– И просьба – не наступай больше Мисагену на ногу! Помни, что он тоже царевич! – едва успела крикнуть ему вслед раздосадованная Аглаур.

– Да, мамочка! Мы так хорошо играли с Массиниссой, а этот Бодешмун пришел и испортил нам всю игру, – вновь захныкал слегка упокоившийся Мисаген, почувствовав материнскую поддержку. – Скажи отцу, пусть его накажут!

– За что накажут?! За то, что ты Массиниссе сделал подножку, а его телохранитель за него заступился? – неожиданно жестко спросила мать, которая все видела собственными глазами. – Прекрати реветь и помалкивай об этом! Если царь узнает, то накажет тебя и меня, а не Бодешмуна!

– Но почему?! – искренне возмутился Мисаген, явно не чувствуя никакой своей вины.

Царица внимательно посмотрела на него и вздохнула:

– И в кого же ты у меня такой?

Вражда братьев не прекращалась. Точнее, поводы для ссор искал неугомонный в этом плане Мисаген.

Несколько лет назад, когда Массиниссе было уже десять лет, Мисаген, тогда еще живший в Цирте, подговорил старших мальчишек, болтавшихся по улицам города, не брать младшего играть с ними, а когда тот стал настаивать, ему, ничего не объясняя, задали хорошую трепку.

Измазанный в крови, в изодранной одежде, Массинисса прибежал к Бодешмуну, который возился с доспехами, надраивая металлические пластины и подтягивая кожаные ремешки.

Царевич закричал:

– Убей их! Они подняли руку на сына царя!

Бодешмун, не задавая лишних вопросов, взял меч и с грозным видом зашагал к мальчишкам.

Испугавшись его суровой решимости, Массинисса вцепился в руку наставника:

– Ты что, и вправду их убьешь?

– Конечно, – остановившись, сказал тот. – Только, знаешь, заодно придется убить и их родителей за плохое воспитание детей. Кажется, среди них конюх, ухаживающий за твоим любимым конем, и твоя няня, растившая тебя с младенчества. А что мне делать с царевичем, который, видимо, и подговорил их всех проучить тебя? Помнится, он твой старший брат. После того как я убью и его, твой отец велит казнить меня и будет прав. И вот так из-за твоей прихоти погибнет куча народа. Ты этого хочешь, сынок?

Массинисса насупился. Потом, решительно смахнув слезы, пробурчал:

– Ладно, не убивай никого. Я сам виноват, что лез к старшим. Но ведь я хочу с ними играть, а Мисаген все время подговаривает их против меня. А еще мне не нравится, когда меня бьют.

– Для того чтобы с тобой играли, ты должен или заинтересовать их как-то, или заставить себя уважать.

– Но они сильнее…

– Это неважно. Давай с тобой договоримся: сегодняшнее происшествие мы оба сохраним в тайне…

Массинисса с готовностью кивнул. Тогда впервые Бодешмун приложился своим лбом к его лбу, что с тех пор стало их тайным знаком.

– А за это я приглашу тебя к себе в гости и научу драться, – пообещал учитель.

Царевич даже обрадованно подпрыгнул на месте, забыв про все свои неприятности. Хотя дом Бодешмуна располагался неподалеку от дворца, наставник никогда еще не приглашал его к себе. Впрочем, он вообще никого не приглашал. Во всяком случае, из разговоров воинов царской сотни охраны Массинисса ни разу не слышал, чтобы кто-то бывал дома у Бодешмуна.

Когда они пришли, на пороге хозяина встречали три женщины: степенная худенькая ливийка, пухленькая мавретанка средних лет и юная гибкая чернокожая нубийка.

– Займитесь царевичем, – велел Бодешмун, протягивая доспехи и пояс с оружием.

Все это приняла у него нубийка и унесла в спальную комнату, игриво двигая бедрами. Наставник задумчиво засмотрелся на нее, но тут же обратил взор на Массиниссу, который вошел следом в большую прихожую. Царевича тут же взяли в оборот две пары женских рук. Ливийка занялась стиркой и починкой одежды, а мавретанка принесла большую купальню, налила в нее теплой воды, усадила туда мальчугана и принялась смывать с него кровь и грязь. Массинисса переносил боль стойко, и Бодешмун, устроившись неподалеку на ложе, даже похвалил его за это.

Тем временем вернулась нубийка и принялась неторопливо накрывать на стол. При этом дочь пустыни, привыкшая ходить почти обнаженной, умудрилась так надеть на себя непривычное ей нумидийское одеяние, что оно больше показывало ее прелести, нежели их скрывало. И, раскладывая пищу на маленьком столике, негритянка демонстрировала все это не только хозяину, но и мальчугану, впервые увидевшему такое зрелище.

Правда, заметив его живой интерес, объемная мавретанка загородила собой эту картину и принялась мыть голову царевича с мылом, отчего тот сразу зажмурился. Мыло все равно попало в глаза, и он раздосадованно заойкал. Женщина тут же вылила на него кувшин теплой воды, тщательно промыв ему лицо.

Бодешмун, снисходительно наблюдая за этим, все же пожурил девушку:

– Зита, не устраивай представление. У нас в гостях царевич. Он еще ребенок…

– Но ему все равно когда-то предстоит становиться мужчиной. Пусть уже сейчас учится ценить женскую красоту, – кокетливо сверкнула белозубой улыбкой нубийка.

– Ему это предстоит в будущем, – сказал наставник и добавил твердости в голосе: – И не в моем доме. Ты поняла?

Обиженно поджав губы, красотка Зита поклонилась и молча вышла.

– Правильно, хозяин, – смывая мыло с царевича, сказала мавретанка. – Нубийка не знает меры ни в шутках, ни в бесстыдной одежде.

– Ни в постели, – поддержала ее ливийка, которая принесла широкое полотенце и помогла мавретанке заворачивать в него Массиниссу. – Она так громко кричит, когда бывает с вами по ночам, что не уснуть…

– За то и держу, – сердито проговорил Бодешмун. – Ну-ка, прикусите языки! Усаживайте царевича за стол и оставьте нас.

Теперь насупились и другие две женщины. Они отнесли мальчишку к столу, усадили на ложе и удалились.

Бодешмун угощал Массиниссу фруктами и водой с медом. Будучи сладкоежкой, тот уплетал все с жадностью, по ходу дела интересуясь:

– А почему Зита кричит по ночам?

Бодешмун поперхнулся вином, и царевич впервые увидел, как старый воин чуть покраснел.

– Ей, наверное, снятся страшные сны? – предположил мальчуган. – Мисаген иногда тоже кричит. Просыпается весь потный и рассказывает страшные истории, которые видит во сне.

Братья некоторое время жили в одной комнате по просьбе Аглаур. Она надеялась хоть так примирить их и наладить отношения между ними. Ни к чему хорошему это не привело, и вскоре их вновь вернули по своим отдельным спальням.

– Да, сны, наверное… страшные, – торопливо поддержал его Бодешмун и тут же сказал: – Царевич, ты обещал никому и ничего не рассказывать о том, что увидел и услышал здесь. Я никого и никогда не зову к себе в дом, ты мой первый гость.

– А эти женщины – твои жены?

– Нет, они служанки. Ты знаешь, рабов нумидийцы не заводят. Эти женщины свободны, и, если захотят уйти к другому мужчине, я не буду их держать. Но они не уходят.

– Почему?

– Я стараюсь одинаково хорошо к ним относиться: защищаю, говорю им хорошие слова, дарю подарки, забочусь об их будущем.

– А почему не женишься и не заведешь детей?

Массинисса повторил слова, которые он помнил из разговора матери с учителем. К тому же совсем недавно он случайно услышал, как об этом же болтали воины царской сотни.

Наставник помрачнел, выпил большой бокал вина и, помолчав, проговорил:

– Моя жена и сын погибли, попав с караваном в засаду. На них напали разбойники под городом Чевеста. Напавшие узнали, чьи они родные, и, убив их, отомстили мне за то, что я уничтожил немало их товарищей. Я не знал тогда, что родные едут ко мне, иначе сам бы их встретил и защитил. Или погиб бы вместе с ними… С тех пор я поклялся богам, что больше не женюсь и не буду заводить детей. Я не хочу, чтобы мое сердце еще раз разрывалось на части от горя.

– Как звали твоего сына? – поинтересовался Массинисса, у которого от жалости к наставнику навернулись слезы.

– Агхат. Он был похож на тебя, и поэтому ты мне очень дорог, царевич. И еще я благодарен твоему отцу за честь, которую он оказал мне, сделав твоим телохранителем.

Массинисса прильнул к крепкому плечу наставника:

– Ты мне тоже дорог, Бодешмун. Ты мне как второй отец.

– Спасибо, царевич, – улыбнулся тот и добавил: – Только не говори никому об этом, иначе царь узнает и может обидеться.

– А почему ты поцеловал ему руку? – наконец решился задать мучивший его вопрос Массинисса.

– Потому что я уважаю и люблю твоего отца, – серьезно сказал Бодешмун. – И, если будет нужно, умру за него, не задумываясь.

– Почему?

– Потому что он хороший царь. Он думает о стране, старается сделать ее лучше, сильнее. Он заботится о воинах. Ну и другим людям при нем неплохо живется. Как его не любить?

Массинисса, довольный тем, что хвалят отца, кивнул. Потом он спросил:

– А как эти женщины попали к тебе в дом?

Бодешмун отхлебнул вина и ответил:

– Ливийка находилась в том же караване, где были мои жена и сын. Она единственная спаслась, потеряв в той резне всех своих родных. Ее привезли ко мне, она все рассказала. Нас с нею связало общее горе… На женитьбе она не настаивала, так и живет у меня с тех пор.

Мавретанка – жена моего друга, погибшего на войне. Умирая, он попросил забрать ее к себе, потому что она чужестранка и ее не любили в его семье. А у них с другом была большая любовь. Вернувшись с войны, я отдал ей его деньги и предложил отвезти ее на родину, но, по их мавретанским законам, возвращение замужней женщины в свою семью – позор. Ее обязаны были бы убить свои же родные. Тогда я предложил ей остаться у меня, и со временем она очень сдружилась с моей ливийкой.

– А как к тебе попала Зита?

– О-о, это долгая история! Погоди, я налью себе еще вина.

Заинтересованный Массинисса еле дождался, пока Бодешмун неторопливо наполнил свой бокал и продолжил:

– Как-то мы сопровождали наших купцов в портовый город Иол. Те продали там свои товары, остались ночевать. Ну и мы, сопровождавшие их караван воины, решили потратить свои деньги в одной из таверн.

– А на что потратить? – поинтересовался Массинисса.

– Ну… там много чего интересного бывает… Вырастешь, сам там побываешь и все поймешь! Не перебивай, а то не расскажу, что было дальше! – немного рассердился наставник.

Массинисса умоляюще сложил руки – мол, больше не буду, – и Бодешмун смягчился.

– Там танцевали девушки. Одна из них и была Зита. Она плясала лучше всех, и к ней многие лезли…

«Зачем?» – едва не спросил царевич, но, вспомнив об обещании, на всякий случай даже зажал себе ладошкой рот.

– Обидеть пытались, – по-своему объяснил наставник. – Пунийские моряки затеяли драку за нее и в этой толчее саму Зиту едва не раздавили. В общем, я решил за нее заступиться, моряков тех успокоил. Она потом только для меня весь вечер танцевала в благодарность. Видя это, хозяин таверны стал уговаривать забрать ее, то есть купить. А то из-за этой красотки у него чуть ли не каждый вечер драки, сломанные столы-стулья, побитая посуда, неприятности с властями.

Я предложил девушке уехать со мной, и она тут же согласилась. Хозяин таверны, хитрый торгаш, увидел, что Зита мне нравится и я готов на все условия, и тут же затребовал за нее очень большую цену. У меня с собой столько не было, но все мои верные товарищи вывернули свои кошельки и добавили перстни и браслеты. В общем, хватило. Я парням потом все долги отдал, разумеется. А Зита теперь в моем доме! И танцует только для меня. Любуюсь ею и думаю: не зря я ее у целой команды моряков тогда отбил!

Массинисса потеребил задумавшегося учителя за рукав:

– А когда ты меня научишь так драться?

– Да прямо сейчас! Мы с тобой уже изрядно выпили: я – вина, ты – воды с медом. Сейчас самое время выяснить, кто из нас сильнее. Так ведь делают все воины в тавернах и на пиршествах в военных лагерях, – пошутил Бодешмун.