Брант посидел ещё немного и пошёл к себе. А Ролан всё думал о том, как лучи солнца играли на платиновых ниточках волос Ларссон.

«Идиот», – в конце концов решил он и уткнулся в планшет.

Комната, выделенная Исгерд, выходила одним краем на залив и другим – на изгиб стены, в которой виднелось ещё одно окно, так что казалось, протяни руку –,и достанешь комнату Вольфганга.

Далеко внизу мерцали и искрились лазурные волны. Успокаивали глаз и лёгким шорохом ласкали слух. И если бы не чёртово окно, Исгерд почти поверила бы, что всё будет хорошо.

Глубоко вдохнув и отвернувшись, она подошла к зеркалу. Кадетский китель Исгерд получить не успела и потому чувствовала себя неуютно среди окружающей ее элегантной строгости в своем белом камзоле, расшитом серебром, и с брыжами батиста у горла – мода столицы немного отличалась от той, что царила в остальных частях Гесории. Здесь, на Тардосе, предпочитали умеренность, а ближе к окраинам царствовал минимализм – многие ограничивались обыкновенными комбинезонами цвета компании, в которой работали.

Исгерд едва успела оправить кружевные манжеты, когда в дверь постучали.

Надежда, что на пороге стоит кто-то из персонала – а ещё лучше, гонец из столицы, явившийся забрать Исгерд домой – довольно быстро угасла. Стоило открыть дверь, как девушка увидела сверкающее улыбкой лицо Волфганга Рейнхардта, которое не раз изучала на фотографиях – в основном, чтобы понять, что из себя представляет этот человек.

Как и любой из наследников Великих Домов, Волфганг успел оставить яркий и незабываемый отпечаток в галактической Сети. Однако если Ролан фон Крауз служил излюбленным объектом сплетен как на страницах официальных СМИ, так и в частных разговорах, то Волфганга любые слухи обходили стороной. Фотографии его найти оказалось трудно, а видевшие Волфганга живьём предпочитали о нём не говорить.

Исгерд оставалось только гадать, в чём состоит причина такого прохладного отношения света к одному из пяти самых завидных женихов Гесории.

Волфганг был ожидаемо красив, и всё же камерам не удалось передать особое тягостное обаяние обречённости, поселившееся между его бровей. Глаза его имели тёмно-синий, как глубокие воды сапфира, цвет, и в сумраке могли показаться почти чёрными. Угольно-чёрные волосы элегантной волной лежали на плечах, явно тщательно уложенные с утра.

Глядя на аккуратные завитки его локонов, Исгерд испытала неутолимое желание спросить: «Как, вас уже выпустили?», потому что плохо представляла, чтобы на гауптвахте можно было так тщательно за собой следить.

– Стало быть, вы – моя новая соседка? – поинтересовался Рейнхардт.

Исгерд медлила, не зная, насколько тот осведомлён о целях её прилёта. Но если Волфганг и понимал, зачем она здесь, то, очевидно, не собирался говорить об этом в лоб.

«Уже хорошо», – подумала Исгерд, которой по-прежнему ни капли не нравился этот визит.

– Да, – Исгерд едва заметно кивнула, изображая подобие поклона, – тьютор сбежал, обещав, что вы покажете мне, где здесь что находится.

Рейнхардт улыбнулся одним уголком губ и протянул руку – такую же холёную, как и всё в нём.

– Почту за честь. Если вы посчитаете возможным доверить мне свой досуг.

Исгерд испытала невыносимое желание закатить глаза и воззвать к небесам, но смолчала.

«Он меня клеит?» – задала она риторический вопрос.

Вопреки всякой логике Рейнхардт симпатии у неё не вызывал. Да, он был красив, но Исгерд не нашла в нём ничего, что бы её заинтересовало.

– С удовольствием, – Исгерд протянула руку, предлагая за неё взяться. – Для начала я бы посмотрела парк. Слава о нём идёт по всей Гесории.

– И это неспроста.

Приняв предложенную руку, Волфганг повёл гостью вниз, на первый этаж. Сначала показал парк из окна. Потом вывел Исгерд на крыльцо, украшенное стройной колоннадой, и принялся рассказывать о том, как устроили этот сад – в память о героях прошедших войн.

Исгерд откровенно скучала. Её не покидало чувство, что она попала на великосветский приём, который грозит продлиться до ночи, а потом продолжится с утра… И, похоже, не закончится вообще никогда.

Они спустились по мраморным ступенькам и, миновав лабиринт аллей, вышли на небольшую площадь-поляну, от которой дорожки разбегались пятилучевой звездой. В нишах между аллеями стояли скульптуры Божественных Звёзд.

– Они похожи на вас, – сказал Волфганг, закончив рассказывать про каждую из богинь.

– Да? Вы мне льстите, – машинально ответила Исгерд. Она слушала вполуха. Всё выходило слишком просто. Вряд ли Волфганг в неё влюбился – но, по-видимому, оказался достаточно разумен, чтобы подыграть.

«Слишком разумен», – подумала Исгерд со вздохом. Ей не хотелось всё своё существование в Академии превращать в бесконечную дуэль из подколок и интриг.

– Простите, Волфганг, – сказала она в итоге, – я не понимаю, как такой человек, как вы, ввязался в столь идиотскую игру?

– Вы о гонках в астероидном кольце? – усмешка наследника заметно отличалась от той, которую видела Исгерд на его лице до сих пор. Эта новая улыбка казалась высокомерной и злой. – Вы хорошо знаете, что представляет из себя Ролан фон Крауз?

– Не более чем можно услышать, оставаясь при дворе, – призналась Исгерд.

– Узнаете, – уверенно сказал Волфганг, – и поймёте меня. Но, может, не будем о нём говорить?

– Может, – согласилась Исгерд, и снова волны истории, преобразованной языком Волфганга в ласкающие слух слова, унесли её далеко-далеко.

Как ни старался, Ролан не мог унять обиду и злость. Два рода – Крауз и Рейнхардт – служили опорой Гесории много лет. Конечно, имелись и другие, но именно эти семьи сыграли решающую роль в прошедшей войне.

«Так как вышло так, что Консул решила поддержать Рейнхардтов? – спрашивал Ролан себя, категорически отказываясь признаваться в том, что его куда более беспокоит другое: – Как можно отдать Исгерд Волфгангу?»

Вопрос вконец истерзал Крауза. Чтобы развеяться, он кое-как добрался до окна и устроился на подоконнике передохнуть. Когда нижний край алого солнца Тардоса коснулся глади моря, в его закатных лучах на посыпанной гравием дорожке парка показались два силуэта – черноволосого Рейнхардта и светлой, как сами Звезды, Исгерд Ларссон.

Рейнхардт держал Ларссон под руку и мягко, но уверенно вёл вперёд. Лицо девушки при этом оставалось равнодушным, и Ролану показалось, что мыслями Исгерд находится где-то далеко.

На мгновение взгляд её скользнул по глади залива и замер, столкнувшись сквозь стекло с взглядом Ролана. По всему телу Крауза пронеслась волна пламени. Взгляд Ларссон держал крепко, как когти хищного зверя, так что если бы Ролан и хотел – не смог отвести глаз.

Но он и не хотел.

Медленно два силуэта проплыли мимо больничных корпусов. Взгляд Исгерд постепенно терялся среди зелени сада, оставляя после себя нестерпимое чувство одиночества и тоски, пока оба – Рейнхардт и Ларссон – не исчезли за стволами ракит.

ГЛАВА 3

Только к концу недели Исгерд удалось вырваться из цепких лап Волфганга, чтобы оформить документы о поступлении – что грозило превратиться в немалое приключение.

Консул позволила ей окончить начальную школу на общих основаниях, но довольно быстро пришла к выводу, что аристократическая среда плохо сказывается на характере и интересах воспитанницы, поэтому с двенадцати лет Исгерд перевели на домашнее обучение.

Добрую половину времени она тратила на сопровождение покровительницы в её многочисленных командировках, а остальное уходило на занятия с домашними учителями – коих, впрочем, Консул выбирала, не щадя средств.

Теперь же её влиянию предстояло вступить в непростое сражение со знаменитой гесорийской бюрократией.

Формально все давно понимали, что слова Консула Хельги – закон.

На деле воплотить в реальность хоть одно решение было предельно трудно, потому как большинство из них требовали троекратного утверждения в Сенате, последующего рассмотрения нижней палатой и закрепления печатями пяти великих родов.

Разумеется, речь не шла о том, чтобы проводить через Сенат вопрос о переводе в лётную академию одной отдельно взятой ученицы. Но пришлось оформить документально все предыдущие годы домашних занятий, а кое-какие навыки ещё предстояло подтвердить.

Исгерд не сомневалась, что управляет малым звездолётом не хуже, а то и на порядок лучше, чем любой из кадетов – однако именно лётное мастерство потребовали досдать. Кроме того, предстояла пара экзаменов по теоретической части: по древнему языку, который Исгерд всегда терпеть не могла, и по региональной истории Тардоса, которая по понятным причинам была ей ни к чему.

Результат посещения ректората Исгерд не расстроил и не удивил. Радоваться стоило уже тому, что не придётся ещё раз отправлять документы в столицу и по новой их заверять.

Выбравшись из этого холодного и негостеприимного здания на свежий воздух, Исгерд завернула за угол и с облегчением вздохнула. Однако в следующую секунду снова подтянулась.

– Леди Ларссон! – послышался насмешливый голос из-за спины.

Исгерд старательно натянула на лицо ледяную маску, небрежно уцепилась пальцем левой руки за ремень и только затем повернулась на звук.

– Виконт фон Крауз! Это вы?! – вежливая улыбка скользнула по её губам. – Как ваша нога?

– Честно говоря, всё ещё болит.

Фон Крауз приближался к девушке, картинно прихрамывая, хотя в остальном имел такой цветущий вид, что Исгерд сильно сомневалась в правдивости его слов. По правую руку от него держался ещё один курсант с серебряным галуном на груди. Исгерд пока не слишком хорошо разбиралась в местной символике, но этот знак опознала: «Командорский факультет».

По большей части в Академию на Тардосе поступали не для того, чтобы затем отправиться служить во флот. Многие старые аристократы наподобие герцога фон Крауза были уверены, что строевая подготовка поможет их избалованным детям стать настоящими людьми. Другие молодые дворяне, напротив, стремились сюда – их влекла романтика древних войн. Ну и возможность поводить скоростной звездолёт.

Первые, как правило, попадали в пехоту, за три года получали офицерское звание и затем отправлялись служить в Гвардию ещё на несколько лет. Этого контингента Исгерд насмотрелась в столице.

Вторые носили на отворотах агатовую звезду и изо всех сил старались попасть на тот факультет, где готовили пилотов малых кораблей – впрочем, как правило, со временем они тоже меняли звезду на золотые эполеты гвардейского корпуса. Такая звезда как раз красовалась на груди у Ролана.

Командорский факультет представлял собой на порядок более серьёзный выбор, потому что особой романтики в службе на больших кораблях нет. Такой крейсер – или фрегат – в сущности большая консервная банка, с мостика которой космос можно увидеть только через камеры внешнего наблюдения, а в каюте окно и вовсе заменяет гала-репродуктор, показывающий всё что угодно, кроме того, что находится за стеной. Что именно двигает теми, кто идёт этим путём, Исгерд не понимала. Если бы ей позволили, она выбрала бы малые корабли. Ей нравилось чувствовать мощный поток звёздного ветра под крылом, наблюдать, как прямо на неё несётся бесконечный простор космоса. Впрочем, выбор, в любом случае, был давно сделан за неё.

– Помните прошлый наш разговор? – спросил тем временем Ролан, заметивший направленный на серебряный галун пристальный взгляд Исгерд, но только больше разозлившийся из-за этого.

– Смутно, – призналась Исгерд, которой всю последнюю неделю было не до того. Волфганг так старательно выполнял долг гостеприимства, что ей едва хватало времени подумать о себе.

– Вы просили меня забыть сложившийся между нами неловкий инцидент. Ну и мы с вами пришли к выводу, что вы мне должны.

– Что?!

Исгерд вспомнила. До мелочей.

– Имейте совесть, Крауз, вы сами врезались в мой звездолёт! Я его до сих пор не починила, а мне нужно как можно скорее начать летать!