Теперь все угомонились, облегченно заговорили между собой. Но одобрительный гул прервал голос Канми Магонида. Пухловатый и с виду изнеженный представитель третьего богатейшего и влиятельнейшего рода в Карфагене, он не производил впечатления опасного человека. А между тем именно Канми отвечал как за разведывательную деятельность за пределами пунийских владений, так и за безопасность внутри страны от всяческих угроз зарубежных противников. Желая подчеркнуть значимость своей деятельности, он частенько излишне пугал сенаторов всякими опасностями, как реально существовавшими, так и предполагаемыми, которые не всегда сбывались. Последних было больше, и это привело к тому, что ко многим выступлениям Магонида в Совете тридцати стали относиться с некоторым предубеждением.

Вот и сейчас Канми произнес то, что мало кто из присутствующих ожидал от него услышать:

– А известно ли кому-либо из вас, что это за щенок, про которого говорил уважаемый Бисальт? Думаете, он такой же слабый и жадный до удовольствий молодой человек, как и его брат Мисаген? Никто не считает, что нам следует опасаться Массиниссу?

Почти все тридцать сенаторов громко засмеялись, наперебой отпуская глупые шутки:

– О-о! Великому Карфагену грозит маленький нумидийский мальчик!

– Войну с Римом пережили, а Массиниссу не одолеем!

– Уважаемый Канми, подскажи: что же нам теперь делать?! Может быть, мы сразу сдадимся Массилии?

Когда все нашутились, Канми невозмутимо продолжил:

– Хоть уважаемый Бисальт и назвал этого мальчишку щенком, боюсь, когда-нибудь нам придется пожалеть, что мы настаивали на его приезде. Этот щенок – достойный наследник льва, царя Гайи. Уважаемый Абдешмун видит правителя Восточной Нумидии лишь как покорного поставщика дани и воинов для нашей армии, и этого ему достаточно. Но многие ли из вас знают, что в массильском городе Ламбаэсси, родине Гайи, он создал учебный центр, где тренируют молодых воинов, готовя их к будущим сражениям? И теперь его люди, которые воюют за нас, чаще выживают в войнах, чем их западные сородичи – массесилы. В отличие от них, большинство массилов теперь возвращаются со службы домой живыми, зачастую невредимыми, с боевым опытом и немалым богатством. Массилия постепенно залечивает раны от предыдущих войн и набирает силу. А что будет, если это укрепляющееся царство со временем возглавит сильный наследник, который к тому же будет хорошо знать наши слабые стороны? Что тогда он предпримет? Не пойдет ли на нас войной?

Только теперь Совет тридцати озадаченно затих.

– И что же ты предлагаешь, уважаемый Канми? – поинтересовался Бисальт.

– Мы должны завоевать его доверие и любовь! – горячо ответил тот. – Наш Карфаген должен стать ему дороже родной Цирты! Если будущий царь Массилии станет поклонником столицы мира и нашим верным союзником, нам не страшны будут никакие враги в Африке!

– Вот уж не думаю, что наше благополучие будет зависеть от нумидийского щенка! – под одобрительный гул упрямо заявил Баркид. – К тому же предстоящая война с Римом в большей степени зависит от того, как пойдут наши дела в Испании. Вот для этого я обращаюсь к Совету тридцати с просьбой поддержать наши действия против враждебных иберийских племен. Я не прошу воинов, мы стравим между собой испанцев. Но на это нужны деньги! Вот на что сейчас нужно тратить средства и обращать пристальное внимание, а не думать о том, чтобы ублажать африканских царьков и их потомство.

Все одобрительно захлопали и согласно закивали головами. Попытки Магонида что-то сказать потонули в оскорбительных выкриках сенаторов.

Обреченно махнув рукой, Канми сел на место.

* * *

В коридор царского дворца, где Бодешмун тщетно пытался привести в чувство сонных стражников, вбежала взволнованная царица Аглаур.

– Массинисса, мальчик мой! Ты жив! Мне только что мои слуги сообщили о покушении…

Она подбежала к сыну и обняла его. Царевич с удовольствием вдохнул давно позабытый материнский запах. Последний раз, когда он обнимал ее, ей приходилось склоняться к нему, чтобы поцеловать. Теперь голова матери лежала на его плече.

– Кто это сделал, Бодешмун?! – с металлом в голосе спросила царица, не выпуская сына из объятий, словно боясь, что на него еще кто-нибудь нападет.

– Это я и пытаюсь выяснить, царица! – ответил тот.

Он бросил одного из стражников и зажал рот и нос другому. Задыхаясь, воин пришел в себя и с усилием открыл мутные глаза.

– Что с вами сделали? Кто это был? Кто пытался пройти к царевичу? Кто хотел его убить? – медленно и грозно спрашивал Бодешмун, с каждым вопросом сильно встряхивая стражника.

– Мы никого к царевичу не впускали. Нам дали попить воды. Душно тут в коридоре. А потом – темнота! – бормотал тот, слабо соображая, что происходит вокруг.

– Кто вам дал попить? И почему вы приняли воду на посту? Вы же знаете, что этого нельзя делать!

– Нам приказали…

– Кто, кроме начальника стражи, мог вам, стражникам, охранявшим царевича, что-то приказать?!

Воин явно смущался. Бодешмун достал меч и приставил к его горлу.

– Не скажешь ты – скажет твой приятель, когда очнется и увидит твой труп! Ну?! Кто вам дал эту воду с сонным зельем и заставил пить?

Стражник вздохнул и произнес:

– Аришат. Как ей откажешь? Она же почти царица во дворце, сами знаете.

– Что?! – отстраняясь от сына, вскричала оскорбленная Аглаур. Ее взгляд, казалось, был готов испепелить незадачливого стражника.

Тот выскользнул из руки Бодешмуна, упал ниц и испуганно заговорил:

– Прости, царица, это не мои слова! Так болтают глупые языки при дворе! Я просто повторил чужие разговоры…

– Что?! – раздался рядом еще один громкий удивленный и возмущенный голос.

Все обернулись и увидели, что это был царь Гайя, подоспевший к разбирательству.

Аглаур, демонстративно сжимая в объятьях Массиниссу, гордо взглянула на него и снисходительно произнесла:

– Посмотри, царь, твоя наложница чуть не убила моего сына! Эта обнаглевшая девка, что делит с тобой наше семейное ложе, уже называет себя царицей, распространяет сплетни и командует дворцовой стражей! Представь себе, что бы произошло, если б Карфаген не получил Массиниссу из-за ее покушения? Война!!! Вот чего она добивалась для тебя и твоего народа! А ведь это ты так распустил свою любимую наложницу, что она теперь думает, будто ей все позволено! Даже покушаться на моего Массиниссу!

– Царица, она покушалась и на моего сына, – примирительно произнес Гайя и грозно добавил: – Так что пощады ей не будет!

Он обернулся к слугам и скомандовал:

– Искать Аришат! Найти ее живой или мертвой! Того, кто доставит ее ко мне, щедро награжу! Провинившихся стражников – в тюрьму!

По дворцу забегали в поисках царской любимицы, но никак не могли ее найти, пока со стороны Капских ворот не приехал гонец и не сообщил, что женщина в любимом плаще Аришат, зеленом, расшитым золотыми нитями, выехала на лошади ранним утром и направилась на юг. За ней послали погоню.

Тем временем царица, не выпуская из рук Массиниссу, отправилась в тронный зал ждать известий. Бодешмун тенью проследовал за ними. Смущенный царь немного постоял и двинулся следом вместе со своим телохранителем.

Аглаур, демонстративно не обращая внимания на Гайю, стала задавать разные вопросы. Пользуясь ситуацией, она постаралась пообщаться с сыном перед отъездом, который теперь явно затягивался. Царь раздраженно вышагивал возле окон тронного зала, периодически бросая взгляд на площадь возле дворца.

Спустя какое-то время со стороны Капских ворот появились несколько всадников, которые сопровождали женщину на коне, закутанную в зеленый плащ с капюшоном, расшитым золотыми нитями.

Царица, увидев, как напрягся Гайя, поднялась, оставила сына, взглянула в окно и с усмешкой произнесла:

– Недалеко же она сбежала… И что ты намерен сделать с этой изменницей? Все-таки как-то накажешь или подождешь, пока она заслужит твое прощение известно каким способом?

Царь укоризненно поглядел на жену, затем вынул меч и, держа его в руке, стал ждать, пока воины приведут беглянку.

Видя, что Массинисса немного испуганно смотрит на отца, которого он никогда не видел таким решительным и грозным, Аглаур снисходительно проговорила:

– Не волнуйся, сын. Стоит твоему отцу увидеть эту гетульскую девку, как вся его злость сразу же пройдет. Он простит ей даже покушение на тебя. Вот увидишь!

Мать говорила ему это вроде шепотом, но таким громким, что его не могли не услышать ни воины, находившиеся в тронном зале, ни сам Гайя. Царевичу вдруг стало так жаль красавицу Аришат, что он уже собрался просить отца помиловать ее, но не успел.

Воины ввели женщину в центр зала, и один из конвоиров резко сдернул с нее дорожный плащ с капюшоном. Царь растерянно опустил руку с мечом.

– Демейя! – вскричала удивленная Аглаур, явно не ожидая увидеть под плащом Аришат свою любимую служанку.

Юная девица была родом из кочевого семейства, что жило в окрестностях города Капсы, на границе Большой степи и Великой пустыни. Ее родители, у которых напавшие разбойники увели весь скот, вынуждены были продать привлекательную дочь купцам пунийского каравана, проходившего мимо их становища, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Карфагеняне, оценив ее природную красоту, думали выгодно перепродать кочевницу в какой-либо дом утех столицы мира: девушки из Большой степи там встречались крайне редко.

Но когда караван шел через Цирту и предлагал здесь свои товары, Аглаур заметила несчастную девицу, смирившуюся со своей незавидной участью. Царица попросила купцов продать несчастную ей, и пунийцы не решились отказать, правда, и цену запросили буквально царскую. Аглаур не торговалась и не прогадала: новая служанка быстро полюбилась ей за исполнительность и верность, которые она демонстрировала в течение года, что жила во дворце. Несколько раз Массинисса замечал, что по вечерам Демейя направлялась в покои его брата Мисагена, причем шла туда явно неохотно и, скорей всего, по приказу царицы.

Царь многозначительно поглядел на супругу: дескать, твоя служанка – ты и допрашивай. При этом он велел воинам опросить охрану других ворот города: не выезжала ли через них его наложница? Видя, как теперь оборачивается дело, Гайя понемногу приосанился и уже не чувствовал себя таким виноватым.

Зато теряющая свои позиции Аглаур буквально вышла из себя. Она быстро подошла к маленькой худенькой Демейе, крепко сжала ее плечи и закричала:

– Как ты, девчонка, которую я спасла от нищеты и позора, могла что-то замышлять против меня?! Почему на тебе плащ этой мерзкой Аришат?! Куда ты в нем направлялась?!

Девушка перепугалась, видя хмурые лица воинов, решительного царя с мечом в руке и разъяренную царицу.

– Прости, госпожа! Но я просто выполнила небольшую просьбу Аришат.

– Какую просьбу?!

– Аришат попросила поменяться с нею плащами, выехать через Капские ворота, покататься вокруг города и отвлечь на себя внимание охранников царя, которые иногда ее сопровождают. Всего-навсего.

– Она объяснила, зачем ей это было нужно?

Демейя чуть смутилась, явно не желая говорить дальше.

– Говори, глупая! Или умрешь!

– Она хотела незаметно выехать из Цирты через Иольские ворота.

Иольские ворота города вели на север и назывались так потому, что через них караваны направлялись в карфагенский город-порт Иол, расположенный на побережье Средиземного моря.

Царь уже с явным превосходством поглядывал на жену. Это пугало и бесило царицу, которую так подставила ее любимица.

– Для чего ей это было нужно? Ты знаешь, что…

Видя, что Аглаур собирается рассказать ей о произошедшем, царь подошел к ним и, выхватив служанку из рук царицы, продолжил допытываться:

– Почему она попросила тебя это сделать и зачем ей нужно было выехать незаметно?

Демейя в руках царя стояла ни жива ни мертва. Ее крупно трясло от страха.

– Если ты расскажешь все как есть, я обещаю сохранить тебе жизнь! – произнес Гайя.

Царица облегченно вздохнула.

Служанка тоже чуть успокоилась и начала рассказывать:

– Несколько месяцев назад она попросила меня об услуге… Ей понадобилась пустынная змея – эфа. Аришат собралась делать какой-то крем, омолаживающий кожу, чтобы больше нравиться царю. Она знает, что я из тех краев, где пустыня неподалеку, вот и обратилась ко мне. Денег дала. Много денег…

Едва успокоившаяся Аглаур испуганно прижала руку к губам, словно стараясь сдержать вскрик. Массинисса, услышав про змею, тоже напрягся.