– Моя ты отличница, – смеется он тихо и целует меня в губы, коротко, но крепко.

– Лиана делает все, чтобы я не была отличницей, – бормочу тихо, поправляя одежду.

– Кто?

– Лиана.

– Забей, Маш, у нее климакс шарахнул, наверно, ее просто бесят девочки, – Слава смеется, а потом вдруг достает телефон и открывает заметки, – это, кстати, может быть забавно.

– Ковалев, блин! Можешь хоть раз серьезно выслушать?

Он дописывает предложение, блокирует экран телефона и берет меня за лицо, прижимая волосы к щекам:

– Я серьезен! Я су-у-упер серьезен, Маш! Через две недели у меня родители уезжают, сможешь остаться у меня?

Застываю, глядя в его светло-голубые глаза. Концентрируясь на зрачках, проваливаюсь в пучину противоречивых эмоций. В третий раз отказаться я уже не могу, он точно меня бросит. Соврать родителям? Они уже отпускали меня на ночевку к Ире. И так ли важно это все, если я еще не решила, готова ли. Мы встречаемся всего три месяца. Я люблю Славу, но его настойчивость меня немного… отпугивает..

– Останусь, – отвечаю едва слышно.

Просто не могу иначе. Знаю, что он ждет от меня именно этого. Разве я могу отказать?

Ковалев улыбается, снова целует меня, а потом отступает назад и говорит:

– Беги, малышка.

Тыльной стороной ладони вытираю губы и берусь за ручку двери.

– Маш!

– А? – оборачиваюсь, когда уже видна полоска света из коридора.

– Новенькие норм? Не пугают тебя?

Растягиваю губы в улыбке и качаю головой:

– Нет. Совсем нет.

И выхожу, не желая признаваться в том, что меня гораздо больше пугает перспектива провести со своим парнем ночь.

Глава 4

Маша

Забегаю в туалет, чтобы проверить макияж и заново накраситься прозрачным блеском. Потом салфеткой вытираю губы и наношу малиновый тинт. Не хочу, чтобы было видно, что я целовалась, поэтому скрываю все ярким цветом.

Когда подхожу к кабинету математики, Ира хватает меня за локоть и отводит к окну:

– Сосались?

– Блин, Карпова! – шиплю уязвленно, стреляя глазами по сторонам.

Подруга только смеется:

– Ты всегда потом губы красишь, я тебя уже знаю.

– Наша умняшечка врать не умеет, – радостно подключается Яна.

– Девчонки, ну хорош.

– Это Ковалев твой хорош, – кривляется Ира, но потом сдается и понижает голос, – ничего про новеньких не сказал?

– А должен был?

Она пожимает плечами:

– Не знаю, мне показалось, он все слышал.

– Что «все»?

– Ой, Маш!

Я подаюсь назад и прислоняюсь бедром к подоконнику. Складываю руки на груди и смотрю за окно. На улице стоят Наумовы и курят одну электронную сигарету на двоих. Рукава рубашек закатаны, и я вижу, что одна рука у обоих чистая, а вторая покрыта татуировками. Интересно, как им разрешили? С другой стороны, если они такие… ну, как о них говорят, то в этом нет ничего удивительного. Может быть, они вообще из неблагополучной семьи. Иначе какие нормальные родители позволят детям делать то, чем занимаются эти двое?

Один из них поднимает голову наверх, скользит взглядом по окнам и находит место, где я стою. Отсюда непонятно, видит он меня или нет, но я снова покрываюсь мурашками. Слишком пугающий за ними тянется флер. Задерживаю дыхание, глядя с высоты третьего этажа на красивое лицо Наумова.

Они, наверное, никогда не уговаривали девушку провести с ними ночь. Наверняка даже не спрашивали. Мне стоит быть благодарной за то, что Слава ведет себя так деликатно.

Моргаю и отвожу взгляд.

Поворачиваюсь к девочкам и говорю с беспечной улыбкой:

– Слава ничего не сказал. Ему до них дела нет.

Яна вздыхает:

– Похоже на Ковалева. Когда у него эфир?

Возвожу глаза к потолку, подсчитывая, потом отвечаю:

– Либо в эту пятницу, либо в следующую, либо уже в конце месяца. Он дня за четыре только узнает.

Девчонки активно кивают. Знаю, что немного завидуют, но стараются это не показывать. Если Ковалев выбрал меня, значит, с этим никто не смеет спорить. Переключив внимание на математика, указываю подругам на него подбородком. А сама бросаю вороватый взгляд за окно. Там пусто.

Испытывая то ли разочарование, то ли удовлетворение, я хмурюсь. Сжимаю лямку рюкзака и иду вместе со всеми к кабинету. Наверное, мне просто приятно внимание. До того, как Слава предложил мне встречаться, никто из парней не был всерьез мной заинтересован. Скорее всего, эти двое просто вскрывают какую-то мою заветную потребность в том, чтобы быть заметной.

Сажусь на свое место и, закусив губу, рассеянно листаю тетрадь. Мне нравится, как шуршат исписанные страницы. Звук успокаивает.

Нельзя вечно гнаться за чужим одобрением. Или можно? Разве Ира с Яной не в той же самой гонке вместе со мной?

Смотрю на место справа от себя. Пустует уже четыре недели, и мое сердце каждый раз неприязненно сжимается при мысли об этом.

Отвлекаюсь на то, как резко распахивается дверь. Уже стоя на пороге, братья Наумовы показательно стучат в дверной откос.

– Можно? – интересуется один из них.

И почему-то мне кажется, что это Ефим. То ли у него лицо чуть более узкое, то ли взгляд менее тяжелый, но я будто на мгновение улавливаю отличие. А потом тут же утрачиваю, когда они встают в одинаковую стойку, засунув руки в карманы джинсов.

– О, – весело отзывается Виктор Валентинович, – тангенс и котангенс. Прошу!

Близнецы фыркают, а затем смеются, но не издевательски, что меня порядком удивляет, потому что математик наш очень крутой преподаватель, но явно на своей волне, и не заметить это невозможно. А Наумовы похожи на парней, которые будут гнобить людей, стоит им только почуять первую каплю крови.

Они снова садятся за мной, а я автоматически свожу вместе полы рубашки и концентрируюсь на учителе.

– Машу, – шепчет один из них, делая ударение на последний слог.

Я молчу, записывая тему урока, но меня снова догоняет тяжелый шепот:

– Машу.

Обернувшись через плечо, шиплю:

– Меня зовут Маша.

– Машу, – повторяет он упрямо, – это твой парень?

– Виктор Валентинович? – не удерживаюсь от тупой шутки. – Нет, это наш математик.

– А чувак с волосами до пола?

Разозлившись, поворачиваюсь к ним и агрессивно обвожу взглядом обоих. Понятия не имею, кто из них кто.

Говорю тихо, но твердо:

– Это не ваше дело. И не надо так о нем говорить.

– Не скоро ты распечатаешь рыженьких, – притворно вздыхает один из них, который до этих пор молчал.

Я закатываю глаза и возвращаюсь к своей тетради. Честно говоря, просто не могу им достойно ответить, поэтому делаю вид, что не собираюсь с ними разговаривать в принципе. У меня есть парень. Ему бы это не понравилось.

И больше не реагирую на то, как Гордей, а я теперь уверена, что это именно он, на разные лады повторяет за моей спиной «Машу». С ударением на последний слог.

Мы пишем контрольную, и я решаю сосредоточиться на важном.

Глава 5

Маша

На последнем уроке литературы близнецы почему-то отсутствуют, и я вздыхаю спокойно. Слушаю про Ахматову и сдерживаюсь от ненужных критичных комментариев. Я точно знаю, как себя надо вести и что писать в сочинениях, чтобы получать «отлично». Одного тройбана по физкультуре мне достаточно, поэтому со своим мнением я не лезу.

После звонка прощаюсь с девочками и отправляюсь к Алевтине Борисовне как на голгофу. Не знаю, что она мне предложит, но ощущаю себя в очереди на смертную казнь.

Когда захожу в кабинет, с удивлением обнаруживаю там обоих Наумовых.

– …и я надеюсь, что мы друг друга поняли, – договаривает наша классная, – Ефим теперь свободен, а Гордей задержится.

Неловко замираю на пороге, два раза стучу в открытую дверь:

– Можно?

Замираю в ожидании, пока историчка задумчиво изучает того Наумова, который остался. Как будто бы не уверена в том, кто из них ушел. Гордый смотрит в ответ насмешливо, развалившись на своем стуле.

Алевтина Борисовна наконец переводит взгляд на меня и говорит:

– Да, заходи, конечно.

Выдерживая дистанцию, я присаживаюсь на другой ряд и устремляю на классную внимательный взгляд.

Она по своему обыкновению передвигает предметы на столе, открывает ежедневник, листает его бездумно. Потом захлопывает так, что звук отдается эхом по кабинету.

Выпрямляю спину и смотрю на историчку в покорном ожидании. Эта тройка, конечно, жизнь мне не испортит, а вот аттестат – вполне вероятно.

Она говорит:

– Маш, я с твоим отцом говорила.

– Лиана просто, – начинаю запальчиво и тут же сбиваюсь, – то есть Лиана Адамовна… она не очень меня любит.

– Господи, Гордеева, я это, знаешь, сколько раз слышала? А я тут не так уж долго работаю!

Историчка хлопает в ладоши, от чего я моргаю:

– Короче, Лиана Адамовна согласилась изменить оценку, если ты сдашь нормативы по списку, – она прислоняет к губам пальцы, а потом растирает все лицо, не обращая внимания на косметику, – там непросто, я сразу скажу.

Я киваю без особых эмоций. Мне вообще без разницы. Спорт от меня так же далек, как Хогвартс. Для меня любые нормативы – это капец как сложно, а уж список, который заготовила для меня наша ведьма-физручка… Но классная уже переключается на Гордея:

– Теперь с тобой, друг мой. Я знаю, что твой электронный дневник мониторит тренер. И, – она делает паузу, одаривая его выразительным взглядом, – тебе нужны хорошие оценки, чтобы вернуться к тренировкам. Так?

Краем глаза вижу, как Наумов сжимает зубы, от чего на его лице проступают желваки, и следом кивает:

– Так.

– Отлично, – сообщает историчка скорее себе, чем нам, – тогда предлагаю вам следующую схему. Вы подтягиваете друг друга по нужным предметам. У Гордеевой хромает физкультура, у Наумова крайне плохо с химией, русским, литературой и, как ни странно, историей. С остальным, прямо скажем, тоже не очень, но это уже вторично. Так что даю вам две недели на подготовку, потом начнете сдаваться, и посмотрим на результат. Если его не будет, боюсь, другого шанса может не представиться.

Втягивая воздух через раскрытые губы, я оборачиваюсь к Гордею и встречаю его крайне самодовольный взгляд.

Крайняя степень возмущения заливает жаром мое лицо.

– Меня все устраивает, – говорит Наумов, глядя на меня из-под челки.

Я же прижимаю к груди рюкзак и, стараясь звучать не слишком агрессивно, уточняю:

– Могу идти?

– Да, свободны. С вашими родителями согласовано, все считают эксперимент жизнеспособным. Маш – твои нормативы, Гордей – это список работ, которые нужно сдать.

Алевтина Борисовна раздает нам распечатанные листы, и я свой хватаю, не глядя. Подскакиваю на ноги и из класса вылетаю пулей. Пробегаю мимо Ефима и лечу по коридору. Но меня быстро догоняет задорный мальчишеский смех, а потом и сами братья близнецы. Пристраиваясь с обеих сторон от меня, идут в ногу. При этом каким-то образом я почти бегу, а они расслабленно шагают.

– Рыженькая разозлилась? – спрашивает Ефим.

Я тут же огрызаюсь:

– У меня имя есть.

– Фим, у нее имя есть, – говорит Гордей с откровенным весельем в голосе, которое маскирует притворно назидательным тоном.

– Простите, Мария! Вы злитесь, миледи?

Молчу и натужно гоняю воздух. Вдыхаю, выдыхаю. Эти двое меня смущают. И выкручивают напряжение, моральное и физическое, просто на максимум. Чувствую себя как сжатая пружина, только тронь, и выстрелю куда-то в небо.

– Классная сказала, что мы должны подтянуть друг друга по разным предметам. Я теперь личный тренер Машу, – поясняет Гордей брату.

Краем глаза вижу, как они переглядываются и ржут.

Торможу и с возмущением смотрю на Гордого, как зовет его Ефим. Закидываю рюкзак на плечо и цежу: