то клапаны буквально ломаются и либо не закрываются плотно, либо открываются только в случае сильного механического давления.

Представим бактерий, которые в здоровом организме хорошо знают свое место. Одним приятно работать в толстой кишке, где пища уже мало похожа на то, что мы положили себе в рот; другим уютно этажом выше, где пока еще много работы с химусом – пищевым комком, из которого нужно извлечь белки, жиры, углеводы, а также витамины и минералы, а каким-то из них даже создать, например, витамин В12 и витамин К. Но вдруг ворота крепости распахиваются и под давлением в нее влетают соседи – как правило, те микроорганизмы, которые живут в просвете толстого кишечника. А ведь это чаще всего не только наши друзья, которые питаются непереваренными пищевыми волокнами (клетчаткой) и служат добрую службу, но и условно-патогенные микроорганизмы, которые при определенных условиях вызывают воспаление, а едят преимущественно сахара. Тут, в тонкой кишке, все они лишние. Сейчас это явление названо синдромом избыточного бактериального роста (СИБР), но раньше оперировали более понятным в массах – дисбактериоз.

Что касается вздутия живота, по-иному – метеоризма, а еще понятнее – пуков, то это тоже работа бактерий. Если «сбоит» симбиотная микробиота в толстом кишечнике, то газы выделяются в ответ на клетчатку, а если в тонком кишечнике разрослась патогенная и условно-патогенная микробиота, то – чуть ли не на все. И если газы в толстой кишке почти без запаха и легко выходят при скоплении, то в тонкой кишке (которая, напоминаю, уложена зигзагами) этот процесс проблематичен, поэтому создается ощущение распирания, тяжести и боли.