Боги небесные, как же она прекрасна! Я мог бы вечность лежать здесь и просто смотреть на нее, на каждое мельчайшее движение, что она делает. Наклон ее головы, напряжение в челюсти, когда она сглатывает, движение ее груди, когда она делает вдох. Хотя я недолго смог бы просто смотреть; вскоре меня обуяли бы другие желания, та потребность впихнуть как можно больше радости в то немногое время, что у нас осталось.

Но желудок Фэрейн снова урчит, а ее взгляд устремляется к блюду с едой.

– Постой, – говорю я, поспешно вставая на ноги. – Позволь мне. – И не подумав прикрыться, я пересекаю комнату и иду за блюдом. Подняв крышку, я открываю россыпь фруктов, грибов и маленькую буханку хлеба. Еду, которую я насобирал на кухне, получив заверения кухарки, что ее привезли из Гаварии, дабы усладить язык моей человеческой невесты.

Я возвращаюсь к коврику со своими подношениями. К моему огромному разочарованию, Фэрейн снова надела то красное платье, что я сорвал с нее. Вся шнуровка разорвана и болтается спереди, а лиф лишь частично прикрывает ее прелестную грудь. По крайней мере, мне даровано это благословение.

– Спасибо, – говорит она, когда я ставлю блюдо на коврик перед ней. Она оглядывает еду. – Ты очень внимателен. Знаю, ты, должно быть, был ужасно занят весь день.

– Сильнее, чем ты можешь себе вообразить, – я вновь вытягиваюсь рядом с ней на ковре, опираясь на локоть. – Но ты никогда не покидала моих мыслей. Мне чудом удавалось не броситься к тебе всякий раз, как у меня случалась передышка.

Она кусает гриб и мягкий хлеб, затем жует, закрыв глаза.

– Тебе нравится? – спрашиваю я.

Она кивает, но словно бы слегка давится тем, что у нее во рту.

– Прости, – говорит она. – Очень вкусно, и я умираю от голода, просто… ну, мое тело, похоже, больше не знает, что с этим делать.

– Потребуется время, чтобы заново всему научиться, – я протягиваю руку, нежно провожу пальцем по изгибу ее челюсти. – И чтобы научиться новому – тоже.

Услышав это, она улыбается, ловит мою ладонь и прижимает ее к своей щеке. Этого жеста почти достаточно, чтобы я отшвырнул блюдо прочь и сделал все, что в моих силах, дабы вновь пробудить в ней другой голод. Но это было бы эгоистично. Она измотана. И она мне уже так много отдала. Отныне ее потребности должны стоять в моем сердце на первом месте.

Поэтому я сдерживаю свою похоть. Фэрейн же в этот момент целует мою ладонь, а затем возвращается к еде. Сделав еще несколько глотков, она тихо спрашивает:

– А что стало с теми воггами? Насколько… насколько большой урон они нанесли?

Я морщусь и отворачиваюсь. Ей незачем знать все, что я видел и слышал, с чем столкнулся в тот день. Столько смерти и разрушений. Столько страха. А хуже всего этого – та безнадежность, что пронизывает сердце Подземного Королевства. Мифанар всегда был оплотом силы, которая умело противостояла врагам или угрозам. Куда обратиться трольдам, если монстры с такой легкостью вторгаются в их величайший город?

– Могло быть гораздо хуже, – говорю я, понизив голос. – Потери могли быть куда больше, если бы не ты.

Фэрейн содрогается и откладывает в сторону то, что осталось от еды. Я тянусь к ней и беру ее за руку.

– Фэрейн? Любовь моя, что не так?

Она качает головой. Мне хочется надавить на нее, побудить рассказать о своих тревогах, но не против ее воли. Я прикусываю язык в ожидании, а она тем временем прикасается к своему висящему на цепочке хрустальному кулону, привлекая к нему внимание. Глубоко в центре него есть пятно. Я хмурю лоб.

– Это было там раньше? – спрашиваю я.

– Что? – она поднимает глаза в удивлении.

– Это, – я показываю пальцем. – Эта тьма.

– В моем кристалле? Нет. – Она хмурится, опуская взгляд на камень, ее губы стягиваются в задумчивую линию. – Он словно бы затуманился. Не понимаю почему.

Вместо ответа я сажусь и тянусь к своим штанам, небрежно отброшенным в сторону в пылу страсти. Запустив руку в карман, я обхватываю пальцами острые грани кристалла и протягиваю его Фэрейн для осмотра. Поразившись увиденному, она моргает, а затем подбирает его своей изящной ладошкой.

– Где ты его взял? – наконец спрашивает она, поднимая на меня взгляд.

Мне не хочется упоминать Мэйлин. Не могу понять почему, но какой-то инстинкт подсказывает мне, что лучше держать Фэрейн и ту ведьму, что является моей матерью, как можно дальше друг от друга.

– Он из того пруда, – отвечаю я правдиво, пускай и отчасти. – Священного пруда, в котором к тебе вернулась жизнь. Я полагаю, что это – знак от богов.

– Что ты имеешь в виду?

Я подаюсь вперед, убирая ладонью волосы с лица. Последнее, чего мне хочется, это обременять Фэрейн. Не сейчас, пока она еще слишком слаба. Но я не могу скрывать это от нее.

– Весьма вероятно, что, когда цена за твою жизнь будет уплачена, тьма в кристалле развеется.

Ее глаза округляются.

– Что за цена, Фор?

– Цена – это жизнь.

Она смотрит на меня, и ее взгляд медленно заполняется ужасом. Затем она спрашивает обвиняющим тоном:

– Твоя жизнь?

Я потираю рукой загривок.

– Ну, да. Полагаю, что так. – Ее взгляд такой раскаленный, такой яростный, что я едва осмеливаюсь посмотреть на нее в ответ. – Я предложил свою жизнь в обмен на твою. По правде говоря, я не ожидал, что выйду из тех вод живым.

Позабыв об остатках еды, Фэрейн встает, опрокидывая тарелку. Мгновение она смотрит на меня сверху вниз, крепко сжимая в кулаке кристалл Мэйлин. Затем она резко разворачивается и шагает к окну.

– Фэрейн? – окликаю я ее. Она не отвечает. Она стоит там – силуэт, очерченный мягким сиянием сумрачья, тень без определенных черт. Внезапно ее плечи вздрагивают. Судорожный вдох переходит во всхлип.

В ту же секунду я вскакиваю на ноги и иду к ней через всю комнату. Я обхватываю ее руками, прижимаю спиной к себе и утыкаюсь носом в ее прелестные золотые волосы.

– Фэрейн, любовь моя, оно того стоило. Вернуть тебя – стоило всякого риска. Даже призрачный шанс спасти тебя заставил бы меня пойти на куда большее, чем это!

Она мотает головой и несколько раз пытается заговорить, пока не выдавливает из себя:

– Сколько у нас осталось? Ты знаешь?

– Я ничего не знаю. Это все для меня в новинку.

Развернувшись в моих объятиях, она поднимает на меня взгляд. В ее странных глазах сияют слезы, они блестят на ее щеках.

– Быть может, умру я, – шепчет она. – Может, боги лишь одолжили мне немного времени.

– Нет! – Внутри меня вскипает гнев, словно нарастающее давление внутри готового вулкана. – Этого не может быть. Я заключил сделку на твою жизнь. Не на несколько дней, а на целую жизнь, что ты проживешь. На меньшее я не соглашусь.

Она запрокидывает голову, приоткрыв губы.

– Фор, – мягко произносит она, – кто мы такие, чтобы чего-то требовать от богов?

Она права. У меня нет слов, мне нечем ей возразить. Но в сердце своем я противлюсь. Я бросаю вызов самим богам: пусть только попробуют забрать ее у меня.

Вместо слов я наклоняю голову и ловлю ее губы своими. Я позволяю пламени моей страсти смести все слова, все страхи, все протесты. И когда она поддается мне, когда в ее теле вновь разгорается желание, мы забываем обо всем остальном и позволяем этому миру, как и всем прочим, попросту раствориться.

Глава 5. Фэрейн

Когда я просыпаюсь с разгорающимися огнями мерцания, Фора уже нет рядом.

Прошлой ночью мы все-таки добрались до постели. И даже спали. Но ни на миг не переставали обнимать друг друга. Когда мы не занимались любовью, мы просто молча лежали, целуясь и обнимаясь. Мы просто существовали в этом моменте. Как будто мы могли каким-то образом заставить эту ночь длиться вечно. Как будто могли втиснуть целую жизнь любви в эти несколько слишком кратких часов.

Но в конце концов мы заснули. А теперь, когда я открыла глаза и повернулась к пустому месту рядом с собой на кровати, меня заполняет ужасающая боль потери. Должно быть, он ушел очень тихо, зная, как я измотана; внимательный и заботливый, как и всегда. Мне жаль, что он это сделал. Жаль, что он не разбудил меня своим поцелуем, не шепнул еще раз, что любит меня. Пусть даже я, вероятно, не отпустила бы его, поступи он так.

Я потягиваюсь своими голыми конечностями, у меня всё еще всё болит после испытания смертью и воскрешением, но я чувствую, что сил прибавилось. Открыв свою душу Фору и впустив в себя его эмоции, я чудесным образом поспособствовала своему исцелению. Голову заполняют воспоминания о проведенном вместе времени. Может, неправильно думать о таком после всего, что случилось? Все эти жизни, столь жестоко оборванные… и все же каким-то образом, среди смерти и разрушений, мы с Фором сумели отыскать что-то прекрасное. Если не поощрять красоту там, где можно, не питать ее и не помогать ей расти, то зачем вообще жить? Зачем бороться?

Мое тело все еще теплое и поет во всех тех местах, которые прошлой ночью исследовали губы, руки и язык Фора. Я чувствую себя обновленной – и не только из-за того удовольствия, что он пробудил во мне, пускай это и было воистину чудесно. Но это еще не все. Связь между нашими душами зажгла во мне какой-то свет.

Моя улыбка вдруг меркнет, теплое сияние в груди отчасти тускнеет. Он все равно не желает окончательно заключать наш брак. Конечно же, я знаю почему. Я понимаю причины и положение вещей, всё, что будет означать завершение брачного ритуала. Я не могу винить его за этот выбор, за то, что он сдерживается, не позволяя себе угодить в опасную ловушку, расставленную моим отцом. Но смогу ли я довольствоваться тем, что у нас есть? Зная, что наш брак не будет считаться законным в глазах моего народа, да и его собственного? Маленькая часть меня возмущена тем, как все это неправильно. А еще есть печаль от осознания того, что покуда все остается как есть, мы не сумеем выстроить совместную жизнь. Только любовь.

Хватит ли мне этой любви? Хватит ли Фора?

Одолеваемая этими вопросами, я встаю с постели и горестно улыбаюсь, глядя на платье, лоскутья которого разбросаны по всей комнате. Когда Фор срывал его с меня во второй раз, он убедился, что снова я его не надену. Остаток ночи мы провели, сплетаясь друг с другом, прижимаясь обнаженной плотью к плоти. Слов не хватит, чтобы выразить, насколько правильным это ощущалось. Я больше не чувствовала себя голой рядом с ним. Я чувствовала себя целой.

А теперь его нет. И мне холодно. Поэтому я направляюсь к гардеробу на другом конце комнаты и достаю платье в трольдском стиле, пошитое по человеческим пропорциям. Оно насыщенного синего цвета, отделано по кайме самоцветами, горящими живым огнем. В моем мире такое стоило бы целое состояние. Я надеваю его и как раз заканчиваю закреплять шнуровку под мышкой, как вдруг раздается стук в дверь.

– Войдите, – говорю я, оборачиваясь.

Дверь открывается. Входит Хэйл, держа в руках накрытое блюдо, совсем как то, что Фор приносил прошлым вечером.

– От короля, – говорит она, голос у нее глухой и глубокий. – Он распорядился, что вы должны сегодня поесть, иначе полетят головы.

– Ох. Спасибо. – Я сажусь у небольшого стола в центре комнаты. Его поверхность покрыта выбоинами от камней, обвалившихся в прошлые толчки, но он все еще вполне пригоден. Хэйл ставит передо мной блюдо и поднимает крышку, под которой обнаруживается еще одна порция человеческой еды, приготовленной специально для меня. Я открываю рот, собираясь спросить Хэйл о Йирт, моей горничной. Однако что-то в ее лице заставляет меня передумать. Я по привычке пытаюсь дотянуться до нее, коснуться ее чувств, но лишь затем, чтобы вспомнить, что больше этого не могу. Прошлой ночью, когда мы с Фором лежали в объятиях друг друга под светом мерцания, я начала было верить, что мой божественный дар возвращается. Но похоже, что я ошибалась. Ничего нет.