– Да что? И так все знают!

Я кидаю рюкзак на пол и сажусь с девчонками, пристроив локти на спинку стула.

Интересуюсь, закатив глаза:

– Ну, что такое?

– Ой, не делай вид, что тебе не интересно!

– Просто бесит, что вокруг них такой ажиотаж.

Яна цокает и качает головой. Толкает меня в плечо:

– Зай, тебе по статусу не положено, мы поняли. Но ты только представь, они человека пырнули!

Вздохнув, я начинаю:

– Да откуда вы…

– Инфа сотка! – перебивает Ира. – А еще знаешь что? Говорят, рынок год назад из-за них горел!

– Какой рынок? – спрашиваю рассеянно, листая в телефоне ленту новостей.

– Ну наш. Ярмарка около парка.

Закусив губу, киваю в знак согласия. Ярмарка выходного дня и правда горела, и слухи ходили на этот счет странные. Ковыряя пальцем парту, перевожу взгляд за окно. Если верить всему, что говорят об этих двоих, то выходит, что учиться мы будем с настоящими демонами. Совершенно непонятно, почему они до сих пор ходят в школу, а не сидят где-то в местах, не столь отдаленных. Или не варятся в адских котлах.

– Короче, я вчера не выдержала, кинула одному из них заявку, – тараторит тем временем Яна.

– Какую?

– Ну в друзья!

Я снова вздыхаю и верчу в воздухе раскрытой ладонью:

– Мы же так и не разобрались, их это профили или нет. На аватарках вообще ничего не видно.

– А чьи еще? Маш, опять окно открывать придется, душнишь невероятно.

Прикусив язык, я тут же беспечно смеюсь.

– Ладно, сорри, девчонки. Конечно, мне тоже капец как любопытно, – перехожу с веселого тона на заговорщицкий, – только не рассказывайте…

– Доброе утро, мой любимый класс, – перебивает нас историчка.

Размашистым шагом она пересекает помещение, кидает на стол рюкзак и сдувает с лица темную челку.

Мы здороваемся и довольно бодро расходимся по своим местам. Алевтина Борисовна крутая и, несмотря на молодой возраст, каким-то образом заполучила и наше доверие, и уважение. Лучшего классного руководителя нет ни у кого.

Историчка роется в своем рюкзаке, достает учебники и пособия, рассеяно ведет рукой по короткому ежику волос от шеи до затылка.

Говорит:

– Господи, где оставила-то?

– Очки? – уточняет Сема Аверин. – У вас на лбу.

Алевтина Борисовна обеими руками обшаривает свою голову, уже в том месте, где темные пряди длинные и лежат в идеальном порядке.

Смеется и восклицает:

– Супер! Вот это я растяпа. Ладно, приступим.

Глядя на то, как она резкими движениями перекладывает на столе свои вещи и открывает ноутбук, улыбаюсь. Потом подпираю подбородок ладонью и скучающим взглядом утыкаюсь в учебник. Сейчас будет маленький тест, всего на пять вопросов, так классная держит нас в тонусе. И все равно я их не люблю, хоть проверка безобидная, а моя память позволяет мне вообще не напрягаться. Не эйдетическая, конечно, и это даже не гипертимезия, но термины и большие объемы текста, как вы понимаете, даются мне очень легко. Отдельная гордость моего отца.

Беру распечатанный лист из рук исторички и тут же вписываю первый правильный ответ. Она всегда делает шесть разных вариантов, чтобы у нас не было возможности списать, но Яна все равно оборачивается ко мне с парты впереди и умоляюще сдвигает брови.

– Сокольская, – тут же говорит историчка, – а ну обратно к себе. Вот знаете же, что не подсмотреть ни у кого, а все равно начинаете эти свои кручения-верчения.

Развожу руками и пожимаю плечами. Девчонки знают, что я всегда помогаю, если есть возможность, но историчка реально держит руку на пульсе, при том очень крепко.

Тут дверь класса открывается широко и решительно. На пороге стоят два парня. Они, без шуток, одинаковые.

Мы знали, что к нам переходят два брата, предполагали, что они могут быть двойняшками, но…

Приоткрыв рот, смотрю на новеньких. Они полностью в черном – в джинсах, футболках и накинутых сверху рубашках. Темно-русые волосы лежат в таком идеальном беспорядке, на который, по ощущениям, было потрачено очень много времени. На двоих у них проколоты четыре уха и два крыла носа. Сияя похожими наглыми улыбками, они даже стоят зеркально друг другу.

Сраженные тяжелой аурой этих парней и флером слухов, которыми они обросли, мы молчим всем классом.

А потом один из них, тот, что ближе к партам, поворачивается и смотрит прямо на меня.

Бам.

От его карих глаз ко мне будто тянется какая-то незримая нить, и я вязну в этой сцепке, как в болоте, отстраненно ощущая, что моя сердечная мышца сходит с ума от аритмии.

Я точно помню, что это патологическое состояние, при котором нарушается частота сердцебиения, ритм и последовательность сокращения сердца. Все признаки в наличии.

– Е-мое, – говорит историчка озадаченно и снова проходится ладонью по коротким волосам на шее, – как же я вас отличу?

– Разные способы есть, – ухмыляется новенький, наконец отводя от меня взгляд, – можем поближе познакомиться.

От нахального тона Алевтина Борисовна не теряется ни на секунду. Улыбается и широким шагом устремляется к моей парте, от чего я оказываюсь как раз посередине их диалога. Классная слева, новенькие справа, а я, сцепив между собой подрагивающие пальцы, прямо в центре.

– Давайте, – голос ее звучит мелодично, но строго, – Алевтина Борисовна, учитель истории, ваш классный руководитель. Ценю субординацию, всегда защищаю своих и терпеть не могу придурков. Представитесь?

– Если вы классный руководитель, должны быть в курсе, – отзывается второй брат-близнец.

– Даю вам возможность проявить вежливость.

Пару секунд парни смотрят на историчку, не мигая. Потом коротко переглядываются и улыбаются так, будто только что обсудили между собой какой-то прикол. Разными уголками губ, но тем не менее – одинаково.

И тот, что стоит ближе, и по какой-то причине заставил мой организм только что пережить сильнейший стресс, говорит:

– Гордей Наумов.

– Ефим Наумов, – подхватывает его брат и добавляет, – ценим красивых девчонок и моменты, когда мяч прямо в кольцо идет, но своих тоже всегда защищаем.

– А субординация хрень собачья.

– Даже с тренером? – интересуется историчка, пропустив мимо лексику, но схватившись за деталь, которая, видимо, кажется ей важной.

Братья усмехаются, снова переглянувшись, и Гордей ленивым движением закатывает рукава на своей рубашке.

Уставившись на его руку, всю изрисованную мелкими татуировками, мимо которых вьется крупная детально прорисованная змея, почти не слышу, о чем говорят рядом со мной. Почему-то мне кажется, что если прямо сейчас не отведу глаза, то увижу, как она медленно двинется по коже Наумова, бликуя чешуей.

Моргаю и снова смотрю на свои переплетенные пальцы. Дрожь потихоньку сходит, и я успокаиваюсь. Не знаю, что это было, и знать не хочу. Как сказала Сокольская, мне по статусу не положено.

Когда поднимаю голову, историчка и братья Наумовы выглядят довольными друг другом. Алевтина Борисовна указывает мне за спину своими же очками и говорит:

– Пока садитесь сюда, за Машей Гордеевой.

Братья издают два характерных смешка, и Ефим говорит, усаживаясь на свое место:

– Смотри-ка, Гордый, у тебя тут даже своя Маша есть.

– Маша-а-а, – тихо тянет его брат, – мы твои медведи.

Передернув плечами, поджимаю губы. От звука его голоса по плечам рассыпаются колючие мурашки, и меня начинает это злить. Накидываю на себя рубашку и чуть поворачиваюсь вбок, чтобы бросить пренебрежительно:

– Цирковые, надеюсь? На велике кататься умеете?

– Я тебя прокачу, не сомневайся, – Гордей переходит на хриплый шепот, и они с братом заходятся громким смехом.

– Наумовы, – высекает наша классная строго, – первое предупреждение.

Закусив губу, раздраженно отвечаю на оставшиеся вопросы теста. Не люблю, когда так нахально ведут себя при учителях, особенно если это Алевтина Борисовна. Чувствую себя некомфортно. Ну, зато теперь вообще не удивляюсь сплетням о том, что они что-то там подожгли или кого-то порезали.

Твердо решив держаться подальше от обоих, остаток урока я на их провокационные реплики не реагирую. К тому же им хватает всего двух замечаний от исторички, чтобы заткнуться. Даже такие идиоты со скрипом, но принимают ее авторитет.

Глава 3

Маша

Когда звенит звонок, я стараюсь собраться максимально быстро, но на выходе меня останавливает голос учителя.

Замираю, услышав свою фамилию и поворачиваюсь к ней.

– После уроков зайди ко мне.

Пожевав губу, согласно киваю и все же решаюсь уточнить:

– А насчет чего?

Классная подходит ближе и говорит уже значительно тише:

– Насчет физкультуры.

– Папа звонил?

– Маш, просто зайди. Обсудим.

– Ладно, – вздыхаю и улыбаюсь ей.

Знаю, что она на моей стороне, но о чем там можно разговаривать, я понятия не имею. У меня выходит чистая, абсолютно заслуженная тройка. Единственная в моем аттестате. Классно, да?

Заталкиваю в рюкзак учебник и иду на выход, стараясь не смотреть в сторону новеньких. Один из них пялится на меня, и я почти физически ощущаю, как его взгляд блуждает по моему телу. Не потому, что это неприятно. Просто странно на уровне ощущений.

К тому же теперь я не понимаю, кто именно из двоих смотрит, они же одинаковые.

Проходя мимо, слышу:

– Рыженьких у тебя еще не было.

– И не будет, – огрызаюсь на ходу, даже не поворачивая головы.

Пока братья провожают меня громким смехом, выскакиваю за дверь и наконец вижу его. Своего парня.

– Слава! – выдыхаю радостно.

Стараясь не бежать, быстрым шагом приближаюсь к нему и утыкаюсь носом в его плечо, пока он крепко меня обнимает.

Смеется приглушенно, спрашивает:

– Соскучилась, малышка?

Киваю и поднимаю голову навстречу его поцелую. Слава целует сразу с языком, хоть и знает, что я это не люблю. Неловко, что все вокруг это видят, и к ощущениям я пока не привыкла, но отзываюсь послушно, чтобы не ругаться.

Сзади раздается тихий свист, и один из Наумовых говорит:

– Гордый, а она занята. По ходу реально не будет.

– Посмотрим, – насмешливо отвечает второй.

Слава отстраняется от меня, чтобы посмотреть на новеньких. Убирает свои длинные светлые волосы назад и уточняет:

– Это кто?

Я почему-то торможу. Оглядываюсь назад, будто бы проверяя, о ком именно он спрашивает. Скольжу взглядом по обоим братьям, отмечая, что их улыбки становятся вызывающими, а позы – напряженными. А еще теперь вижу, насколько они оба высокие. Намного выше меня, и даже значительно выше моего парня.

– Новенькие, – вдруг приходит мне на помощь Яна.

Сокольская чмокает Славу в щеку и доверительно понижает голос до свистящего шепота:

– Помнишь, которые в автобусе человека пырнули.

Я смотрю на своего парня и успеваю заметить странную эмоцию на его лице. Сказала бы, что это похоже на страх, но Слава Ковалев ведь никого не боится, разве нет?

– Нет, подзабыл, – фыркает он, – не такая уж важная инфа.

И тут же отворачивается, увлекая меня дальше по коридору. Я улыбаюсь и спешу за ним. От этих слухов вся школа гудела, вряд ли он забыл, но очень круто дал понять, что парни его не интересуют. Бросаю восторженный взгляд на Ковалева. Всегда хотела так же быстро и точно находить правильные реплики в спорах. Но у Славы мозг иначе заточен, он стендап-комик, и импровизирует просто виртуозно.

Когда доходим до подсобки, он вталкивает меня внутрь и тут же прижимает к стене, глубоко целуя. Закидываю руки ему на шею и автоматически принимаю весь его напор. Но когда Ковалев запускает руки под ткань моего топа, я пытаюсь увернуться и бормочу:

– Слав…Слава, стой.

– Малышка, ну что такое? – он прислоняется своим лбом к моему и тяжело дышит. – Что не так?

– Мы же в школе.