Она погибла, когда ей было три года. Глупо, по недосмотру – попала под маршрутку, когда та сдавала задним ходом.

Это я узнал из местных новостей и сплетен, во время очередного отпуска.

Мама тогда начала сильно пить. Новый муж потерял к ней интерес, но продолжал какое-то время содержать. А потом его застрелили, в двухтысячном, за год до моего выпуска.

Какое-то время мама ещё держалась, распродавая доставшиеся от мужа вещи и дома с квартирами. Однако же продолжала пить.

Зная об этом, я даже рискнул с ней встретиться. Посидели мы тогда, поговорили за жизнь. Душевно, спокойно – но как совершенно чужие люди. И всё же я предложил свою помощь. Нельзя сказать, что тогда у меня было достаточно возможностей – но кое-что я уже умел и помочь бы смог. Вот только она пропала без вести. Где-то через месяц после нашей единственной за много лет встречи.

– Саш… как там у вас вообще? Точно всё в порядке? – обеспокоенно спросил отец.

– Да отлично всё, пап, – ответил я, улыбнувшись. – Правда!

– Просто у тебя взгляд был такой… замученный.

– Устал просто, сейчас «комок» замочу и пойду на боковую, – ответил я. – Кстати! Дай будильник, пожалуйста – мне завтра полседьмого вставать. С наручных могу не услышать, тихие они.

– Вот те раз! А я думал ты до воскресенья! – удивился отец.

– Я до воскресенья. Просто дела есть.

Отец встал и ушёл в свою комнату, чтобы через минуту вернуться с будильником: китайской диковиной из чёрного пластика с хрипящим динамиком, который голосом, на русском, говорил время, если нажать на большую клавишу сверху. Когда-то эта штуковина казалось верхом технологий. Отец подарил мне его на день рождения, по моей большой просьбе.

– Вот же, – сказал он. – Забыл?

– Не-е-т, помню! – возразил я, принимая будильник из его рук.

И тут я вдруг осознал, что моя сводная сестра здесь, в этом времени, ещё жива! Несчастье случиться в зимой, в январе. Значит, ещё есть достаточно времени для того, чтобы всё изменить.

Отец достал сигарету из начатой пачки «Родопи» и собрался закурить. Помню, что сам даже в тяжелые времена такой пакостью брезговал.

– Пап, не надо, – попросил я.

– Что? – удивился отец, замерев с зажигалкой в руке.

– Курить. Можно не надо, а?

Отец с удивлением отложил сигарету.

– Ты что же, сам не куришь больше? – спросил он.

– Нет, – ответил я. – И ты не будешь.

– Ну, мне-то бросать уже точно поздно, – рассмеялся он. – Да и потом, говорят, от резкого бросания, наоборот, можно здоровье угробить.

– Кто говорит? – спросил я.

– Люди. И врачи вроде бы. У нас в гарнизоне был такой хирург, который…

– Шарлатан, – отрезал я.

– Что-то ты больно резкий стал.

– Пап, тебе придётся работу поменять, – сказал я.

Отец грустно вздохнул.

– Мы же обсуждали это. Мог бы – поменял бы уже. Но нет сейчас работы нормальной. Просто нет. А в торгаши ну не умею я.

– Найдётся, – уверенно ответил я.

– Вот если найдётся – тогда брошу, – упрямо ответил отец и запалил сигарету.

Я убрал тарелки, вымыл посуду и пошёл замачивать «комок».

Перед тем, как лечь спать, я зашёл в общую комнату. Отец всё ещё сидел здесь, допивая остатки чая, который принёс из кухни.

Какое тут всё было знакомое и чужое одновременно! Обязательная советская «стенка» – набор стандартных шкафов, ковёр на противоположной стене. Ещё совсем недавно, по меркам девяностых, всё это было признаком благополучия.

– Спокойной ночи, пап, – сказал я.

– Спокойной ночи, – ответил отец. – Я ещё свой старый будильник завёл. Так, на всякий случай. Надолго у тебя дело-то с утра?

– Не знаю пока, – я пожал плечами.

– Ну, если что, приходи пораньше. Будем драники делать.

– Хорошо, – я улыбнулся и кивнул.

Драники я люблю до сих пор.

Глава 4

Я проснулся от хриплого крика петуха. С недоумением подняв голову, я обнаружил на стуле возле своего раскладного дивана надрывающийся китайский будильник. Хлопнув его по широкой клавише, я заставил замолкнуть несчастную птицу.

Уже рассвело. Я потянулся и огляделся.

Моя комната… сколько мелочей и сколько воспоминаний, казалось, навсегда погребённых под ворохом других мест и событий.

Телевизор на столике, моя гордость в то время. GoldStar ArtB, под ним – видеоплеер AKAI. Всё привезённое из Польши, купленное в лучшие времена… под столиком, на полу, дешёвая китайская копия приставки Nintendo. Точнее, это сейчас я знаю, что это дешёвая копия – а по тем временам вполне себе дорогая и респектабельная вещь. Выменял её на рабочий кассетник «Маяк-232» с колонками «Радиотехника».

Помню, как с пацанами резались по вечерам в «Танчики», Super Contra и Castlevania… сигаретный дым стоял коромыслом, дешёвое пиво лилось рекой. Старшие классы, да… отец мне позволял слишком многое, если уж совсем честно. Кажется, у него просто руки опустились – от всего сразу: и от неудач в личной жизни, и от происходящего вокруг, в стране.

Табаком в комнате до сих пор пованивало, а белые обои, которыми был оклеен потолок, неэстетично пожелтели.

Я вздохнул и поднялся с кровати. Сделал небольшую разминку. Потом пошёл мыться в ванную.

Посмотрел на себя в зеркало. Совершенно детское лицо с едва наметившейся щетиной и тощее, даже тщедушное тело. Блин, и как вообще во мне душа держится? Как меня ветром не сносило?

С этим тоже надо будет что-то делать – приводить себя в нормальную форму.

Кстати, после вчерашнего борща и здорового сна желание сделать затяжку уже не так сильно донимало. Может, и правда эта зараза больше психологическая? Глядишь, тело за пару-тройку дней окончательно адаптируется к отсутствию никотина и можно будет нормально жить.

Тихо, стараясь не разбудить отца, я постирал вручную «комок», после чего развесил его на лоджии в моей комнате.

Потом сделал себе яичницу на кухне и позавтракал. Заодно нарезал коту немного мяса из борща. Надо будет что-то с кормом придумывать всё-таки. Хотя бы отцу объяснить, как правильно кормить котов, так сказать, из подручных средств. А то он рыбой в рационе злоупотреблял, это я хорошо помню. Возможно, проблемы с Васькиным здоровьем крылись именно здесь.

Дальше пришло время одеваться и, надо сказать, это было очень непросто. Выбор был совсем небольшой.

Я нашёл ещё одну светлую узбекскую футболку из натурального хлопка и лёгкие льняные штаны, сшитые на манер джинсов. Вполне приличные штаны, должен сказать – хотя тогда мне казалось, что они как-то простоваты.

С обувью было сложнее всего. Были заношенные вдрызг туфли, в которых я ходил в школу, да те самые дерматиновые кроссовки, в которых я приехал. Почесав в затылке, я решил остановиться на кроссовках. Подумав немного, накинул сверху ещё клетчатую рубашку, всё-таки на улице не то, чтобы жарко – плюс семнадцать всего.

Я спустился на улицу и пешком пошёл в сторону Советской. Можно было воспользоваться автобусом, идти было не то, чтобы близко, но, во-первых, те ходили нерегулярно, во-вторых – я так и не взял у отца денег, и у меня даже пары бумажек на проезд не было. А ещё мне было интересно прогуляться по городу при дневном свете.

Перед нашим домом был огромный пустырь, на котором в течение следующих десяти лет построят ещё пять домов. Я обошёл его через дворы соседних девятиэтажек и оказался в пятом микрорайоне.

Тут был продуктовый магазин с ещё сохранившейся с советских времён вывеской. Ни о каких сетях в то время в маленьких городах не было и речи.

На тротуарах – разбитый асфальт. Ремонтом никто не занимался как минимум несколько лет, как результат бордюров почти нигде не осталось, а часть дорожек просто погрузилась в грязь, заставляя прохожих искать пути обхода через пустыри. Не в лучшем состоянии были и сами улицы – колдобины, заплатки, прорехи.

Машин во дворах было гораздо меньше и почти все, за редкими исключениями – отечественного производства: «Жигули» разных модификаций, «Москвичи», «Волги».

Через двор пятой школы я вышел к обувной фабрике. В те годы все думали, что она благополучно загнётся, как и большинство предприятий города. Однако же та не просто выжила, а создала бренд детской обуви «Котофей», который потихоньку, к концу десятых годов, стал известен по всей России.

Но сейчас здание, где будет находиться их фирменный магазин, производило удручающее впечатление. Трещины, потёки, пожелтевшие окна – готовая декорация про фильм о зомби-апокалипсисе.

На улице почти никого не было. Лишь круглосуточные ларьки работали у перекрёстка. Возле некоторых толпились личности, для которых пятничная ночь ещё не закончилась. Мимо с характерным металлическим дзиньканьем проехал старенький «Лиаз».

Опять нахлынули воспоминания. А я вдруг почувствовал себя неприятно беззащитным перед миром вокруг. Ведь всё, что у меня есть – это информация. Воспоминания о событиях, которые в этом мире только предстояли. Хватит ли этого, чтобы кардинально изменить свою жизнь? Создать рычаги влияния, которые позволят ворочать камни самой истории?..

Я вспомнил своё тщедушное отражение в зеркале и вдруг ощутил себя мелким и незначительным.

«Хватит! – одёрнул я себя, – ты – это плюс тридцать лет жизненного опыта. Это знания, о которых твоя молодая версия и мечтать не смела! Информация – это всё. Это та самая сила, которая правит миром. И у тебя она есть».

Офис Вениамина Петровича находился в историческом здании, на втором этаже. Я подошёл к подъезду и поглядел на часы. Без пяти восемь. Что ж, всё отлично – начиная такие отношения, лучше с самого начала демонстрировать точность и пунктуальность.

Внизу охранник внимательно оглядел меня и записал паспортные данные, выдав бумажный квиток-пропуск.

Тут недавно был сделан ремонт: старая мраморная лестница отполирована, перила обновлены, восстановлена лепнина на потолке.

В коридоре на втором этаже на полу был настелен паркет – похоже, старый, но недавно отциклёванный и покрытый новым лаком, который неприятно скрипел под пластмассовыми подошвами кроссовок.

Я нашёл тяжёлую деревянную дверь с табличкой: «Малиновский Вениамин Петрович, адвокат» и чуть ниже – «Московская областная коллегия адвокатов».

Никаких звонков рядом с дверью не было, поэтому я постучал три раза и стал ждать. Изнутри послышалось какое-то движение и через несколько секунд дверь открылась.

В проёме появилась эффектная блондинка с огромными грудями, которые не скрывал, а, скорее, подчёркивал чёрный деловой пиджачок и белая блузка под ним.

– Александр, верно? – улыбнулся она.

– Да, – кивнул я.

– Отлично. Вениамин Петрович вас ожидает, проходите.

Я вошёл в приёмную. На секретарском столе стоял огромный монитор с плоским экраном. Роскошь по тем временам. Тут же находился сам компьютер и большой лазерный принтер – ещё большая роскошь.

В приёмной был сделан хороший ремонт, мебель была добротной и, если бы не старая оргтехника, её вполне можно было бы принять за «предбанник» рабочего места чиновника средней руки.

Однако же в самом кабинете уже «пахло» откровенной роскошью: дорогущий кожаный диван у стены, деревянные панели, старинная картина на стене (художника я не опознал). Дубовый стол хозяина, покрытый зелёным сукном.

Сам хозяин кабинета сидел в пол-оборота на краешке этого самого стола, свесив правую ногу. Напротив него, в чёрном офисном кресле, расположился незнакомый мне человек в милицейской форме. Он был лыс, полноват и выглядел слегка помятым. Возможно, от недосыпа.

– А, Саша, – ласково произнёс адвокат. – Подойди сюда. Это Дмитрий Валерьевич, следователь.

– Очень приятно, – кивнул я.

Следователь, немного поколебавшись, поднялся с кресла и протянул мне руку. Я ответил на слабое рукопожатие.