Они смотрели друг на друга сквозь разделяющие их пространство в пронзающей тишине умокшего сада. Никто из гостей не мог вымолвить и слов, расчувствовавшись до слез проникновенной речью Даниэля Фонтейна. Они безмолвно, в восхищении поочередно разглядывали красивую упешную пару, ведущую мысленный разговор, передавая глазами свои чувства и слова.

Джиллиан Фонтейн снова вздрогнула, словно ей стало холодно, склонила голову к плечу, и густая шелковистая волна волос упала на ее приподнятую корсетом грудь. Пытаясь поймать соскользнувшую шелковую шаль, она отступилась, царапнув каблуками выложенную камнями дорожку. Прозрачная серебристая паутинка шелковой лужицей упала к ее ногам. Снова подняв голову, молодая женщина посмотрела в лицо своего мужа, улыбающегося ей со сцены.

Кто-то дал ему бокал с шампанским, и теперь он поднимал его в честь жены. Умопомрачительный мужчина, сексуальный, дьявольски-красивый, совершенный, мужчина-мечта, предмет зависти каждой женщины на этом празднике. Джил задрожала сильнее. Она была уже слишком пьяна, чтобы думать. Вытянув вперед руку, женщина улыбнулась мужу… Бокал выскользнул из ее пальцев и, ударившись о камни, вдребезги разлетелся. Осколки растерялись в траве, шампанское впиталось в землю.

Ничего не осталось.

– Неудачное сравнение, Дин. – аплодируя, сказала она громко. – Но я тронута почти до слез.

Ведущий быстро появился на сцене и распорядился насчет музыки. Оркестр заиграл что-то веселое и ритмичное, чтобы как-то сгладить неприятную паузу. Гости зашептались, но их голоса растворились в общем гуле.

Даниэль, спустившись, сохраняя непроницаемое уверенное выражение лица и спокойную улыбку, шел в сторону, где стояла Джил. Она повернулась к нему спиной и смотрела на огни Голливуда, не чувствуя, что он уже стоит совсем рядом. Рука мужа властно обвила ее за талию и развернула к себе.

Его улыбка была такой же фальшивой и не настоящей, как этот вечер, и лицемерной, как их гости, имен которых Джил даже не знала. Только холодные огоньки в выбеленных гневом глазах выражали настоящие эмоции мужчины. Джил судорожно сглотнула, чувствуя разрастающуюся боль в груди. Она смотрела в его лицо. Красивое, сильное, как сказанная только что блестящая речь.

– Прекрасно сыграно, Дин. – прошептала она, изображая подобие улыбки, уподобляясь всем остальным лицедеям.

– Зачем ты это делаешь, Джи? – спросил он тихо, наклоняясь к ее уху. Со стороны они выглядели, как воркующие голубки. – Хочешь унизить меня? Наказать? За что?

Она не ответила, продолжая смотреть в голубые глаза. Она так хорошо знала его теперь. Каждую мысль, каждое слово, все, что он скажет или сделает. Великолепный манипулятор человеческих душ. И он так же видел ее. Насквозь.

– Я хочу уйти отсюда. – устало проговорила она, положив ладонь на его плечо. Улыбка ее стала печальной. – Я пьяна, я не хочу никого видеть. Разве недостаточно? Спектакль отыгран на ура.

– Какой спектакль, Джи? – в голосе Даниэля, низком и хрипловатом послышались раздраженные нотки. – Это твой день рождения. Я устроил для тебя праздник, собрал гостей. Скоро будет фейерверк, принесут десерт. Твой любимый торт со сливками и клубникой.

– Я не хочу торт, не хочу этих гостей. Я никого из них не знаю. – Джил тряхнула волосами, устремляя взгляд в живописный горизонт. Ее голос был тихим, безжизненным. – Этот праздник ты устроил для себя. Я тут не причём. Тут нет никого, кто дорог мне, кто действительно любит меня, а не нужен тебе для твоих бесконечных бизнес-планов. Почему ты не позвал Майкла? Сару? Где моя подруги? Линда? Триш? Или им всем не место здесь? О да, они отвлекают меня от тебя. Ты же Бог, Даниэль Фонтейн? Ты так в этом уверен?

– Зачем ты так, Джи? – с горечью спросил Дин, глядя на ее отрешенный профиль. – Никого, кто любит тебя? А как же я?

Джил холодно усмехнулась, повернув голову. Фиалковые глаза посмотрели на него с иронией.

– Я устала от тебя, Дин. Тебя слишком много для одной маленькой женщины. Ты у меня под кожей, словно паразит, от которого невозможно избавиться.

Она заметила, как нервно дернулся мускул на его щеке, а голубые глаза потемнели от боли. Но ее уже нельзя было остановить.

– Все, что ты говорил там, на сцене… Это прекрасно, это чувственно и сильно, но это не настоящее, не правда. Это не ты, не твои мысли. Ты только хочешь так думать, и тебе больно, потому что не можешь воплотить в жизнь хотя бы сотую часть своих высокопарных признаний. Ты, как многоразовая бомба с часовым механизмом. И каждую минуту своей жизни я в страхе жду, когда…. Когда ты снова сорвешься. И мне страшно от того, что сейчас рядом нет никого, кто снова смог бы залатать мои осколочные ранения. Я всегда была лишь трофеем. Желанной добычей. И сейчас ты опять сражаешься за меня, за мою волю, за мою душу, но не кем-то третьим. Сейчас нет ни Майкла, ни Колина. И ты сражаешься со мной, потому что я не хочу ничего тебе отдавать. Мое сердце, Даниэль, нужно мне самой. Чтобы жить и дышать.

– Ты с ума сошла. – Даниэль ласково притронулся к ее щеке кончиками пальцев.

Гнев из его глаз улетучился. Но Джил его спокойное и снисходительное отношение к ней только злило. Он всегда думал, что умнее и сильнее ее. Он был уверен, что знает о ней больше, чем сама Джил. Игнорируя ледяные вспышки в глазах жены, он взял ее руку и прижал к своей груди.

– Мое сердце в твоих руках, любимая. И это всегда так было, есть и будет. Можешь сколько угодно сохранять свое, но мое, умоляю, не выбрасывай. Потому что без тебя оно не умеет биться. И не хочет жить и дышать, если рядом нет тебя.

Джил растерянно заморгала. Так всегда случалось, когда говорил Даниэль. Красноречивый змей, искушающий ее так много лет. Она была в его власти. И ненавидела его за это.

– Извини меня. – пробормотала Джил, тяжело вздохнув.

Ей никогда не выиграть в этой битве. Она обречена на неудачу. Он купил ей целый мир, который простирался под ее ногами, но этого было недостаточно. Он закрыл от нее солнечный свет и звездное небо своими черными крыльями, усыпанные бриллиантами, инкрустированными золотом, ограненные алмазами. Мечта о жизни с глянцевой обложки померкла в тот момент, когда она разлюбила единственного, кто был способен обеспечить ей эту жизнь. Осталась только клетка. Клетка, в которой не хотелось петь.

– Я просто устала. Последний клиент действительно был тем еще ублюдком. Не знаю, зачем я взялась за это дело. Я с самого начала знала, что он виновен. Нужно было отказаться сразу, но я же никогда не проигрываю. Теперь еще один подонок оказался оправданным, и это сжигает меня изнутри.

– Я понимаю. – мягко сказал Даниэль, целуя ее пальцы, и нежно убирая выбившийся завиток ей за ухо. – Всегда нелегко решать судьбы людей. Я не сержусь на тебя. Нервы, стресс, тяжелый перелет. Ты устала, и ненавидишь всех вокруг. Может, стоит подумать о смене работы?

– Да, я тоже об этом думала. Стану юридическим консультантом в какой-нибудь крупной фирме, появится свободное время. Я не спросила тебя… Что там с поиском Саманты Вилар? Твоим сыщикам так и не удалось напасть на ее след? – Джил внимательно посмотрела в потемневшее лицо мужа, вспомнив, что и у богов есть нерешенные проблемы. Например, с потерянными сыновьями.

– Нет. Ничего. Сэм несколько раз пересекала границы штатов. Ее видели то здесь, то там. Она постоянно передвигается, сыщики просто не успевают за ней. Мне страшно подумать, что чувствует ребенок в этой бесконечной беготне.

– Сын, а не ребенок, Дин. Это твой сын и у него есть имя. Ноэль. Ты найдешь его. Саманта не может прятаться вечно.

– Сэм еще хуже, чем ее сестра. У той хотя бы ума было меньше, и ее можно было купить. – раздраженно сказал Даниэль. – Понятия не имею, что Дейзи наговорила Саманте. Она бегает от меня, как черт от ладана.

– Ну, я бы не сказала, что ее страх беспричинен. Ты вряд ли скажешь ей спасибо за заботу о своем сыне, когда найдешь. – Джиллиан пожала плечами и отстранилась от мужа. – Давай вернемся к гостям, они уже напридумывали кучу новых сплетен.

– Джил… – Даниэль удержал ее за руку, когда она уже повернулась к гостям.

Джиллиан бросила на мужа удивленный взгляд, уловив странную интонацию в голосе. Мольба и боль. Так не похоже на Даниэля.

– Что такое? – спросила она.

Мужчина мягко привлек ее к себе и посмотрел в глаза с тревогой и неизбывной тоской.

– Поцелуй меня, Джил. Словно все еще любишь меня. Словно я нужен тебе. Поцелуй меня.

– Даниэль, – хрипло прошептала Джил, в ее глазах блеснули слезы, когда она обхватила руками это несчастное и красивое лицо. И она поцеловала его, коснувшись его губ с бесконечным состраданием в сердце, желая утешить и вселить надежду.

– Ты не виноват. – сказала она, на миг прервав поцелуй. – Мой маленький несчастный мальчик.

Они вернулись к гостям, держась за руки, улыбаясь и притворяясь счастливыми. Джил было несложно играть привычную роль, и только горькое чувство одиночества в сердце, напоминало о том, что призрачная идиллия благополучия всего лишь миф, в который так хотелось верить, и она верила … какое – то время.

Глава 2

Едва получив диплом об окончании Колумбийского университета, Джил загрузила себя работой в суде, погрузилась в совершенно новый для нее мир. И в этом мире она могла позволить себе быть независимой и сильной… до определенного момента. Власть денег могущественна и абсолютна, и Джил всегда это знала, но оказалось, что нет такого предела, который не был бы контролируем большими капиталами. Она жила в стране, где за деньги можно купить всё, включая чиновников, свободу, правосудие, власть.

Джиллиан чувствовала, как порочный кокон опутывает по рукам и ногам. Вот он потолок ее мечты. Могла ли знать та девчонка, что стремясь к свободе от бедности, от голода, от зависти к тем, кто успешнее, она попадет в еще большую зависимость?

‘Разбитой можно считать лишь ту жизнь, которая остановилась в своем развитии’, так говаривал великий классик Оскар Уайльд, и, наверное, был прав, и знал о устройстве мира больше, чем многие из ныне живущих.

Джил не знала, куда двигаться дальше и зачем. Она больше ни о чем не мечтала, и ни к чему не стремилась. Свобода, любовь, счастье – что это? Она забыла истинные значения слов, и рядом не было никого, кто помог бы вспомнить. Джиллиан, сама того не осознавая, год за годом становилась одним из манекенов театра кукол, возглавляемым богом по имени алчность, жадность и пресыщенность. И только краем подсознания помнила, что когда-то ее душа родилась свободной.

– Миссис Фонтейн? – легко коснувшись ее плеча, осторожно обратился к ней высокий мужчина с седеющими висками.

Джил растерянно глянула на него, пытаясь вспомнить имя. Ее брови от усердия сдвинулись, но опьяненное сознание отказывалось повиноваться.

– Я Стивен Джонс, ведущий, – подсказал мужчина, заметив замешательство молодой женщины.

– Ах, да. Мистер Джонс. – теперь она вспомнила. – Все просто чудесно. Вы были на высоте. – благодарно пожала руку ведущего. Он выглядел слега смущенным и неуверенным.

– Не знаю, уместно ли сейчас обратиться к вам. – осторожно начал Джонс, и Джил снова нахмурилась.

– Говорите, я слушаю.

Ведущий тяжело вздохнул и вытащил из кармана пиджака белый конверт и протянул ей. На лице женщины отразилось глубокое недоумение. Она надеялась, что это не взятка, и никто из родственников мистера Ведущего не попал в переделку с законом.

– Что это? – строго спросила она, не решаясь взять конверт.

Мужчина, поняв, что к чему, поспешил развеять ее опасения:

– О, нет. Совсем не то, что вы подумали. Вчера я принимал участие в проведении конкурса ‘Американской академии киноискусств’. После меня пригласили в ресторан отметить сие событие вместе с победителями. И я, между прочим, обронил, что сегодня буду вести вашу вечеринку.