Сломанный мир (страница 12)
– В вашей стране, видимо, слово «союз» означает нечто иное, чем в моей, – сказал Юкинари с мрачной иронией. – Хотите, расскажу вам, как все пройдет? Вы начнете переговоры речью о мире и сотрудничестве. Я соглашусь, что мир, безусловно, лучше войны, но потребую заключить союз на условиях, одинаково выгодных для обоих государств. Вы не согласитесь, потому что ваш император хочет от Рюкоку полного подчинения. Я не хочу союза на таких условиях. И если даже скрепя сердце соглашусь на эти условия, идея брака с дочерью вашего императора обречена на неудачу. Вы в Чхонджу, говорят, зовете своих женщин орлицами, и они умеют держать в руках меч так же крепко, как мужчины – а мой дворец станет для этой девушки клеткой. Ваша принцесса умрет здесь, причем, возможно, в буквальном смысле слова, как бы страшно это ни звучало, и я ничего не смогу сделать для нее. Так или иначе вы будете вынуждены объявить мне войну.
Да, подумал Гэрэл, он прав, это только вопрос времени: даже если брак окажется удачным, вряд ли он будет долго удерживать Токхына от войны. Разница лишь в том, начнется она прямо сейчас или спустя несколько лет…
Юкинари продолжал говорить – спокойно, будто о чем-то мало его касающемся:
– В назначенный день мы обсудим все это подробнейшим образом, в куда более изящных выражениях, в присутствии множества моих и ваших сановников; это займет много времени – возможно, целый день. Но результат от этого не изменится. И вы, и я знаем это.
– И все же я искренне надеялся, что вы смирите гордость и примете мир на условиях императора Токхына. Хотя бы временный мир. – Заметив мелькнувший в глазах Юкинари гнев, Гэрэл поспешно добавил: – Простите, государь. Я выразился грубо. Но я хочу избежать войны. Неужели вы не понимаете, что это будет бессмысленная резня? Ваше государство уже пережило большую войну и только-только оправилось после нее. Ваш народ создан для мира, а не для битвы. Когда мы встретились, я сказал, что ваша столица прекрасна, и это истинная правда. Синдзю – странный, печальный, но прекрасный город. Мне будет жаль, если его сровняют с землей.
– Спасибо за откровенность, генерал. Хорошо, когда люди говорят то, что думают, хоть ваши слова и жестоки. Я тоже не хочу войны с вашей страной, да и ни с кем другим. Совсем о другом я мечтаю; если начинаешь с разрушений, ничего хорошего не построишь. Но и подчиниться вашему царю не могу. Не из-за гордости, а потому что союз на таких условиях не принесет моей стране ничего хорошего. Временный мир, говорите? Но время – мой враг. Через несколько лет такого «мира» моя страна ослабнет, а ваша – накопит еще больше мощи. Но если дойдет до войны сейчас… – Юкинари слегка презрительно прикрыл глаза длинными ресницами, улыбнулся, – …почему вы так уверены, что я потерплю поражение? Вообще-то я собираюсь выиграть.
«Красивый глупый высокомерный мальчик», – подумал Гэрэл с легким раздражением. Неужели он думает, что что-то знает о войне, сидя в этом саду с красными кленами и золотыми карпами, попивая чай из красивой чашки?..
Впрочем, надо признать, рассуждения Юкинари были вполне неглупы и логичны.
Император передвинул одну из фишек. До этого хода Гэрэлу казалось, что на доске сложилась патовая ситуация, но, пожертвовав несколькими своими фишками, Юкинари освободил верх доски и внезапно оказался в выигрышном положении.
Однако Гэрэл тоже был не прост. Он хорошо знал и любил «Туман и облака». Ему нравилось, что у каждой фигуры ясное предназначение и просчитать исход игры намного проще, чем в жизни. Говорили, раньше военачальники использовали эту игру, когда продумывали стратегию боя, и лишь потом люди стали играть в нее для развлечения. В юности Гэрэл просидел над «Туманом и облаками» немало часов, пытаясь понять и перенять ход мыслей великих полководцев древности.
– Если вы все уже рассчитали, почему не хотите попытаться убить меня? Вы убрали бы с поля сильную фигуру, – тихо сказал он, гадая, не было ли в чае яда или снотворного. Но чувствовал себя вполне нормально.
– Я могу попытаться, но прежде чем охранники выполнят приказ, вы можете успеть разбить чашку и перерезать мне горло осколком, – так же тихо ответил Юкинари.
Будто мысли прочел. Телохранителей у Юкинари было всего трое, и двое из них слишком далеко. Прыжок влево, ладонями оглушить ближнего телохранителя, разбить чашку; возможно, Гэрэла даже не убьют в ближайшую минуту, если он сумеет дотянуться до лежащего наподалеку меча в ножнах – хотя потом все равно прибежит дворцовая стража…
– Так не нужно было предлагать мне чай, – сказал Гэрэл с легкой улыбкой.
Юкинари тоже улыбнулся, у него это как-то искренне получилось, по-доброму, несмотря на напряженность момента.
– Надеюсь, в моем дворце у меня есть право угощать чаем кого я захочу, не думая о последствиях.
Похоже, он предлагал установить между ними двумя тот самый «временный мир».
– Почему вы не учитываете третью силу, которая может повлиять на исход войны? – спросил Гэрэл, имея в виду Юйгуй.
Очень откровенно, но они только что обсуждали убийство чашкой, к тому же он убедился, что Юкинари хорошо представляет себе расстановку сил в Срединных Государствах и варианты развития событий.
– Я удивлюсь, если Юйгуй захочет вмешаться. У него нет причин помогать той или другой стороне. Война ослабит и Чхонджу, и Рюкоку, Юйгую это только на руку.
Гэрэл был неприятно удивлен трезвомыслием противника, но решил сосредоточиться на игре.
После того как они обменялись несколькими ходами, он заметил в стратегии Юкинари небольшой просчет. Совсем крошечный. Только опытный мастер игры обратил бы внимание на такой пустяк.
Гэрэл уже протянул руку к одной из фишек, чтобы сделать решающий ход, но задумался: прилично ли будет выиграть у императора? Это во-первых. А во-вторых, если игра была обоюдной проверкой их способностей к стратегии (а она, несомненно, именно ей и была), пускай лучше противник думает о тебе хуже, чем есть на самом деле. Когда придет черед настоящей битвы, у него будет преимущество.
В итоге он взял совсем другую и пошел иначе. В результате с доски исчезло несколько фишек как Юкинари, так и самого Гэрэла и осталось слишком мало значимых, чтобы кто-либо из игроков мог одержать победу.
Ничья.
Юкинари улыбнулся, и что-то в его улыбке сказало Гэрэлу, что его сомнения не укрылись от глаз императора и что ошибку тот допустил намеренно – хотел увидеть, как поступит Гэрэл. Проверял.
– Вы поддались мне.
– Но и вы в конце не воспользовались преимуществом, – справедливо заметил Юкинари.
– Я бы хотел провести еще одну партию, с условием, что вы будете играть честно.
– Я могу сказать, что буду играть честно, но поверите ли вы мне?
(Позже – спустя много дней, недель, месяцев – Гэрэл снова и снова возвращался мыслями к этому диалогу, и ему казалось, что речь шла не только о «Тумане и облаках» – хотя тогда никто из них еще не знал, что произойдет потом.)
– Попробую поверить…
И спустя буквально несколько ходов император сказал:
– Вы проиграете или через двенадцать ходов, или через двадцать, если пожертвуете несколькими фигурами.
Эти слова показались Гэрэлу пустым бахвальством, но, к его удивлению, так и произошло: через восемь ходов он понял, что ему не выиграть, прикинул в уме дальнейший ход игры и осознал, что до полного поражения ходов осталось именно столько, сколько предсказал Юкинари.
– Видите, я был честен. – Юкинари смотрел на него и улыбался.
– Неужели я так плохо играю? – с легкой досадой сказал Гэрэл.
– Лучше всех, кого я знаю, – ответил Юкинари. – Просто мне знакомо это развитие партии. Я не какой-то там гений, но у меня хорошая память, и я много играл, когда был ребенком. Очень много – наверное, больше, чем было полезно… – непонятно сказал он.
Они сыграли еще раз. Гэрэл сосредоточился, и в этот раз ему удалось выиграть, он надеялся, что победа была честной. Затем выиграл Юкинари – или просто перестал поддаваться? С таким странным противником ни в чем нельзя было быть уверенным. Он играл великолепно, словно с самого первого хода представлял себе все бесчисленное множество вариантов развития событий на доске. Гэрэл давно уже не получал от игры такого удовольствия. Давно? Пожалуй, вообще никогда.
После четвертой партии в «Туман и облака» Гэрэл очнулся, осознав, что они сидят тут уже часа три. Наверняка у императора были и более важные дела, но он был слишком тактичен, чтобы просто прогнать гостя.
– Я так увлекся, что забыл о времени, а ведь я, должно быть, бессовестно отрываю вас от дел. Я получил огромное удовольствие от игры, государь, но, думаю, нам стоит прерваться.