– Где вы все? – интересуется она. – Я заехала в гости, и мне никто не открыл.

Информация о том, что мой теперь уже бывший дом пустует, дергает за болезненную струну внутри.

– Может, пора научиться предупреждать о визитах?

– Не знала, что мои визиты тебя раздражают.

– Не выворачивай, – прошу я ее.

– Так что происходит? Мама сказала, что Сабина у Балашовых-старших живет. И ты трубку не берешь…

Сглотнув слюну, я готовлюсь к тому, чтобы ответить на ее вопросы.

Наполненный паром включенного душа воздух становится для меня слишком густым, тяжелым и вязким.

Мне нужна пауза, прежде чем испорчу себе день. И это не просто пластырь, который нужно сорвать, это запуск пускового механизма у атомной бомбы. Моя новая жизнь обретает плоть и кровь. Наша с Балашовым жизнь.

Прочистив горло, говорю в трубку:

– Мы разводимся.

– Что? – слышу недоуменный вопрос сестры. – Ты пошутила?

– Нет. Я не пошутила.

– Очень смешно. Что за бред?!

– Мы с Вадимом разводимся. Все остальные вопросы потом.

– Что значит потом?! – визжит она. – Ты… Я просто в шоке! У вас идеальная семья, вы не можете развестись!

– К сожалению, такое случается.

– Какая же ты эгоистка! У меня свадьба через три месяца, и какой же ты отличный пример подаешь! Может, и мне замуж выходить не стоит, если это все равно закончится разводом?!

– Я никогда не ставила себя в пример…

– Но только все остальные ставили! «Карина то, Карина это! Смотри на Карину и учись!» Оказывается, все это картиночка красивая? Обман?!

Меня захватывает ураган чувств, от которого в груди под ребрами дрожит. И голос дрожит, когда прошу:

– Кира… Прекрати.

– Знаешь что? – шипит она. – Пошла ты!

Короткие гудки в трубке я ощущаю как пощечину.

Отшатываюсь, роняя телефон на пол, на маленькую кучку своей одежды, и залетаю в душ. Втираю в себя горячую воду вместе с гелем, чтобы прогнать всю ту дрожь, которая колбасит тело.

Телефон начинает звонить минут через десять. Звонит три раза подряд, и радует меня то, что никто, кроме Балашова, не знает, где я нахожусь. Телефонные звонки проигнорировать можно, а вот звонки в дверь уже вряд ли.

Звонила моя мать, а потом мой отец.

Я не безответственная, просто в таком состоянии общаться с ними не лучшая идея. Вряд ли смогу вести себя достойно, если услышу очередные претензии, поэтому отвечаю на оба звонка эмэмэмками, обещая перезвонить завтра.

Гостиная в квартире не может пожаловаться на маленькую площадь, но даже сейчас, когда метры не скрадываются мебелью, с этой задачей неплохо справляются цветочные корзины.

На фоне универсальных серых стен они как яркие, режущие по глазам кляксы. Им здесь не место. Они не ко времени. Что и кому я хочу доказать?!

По крайней мере, с автором этих посылок я не обязана быть учтивой. Он шлет цветы замужней женщине. Он просто беспринципная скотина. Я должна была выбросить ту записку, как и планировала, вместо этого она болтается в моей сумке. Как и та, что была вчера. Порывшись, достаю маленький конверт и читаю еще раз, после чего набираю сообщение:

«Как минимум у вас отличный выбор флориста, поздравляю».

Спустя всего какую-то минуту получаю ответ:

«Я ему передам. Может, у тебя есть предпочтения?»

Я ощетиниваюсь. Мгновенно. И с удовольствием ставлю прокурора Алиева на место:

«Когда мы успели перейти на "ты"?» – пишу я ему.

«Ты разнесешь меня за любой ответ?» – падает мне эсэмэска.

Именно это я и собиралась сделать. Я собиралась послать его к чертям собачьим.

Кипя от накопившихся за последние часы эмоций, набираю:

«Сначала хочу его увидеть».

Вижу, как галочки напротив моего сообщения становятся синими, но ответа не следует. Ни через пять минут, ни через десять.

Глава 11

В доме родителей совсем недавно закончился ремонт, как раз перед их отъездом. Работы сдали с задержкой, как водится, поэтому им пришлось оставить дом в бардаке, чтобы не возвращать путевки. Теперь у них есть новая остекленная веранда с видом во двор, где сейчас рабочие грузят в машину мешки со строительным мусором.

Гнетущее молчание на кухне нарушает грохот и треск с улицы. Чай в моей чашке давно остыл, я к нему не притронулась.

Пока отец задумчиво смотрит в окно, мать складывает посуду в посудомойку, чем добавляет долбящих по мозгам звуков.

Болтая в кружке турецкий чай, слышу ее задыхающийся голос:

– Я выскажу свое мнение, если позволишь. Я просто в шоке, и я скажу тебе одно: я против. В любой семье есть проблемы, Карина, но разводиться? Мне пятьдесят. Я не хочу всю оставшуюся жизнь наблюдать, как ты ходишь по рукам, потому что такого человека, как Вадим, ты уже никогда не найдешь. Я не знаю, что у вас случилось, но он никогда бы не бросил Сабину. И тебя не бросил. Он – твоя опора! Скажи, что я не права. Скажи!

Я не готовилась к этому разговору. Просто села в машину и поехала, и теперь рада, что заготовленных речей у меня нет. Я не хочу отбиваться от подобных аргументов, не хочу объяснять, что же такое произошло, ведь знаю: моя мать найдет оправдание любому поступку Балашова.

Она его боготворит.

Мой отец продолжает смотреть в окно, но его молчание объясняется таким же шоком, ведь и для него Вадим Балашов – авторитет.

Я почти рада тому, что спала кое-как, голова достаточно тяжелая, чтобы в нее было не пробиться. Вокруг меня ледяной панцирь, который надежно придавил все эмоции. Это позволяет находиться здесь, в этом доме, но при этом отсутствовать.

– На развод подала я, – говорю отстраненно. – У меня были причины, но ты всегда учила, что сор из избы не выносят. Вот и я не буду.

– Как вовремя ты об этом вспомнила! – наигранно смеется мать. – Только мы тебе не чужие люди, мы твои родители. И это мы будем не спать ночами, пока ты ломаешь свою жизнь. У тебя прекрасная семья, все можно решить, тем более с Вадимом! Не делай глупостей, я прошу тебя. Ты будешь жалеть.

Мой панцирь трещит, особенно когда слышу:

– А о дочери ты подумала? Через год-другой он женится опять, у него появятся другие дети, станет для Сабины воскресным папой в лучшем случае. Так это происходит. Я таких случаев видела много…

– У нее всегда буду я, – обрываю мать на полуслове.

Хотя бы в этом я достигла внутреннего баланса. Я думала о своей дочери, черт возьми. И когда-нибудь она меня поймет. Когда-нибудь, когда придет за советом, мне будет что ей сказать, чтобы она никогда не забывала любить себя!

– И что дальше? Будешь менять любовников? Теперь так живут?

– Марина, – разбивает наш спор голос отца. – Хватит.

Мать замолкает, сдергивая с плеча кухонное полотенце. Ее руки дрожат, я не позволяю ее эмоциям себя касаться. Мне и своих хватает!

– Иди проверь, как там дела, – кивает папа на окно, предлагая ей отправиться во двор.

Мы смотрим друг другу в глаза, пока мать покидает кухню.

Когда-то мой отец пытался заработать на чем угодно. Он остался без работы. Завод, на котором он трудился со студенчества, обанкротился. Когда мне было лет восемь, отец собрал свою первую строительную бригаду, через десять лет у него уже была фирма по производству пластиковых окон. Пару лет назад он ее продал и ушел «на пенсию» очень обеспеченным человеком, даже и без дивидендов, которые платят ему Балашовы.

Когда в коридоре хлопает дверь, вокруг нас образуется тишина. Заняв стул напротив, папа протягивает руку и накрывает мою ладонь своей.

– Я не буду спрашивать, что же такое у вас случилось, – говорит он назидательно. – Но ты ведь знаешь, что делаешь?

Закрыв глаза, я делаю долгий рваный выдох.

– Я делаю то, что считаю нужным, – говорю хрипло. – Пожалуйста, не задавай мне вопросов…

– Но я отец. Я должен.

– Я пойду…

Высвободив руку, я встаю из-за стола и оставляю на щеке отца поцелуй.

– Пока…

Только сев в машину, понимаю, что покинула дом родителей без пальто.

Салон остыл, и отсутствие на мне верхней одежды ощущается чертовски остро. Натянув на ладони рукава толстовки, завожу мотор и включаю обогрев сидений. По крайней мере, моя сумка здесь, и возвращаться в дом не придется.

На часах почти час дня, и с семи утра я держусь на одной-единственной чашке кофе. Сейчас, когда Сабины нет рядом, я почти забыла, как пользоваться кухонной плитой. И я слишком голодная, чтобы заниматься этим в данный момент, поэтому решаю пообедать где-нибудь в городе. И желательно подальше от центра, в том числе от ресторана Галицких, где можно запросто встретить Лиду или ее мужа.

Потребность в одиночестве для меня в новинку, но именно с ней я маюсь. Общение со знакомыми, родными теперь гребаное тяжкое бремя, ведь первым нужно улыбаться и делать хорошую мину при плохой игре, а перед вторыми надевать панцирь. Он позволяет создавать видимость, будто я уверена в своих чертовых решениях, даже если на самом деле бреду в темноте как слепая.

После двух неудачных попыток получить столик в обеденный час пик мне удается найти себе место в ресторане на последнем этаже новой гостиницы.

Там панорамные окна, вид из которых не портит даже легкий туман и дождь. Большой зал заполнен только наполовину, но пустым от этого не кажется. Дизайнеры постарались.

Пытаясь согреться после прогулки по улице без пальто, я тру друг о друга замерзшие руки.

– Что у вас готовят быстрее всего? – спрашиваю улыбчивого парня-официанта.

– Быстрее всего… ну, блюдо дня…

– Это…

– Щучьи котлеты и…

Дослушать не выходит, потому что, отреагировав на звуки дружного мужского смеха, я нахожу глазами его источник. Это столик в середине зала, за которым разместилось пять мужчин, и еще один к ним присоединяется.

Они приветствуют друг друга рукопожатиями, все это создает вокруг стола суету. И во всей этой суете глаза мгновенно выделяют знакомое лицо.

Черноволосый мужчина с густой щетиной на щеках.

Буквально несколько дней назад он был бы для меня всего лишь еще одним лицом в море других, но только не теперь.

Это Денис Алиев, и примерно тридцать секунд у меня сохраняется надежда на то, что о моем присутствии здесь ему не известно. Однако он быстро развеивает это заблуждение. Привстав, пожимает руку своему знакомому, а когда снова усаживается на стул, неторопливо вскидывает взгляд и смотрит на меня в ответ.

Глава 12

Наверное, я и правда дура по части флирта, раз где-то в глубине души до сих пор жду ответ на свое сообщение.

Его так и не поступило, это даже к лучшему. Мне вообще не стоило ему писать. Ни в первый раз, ни во второй.

Внезапно проснувшаяся рассудительность не мешает сердцу сделать рывок, от которого кровь проносится по венам и начисто вымывает из тела холод.

Это встреча слишком неожиданная. Слишком!

Моя голова настоящий кирпич сегодня, раз я не заметила этого мужчину сразу.

Отвожу взгляд первая и только после этого позволяю себе разложить по полочкам увиденное. Дресс-код за тем столом пестрый. Начиная от пиджаков с галстуками, заканчивая свитерами и футболками. Именно в черную футболку Алиев и одет. В любом случае встреча за тем столом явно полуофициальная, и она постепенно становится громче.

Голоса, смех, звон приборов.

Покрутив на столе вилку, снова туда смотрю.

Вычленить голос Алиева из общей какофонии не представляется возможным, но его губы шевелятся, а взгляд устремлен на собеседника. Затем он смеется.

– Ваш чай…

Мелькающая перед глазами посуда перехватывает внимание. С огромной радостью я отдаю горячему чайнику весь свой интерес. Отказавшись от помощи, принимаюсь сама себя обслуживать – наливаю в чашку чай и методично размешиваю в нем сахар.