Не успела я уточнить, что он имеет в виду, как заметила знакомого человека, бредущего по полю.

Култи.

Сглотнув, я почесала бровь и ткнула большим пальцем за плечо.

– Пойду я.

Мой давний тренер согласно кивнул.

И я сбежала к чертям собачьим.

По крайней мере, попыталась, но по пути к команде зачем-то обернулась через плечо.

Глаза цвета мшистого янтаря, которые все детство наблюдали за мной со стен спальни, смотрели прямо на меня. На. Меня. Не сквозь меня, не поверх меня. Просто на меня.

И хотя лицо его ничего не выражало, взгляд был пристальным, цепким. Я такой уже видела. Такой взгляд у Култи проскальзывает во время игры, когда он в шаге от срыва.

И вообще, он… срет.

Расправив плечи и сделав глубокий вздох, я спокойно на него посмотрела.

Разве я плохо поступила? Нет.

Я подобрала практически незнакомого пьяного человека, оплатила ему номер в гостинице, отвезла, оставила деньги на такси и записку. Чего еще ему нужно? Я никому ничего не сказала и не скажу. Даже Дженни.

Так, ладно, как минимум последнее он не знал.

Я отвела взгляд, мысленно напомнив себе, что не сделала ничего плохого. Помогла как могла. Я ведь не виновата, что он проспал. Все равно уже ничего не исправить, не могу же я отмотать время вспять. Может, стоило утром ему позвонить, но с ним же ничего не случилось.

«Держи себя в руках, Сэл. Думай о тренировке. Не беспокойся заранее о том, что еще не произошло».

Точно.

Я сосредоточилась на футболе.

И все было хорошо поначалу. Два часа спустя, под самый конец тренировки, мы с девочками отыграли короткий матч три на три и победили. Я дала им пять, задыхаясь и радостно ухмыляясь, мы перевели дух, и на этом нас отпустили.

Я успела собраться, дойти до машины, убрать вещи в багажник и вытянуть руки над головой, потягиваясь, как вдруг кто-то схватил меня за локоть.

И уж чего я точно не ожидала – так это обернуться и увидеть перед собой высокого загорелого шатена. Култи. Култи. Опять. Совсем близко. Вчерашний вечер вышел таким суматошным, что я заметила только размер и вес его тела. Зато сегодня… Передо мной стоял знаменитый, – но все еще способный какать, – немец в полосатой футболке лазурно-синего и очень нежного зеленого цвета, – как мне сказали, официально он назывался «морозной мятой», – и смотрел прямо на меня.

Я сглотнула.

И запаниковала. Достаточно сильно, пусть и умудрилась не выдать себя.

Фигня какая. Вообще ерунда. Он какает. Какает, какает, какает.

– Только попробуй разболтать кому-нибудь о вчерашнем, и пожалеешь, – раздался его низкий голос с жестким акцентом, такой тихий, что если бы я на него не смотрела, то и не подумала бы, что это произнес он. Но кто же еще?

Райнер Култи стоял возле моей отчаянно нуждающейся в мойке «Хонды» и… что?

– Э-э-э… что, прости? – спросила я медленно, осторожно. Обычно я не страдала слуховыми галлюцинациями.

– Если ты, – повторил он таким тоном, будто разговаривал с полной дурой, – расскажешь кому-нибудь о том, что вчера было, весь сезон проведешь на скамейке запасных.

Я могла по пальцам пересчитать, сколько раз попадала в неприятности по собственной дурости, если не считать желтые карточки за излишнюю грубость на поле.

Один раз во втором классе попалась за списыванием домашки.

Дважды врала родителям о том, где была.

Еще, конечно, влипла в национальной сборной, но там я никого не обманывала, просто сглупила.

Короче, суть в том, что я не любила нарочно расстраивать людей. Мне сразу становилось ужасно стыдно и плохо, и я это чувство искренне ненавидела. За всю жизнь меня неоднократно называли паинькой, потому что я предпочитала не лезть в неприятности. Мне и без этого было чем заняться. Грубая игра не считается – на поле все действовали одинаково и могли постоять за себя.

Поэтому подозрения Култи показались абсурдными, а как только удивление схлынуло, я разозлилась. Очень сильно, черт возьми, разозлилась. На скамейку меня отправит?

От негодования, клокочущего не хуже сраного вулкана Кракатау, сердце истошно заколотилось, а грудь сдавило.

Мне стало сложно дышать. Дыхание сбилось. Сбилось же?

Лицо пылало, а в горле встал ком.

На мгновение я забыла, кто передо мной.

Этого хватило, чтобы успеть сжать кулаки, в ярости вздернув подбородок, и выплюнуть:

– Ты… – Я даже не знала, что хотела сказать, потому что так – так! – разозлилась, что плохо соображала. Но когда уже дернулась врезать немцу по роже, то краем глаза заметила Гарднера и пару игроков, идущих к машинам.

И здравый смысл, пересиливший шепот, не дающий мне вырваться из этого забытья, велел подумать о том, что я делаю.

Воздуха не хватало, будто меня ударили под дых. На виске пульсировала вена. «Не надо. Не смей». Волосы на руках встали дыбом.

Я медленно опустила руку и захлопнула рот.

Не собираюсь пропускать сезон из-за этого урода.

Не собираюсь.

Желание послать его прямиком на хрен так и зудело, но я сдерживала его, медленно и неуклонно, хотя оно рвалось из меня барракудой, борющейся за жизнь. Но я справилась. Спрятала глубоко в сердце и заперла на замок.

Я не лишусь из-за него дела всей жизни.

Мне еще никогда не было так тяжело держать средние пальцы согнутыми, а колено – подальше от паховой области Култи, но в итоге я отвернулась и села в машину. Ничего не говоря, просто закрыла дверь, убедилась, что никого не задавлю, и выехала с парковки.

Не посмотрела даже в зеркало заднего вида. Слишком уж злилась.

И только на светофоре по моей щеке скатилась слеза. Всего одна. Как он мог угрожать мне после всего, что я сделала? Это не укладывалось в голове. Глубоко судорожно вздохнув, я решила, что не буду тратить на него свои слезы. Какая разница, что их вызвало: унижение, обида или просто-напросто злость. Меня не волновало его идиотское мнение. Я себя знала.

А Култи мог пойти соснуть член.

Чтоб он им подавился.

* * *

– Ты в порядке?

Я завязала узлом большой черный мешок, в который только что вытряхнула травосборник газонокосилки, кивнула и устало улыбнулась Марку.

– Да. А ты?

Он стянул с головы кепку и провел рукой по коротким черным волосам.

– Небольшое похмелье, но бывало и хуже. – Забросив мешок на плечо, он пошел за мной следом. – Как, эм, вчера все прошло? Нормально?

– Ага. Он был сегодня на тренировке, – ответила я так непринужденно, что можно сразу получать «Оскар». – Еще раз спасибо, что позвонил.

Пожав плечами и отмахнувшись, Марк подобрал с дорожки ручную косилку.

– Что он вообще забыл в баре? – тихо спросил он.

– Понятия не имею. – Он ничего не объяснил, только угрожал. Замечательно. – На мой взгляд, это полная тупость. Хорошо, что мы его оттуда забрали.

Загрузив инструменты в багажник и захлопнув крышку, Марк обернулся ко мне.

– Ты правильно поступила. Не волнуйся.

Резко захотелось рассказать ему, что Култи пригрозил выкинуть меня из основного состава, но я сдержалась. Это всего лишь слова, не больше. Я не собиралась паниковать из-за какого-то мудака.

А еще меня не покидало чувство, которое я категорически отказывалась признавать: что я снова расплачусь, если повторю его слова вслух. И только потому, что под рукой не оказалось ничего, что можно безопасно разбить, я не швырнула вещи о землю.

Я никогда ничего не била. Это совсем на меня не похоже. Я другой человек. Даже не верилось, что он способен вызвать во мне такие эмоции. Я не была ни вспыльчивой, ни эмоциональной. По крайней мере, сейчас.

Это все он виноват. Этот Култи.

– Саломея! Саломея Касильяс!

Я специально опустила голову пониже, чтобы слоняющиеся по полю журналисты не заметили меня за группой игроков, с которыми я направлялась на тренировку.

Мать вашу.

– Сэл!

Я остановилась, а Дженни фыркнула и прошла мимо. Предательница. Натянув вежливую улыбку, я обернулась к зовущей меня женщине. Та подбежала ко мне с диктофоном в руках и такой широкой улыбкой, что я засомневалась в ее искренности. Кто их там разберет?

– Здравствуйте, – поприветствовала я.

– Здравствуйте, спасибо, что остановились, – сказала она, откидывая с лица длинные волосы. – У вас не найдется для меня пары минут?

Мое «конечно» прозвучало на удивление убедительно. Если честно, я ничего не имела против самих СМИ, просто сама по себе была замкнутой и неловкой, поскольку понимала, что все мои слова будут записаны и использованы против меня. Наверняка.

Широко улыбнувшись, она показала мне диктофон.

– Не против, если я буду записывать? – Я кивнула. – Отлично, еще раз спасибо. Меня зовут Кларисса Оуэнс, я работаю на «Светскую Джейн».

Я слышала об их сайте. Ладно, не самый худший вариант.

– Скажите, каково это – работать с одним из самых сексуальных мужчин в мире?

И-и-и-и понеслась. Снова в окопы, а вокруг дым и пламя, пламя и дым.

Я медленно моргнула.

– Вы про тренера Култи? – Сомневаюсь, что женщин заинтересовал бы Гарднер. Он был красивым мужчиной, пусть и не вписывался в стандартный шаблон. Лично мне нравились его седеющие волосы и классические черты лица. К тому же он в отличной форме и задница у него что надо.

Но…

Кларисса Оуэнс очень по-девичьи рассмеялась.

– Вы прекрасно знаете, о ком я, глупышка. Конечно, Райнер Култи. Каково это – тренироваться под началом одного из самых сексуальных спортсменов планеты?

Из последних сил сдерживая желание возвести глаза к небу и взмолиться о божественном вмешательстве, я захлопала ртом, словно пытаясь магически заполнить затянувшуюся тишину.

– Э-э-э… ну. Он один из лучших футболистов современности, и он нас тренирует. Это довольно классно.

– Не сомневаюсь, – сказала она. – Расскажите, что он предпочитает: боксеры или брифы?

А я-то откуда должна была знать?

– Я… понятия не имею, но надеюсь, что под формой у него что-нибудь есть.

– Что вы можете рассказать о его интересах?

– Мне кажется, у него один интерес – победа.

Мисс Оуэнс бросила на меня раздосадованный взгляд.

– У него есть девушка?

Я захлопала глазами и обернулась через плечо, чтобы убедиться, что она надо мной не издевается. Потом снова повернулась к ней и похлопала глазами еще немного.

– Вы шутите?

– Нет.

– Точно?

– Да.

Не сразу, но я взялась себя в руки.

– Култи – мой тренер. Он лучший футболист во всем Хьюстоне, даже во всем Техасе, и нам очень с ним повезло. – Он, конечно, ничего не делал, но зачем рушить человеческие ожидания? – Я, как и вся команда, уважаю его за спортивные достижения. Но его личная жизнь – его дело, и я не знаю, чем он занимается в свободное время, простите.

– А. Ну ладно… Можете поделиться чем-нибудь новым, чего не знает общественность?

Что он оказался именно таким мудаком, каким его малевали? Или что он не мог даже поблагодарить человека, который забрал его из бара, пьяного в дупель? Я постаралась, чтобы эти мысли не отразились у меня на лице, и пожала плечами. Женщина передо мной просто выполняла свою работу. Она не виновата, что людей интересовали такие вещи.

– Простите, не могу. Правда. Он как-то раз пришел в фиолетовых носках. Больше я ничего не знаю. – Жалкая мелочь, но других сенсаций у меня нет. А фиолетовые носки он правда носил, это факт.

Она бросила на меня красноречивый взгляд: явно надеялась на что-то другое, но поняла, что от меня ничего не добьется. Увы и ах, она не знала, что никто не поделится с ней сочными сплетнями. С немцем никто не общался, разве что Грейс, и то не факт. По крайней мере, только с ней он иногда разговаривал, но Грейс в целом была слишком серьезным профессионалом, чтобы сливать информацию прессе.

Распрощавшись, мы обе отправились по своим делам.