Внутри коробочки вместо куска пирога лежало что-то металлическое и острое. Яссен поднял вещицу на свет: какая-то серебряная фибула, помещающаяся в ладони и выточенная в форме слезы. Яссен пригляделся: нет, скорее пера.

Он выкинул манжету и коробочку в мусорный бак, сунул фибулу в карман и пошел дальше вдоль набережной. Торговые ряды тянулись и тянулись приветственной процессией, встречая гостей славного Джантара. Яссен, попивая чай, рассматривал прилавки. Впереди он увидел ларек, владелец которого предсказывал грядущие невзгоды и радости. Ларек был такой же старый и покосившийся, как и чайный; на вывеске была намалевана женщина, читающая по ладони. Яссен стал подмечать закономерности, а, как известно, нет ничего опаснее закономерностей. Видать, совсем размяк Сэмсон в своем поместье.

У парапета рядом с ларьком стоял патруль из трех человек. На одном был ярко-лазоревый мундир капитана, на остальных двух – простая черная форма. У всех троих – шлемы с забралами и пульсеры на поясе. Они смеялись какой-то шутке, как вдруг капитан поднял голову и недовольно посмотрел на Яссена.

– Эй ты! – произнес он властно.

Яссен медленно опустил стаканчик. На пристани было не протолкнуться от повозок и торговцев. Если он побежит, патруль вмиг его схватит.

– Да-да, ты, с закрытой рожей, – повторил капитан, постучав себя по забралу. – А ну иди сюда!

Яссен подошел.

– Я что-то нарушил?

– Полностью опускать забрало на пристани разрешено только патрульным.

– Я этого не знал.

Яссен говорил спокойно, но капитан, видимо, счел его тон слишком наглым. Ударом ладони он вышиб стаканчик у Яссена из руки. Чай пролился на металлические пластины, мигом вскипая.

– Новые правила, – сказал капитан. – Опускать забрало могут только солдаты, все прочие должны оставлять лица приоткрытыми.

Подчиненные захихикали.

– Командир, он, видно, только что с моря. Ему нужно разъяснять на пальцах.

Яссен нахмурился. Краем глаза он заметил торговца у ларька с предсказаниями. Тот глядел безразлично, как будто наблюдать подобные стычки ему не впервой. Однако вдруг он подался вперед, опираясь ладонями на прилавок, и на запястье мелькнул вытатуированный бык.

Люди Сэмсона были рядом.

– Хорошо, – произнес Яссен.

Хотят зрелища? Пожалуйста. Пусть увидят, что он, вопреки слухам, не вполне бесполезен.

Глядя на патрульных, Яссен отстегнул забрало.

– Но вы должны мне стакан чая.

И со всего размаху он огрел капитана забралом по лицу. Тот со стоном отшатнулся. Двое других патрульных шагнули к Яссену, но он оказался проворнее: вывернувшись, раздал четыре быстрых удара – по два каждому. Временно обездвиженные, солдаты, задыхаясь, осели на землю.

– Пристрелите его! – рявкнул капитан и потянулся за оружием.

Яссен нырнул ему за спину, резким движением отстегнул забрало его шлема.

Капитан развернулся, прицеливаясь… и тут солнечные лучи, отразившись от латунных пластин, безжалостным огнем опалили ему глаза. Ослепленный, капитан выстрелил.

Воздух затрещал.

Разряд пронесся у правого уха Яссена, прошив верхнюю балку навеса над магазином. Торговцы тут же попрятались кто куда. Раздался крик, и народ на обеих пристанях пришел в беспорядочное движение. Яссен проворно смешался с толпой, позволив ей вынести себя на край пристани, откуда прыгнул в море.

Вода была холодная, и на мгновение у Яссена свело мышцы. Он ушел под воду, забарахтался и наконец вынырнул, откашливаясь, под пристанью. Услышав грохот сапог по латунному настилу и выкрики солдат над головой, он заставил себя не шевелиться. В щелях проглядывала фигура капитана.

– Пылающее пекло! Куда он делся? – рявкнул тот на торговца предсказаниями.

Торговец пожал плечами:

– Ушел.

Яссен скрылся под водой, когда капитан и ковыляющие следом подчиненные прошли сверху. Снизу что-то зажужжало, и в глубине появились смутные очертания какого-то темного силуэта. Яссен медленно отплыл, но силуэт не двигался. Дождавшись, пока патруль удалится, Яссен нырнул поглубже.

И увидел одноместный батискаф.

«Ищи под пристанью предсказаний» – и правда.

«Сэмсон, ах ты гаденыш…»

Яссен поплыл к батискафу. Приложил ладонь к сканеру отпечатков; аппарат снова зажужжал и поднялся на поверхность.

В тесной кабинке едва хватало места, чтобы вытянуть ноги, но Яссен все равно выдохнул и откинулся на спинку кресла. Фонарь кабины медленно закрылся, и с гудением ожили лопасти. Приборная панель зажглась бледно-голубым светом.

На панели лежала записка. От руки. Большая редкость и очень в духе Сэмсона.

Записка гласила: «Увидимся во дворце». И не успел Яссен подумать, о каком еще дворце речь, батискаф тронулся.

Глава 2. Элина

Приведя подданных в безжизненную пустыню, будущий король воскликнул: «Здесь заложим мы свой город!» Люди шли под покровом ночи, когда песок наконец остыл. Стирая руки в кровь, они лепили кирпичи из глины. Луны-близнецы заинтересованно наблюдали и той ночью задержались на небе подольше, давая путникам отдохнуть от дневного зноя.

Полная история Сайона, гл. 41

Элина, пригнувшись, прошла под аркой, где плясали лоярийские искры – крошечные светящиеся песчинки, эдакие волшебные огоньки, что скапливаются в темных закоулках в сезоны муссонов. Жрецы считали это явление божественным, хотя Элина смутно припоминала, как один из наставников давал более приземленное объяснение – что-то про влагу и песок.

«Эти искры – добрый знак, – утверждали жрецы. – Благословение Феникс дарует нам удачу».

Элина осторожно смахнула осыпавшиеся на волосы и кожу искорки. В чем в чем, а в удаче она сейчас особенно не нуждалась.

Она сунула руку под балахон и нащупала на бедре спрятанный голокомм. Металлическая поверхность холодила вспотевшую кожу. Комм весил меньше мешка чайных листьев, однако все равно тяготил. Не удача требовалась Элине, а чтобы Варун был и правда столь же глуп и жаден, каким показался ей в тот день, когда раскрыл свои истинные стремления.

– Феникс всемогущая, тут жарче, чем в Ее клятом пламени, – пропыхтела Ферма, оттягивая воротник. Пот ручьями стекал по ее лицу. – Ты уверена, что собрание состоится в такое пекло?

– Уверена.

Элина перепрыгнула через растянувшегося на песке бродячего шобу. Тот широко зевнул, тряхнул массивной гривой и снова свернулся клубком. На балконе мастеровой встряхивал свежепокрашенную шаль, осыпая идущих внизу карминово-янтарным дождем.

– Естественно, когда еще огнепоклонникам встречаться, как не в самый жаркий день, – проворчала Ферма себе под нос.

Воительница-юми поплотнее затянула платок, пряча отличительную прическу своего народа – толстые и длинные косы, сейчас шелковистые, но способные превратиться в острые клинки, которыми можно вспороть человеку горло.

Из Фермы с младенчества воспитывали воительницу. В ходе Сожжения, устроенного шестым Пророком, почти все юми на Втором материке оказались истреблены, а выжившие служили исключительно военными и командирами. Лучшие из лучших удостаивались чести попасть в королевские чертоги. Ферма была не только наставницей Элины, но и Копьем ее матери. Именно она научила принцессу искусству прятать трос-клинок вдоль позвоночника, а затем быстрым движением бедер его высвобождать.

После смерти королевы она отвечала за обучение Элины истории и политике, врачевала раны и ушибы после спаррингов, ставила холодные примочки, когда та заболевала. Ферма могла без единого слова заставить всех в комнате замолчать – и без единого звука убить человека.

Элина восхищалась грацией и силой своей телохранительницы. И оттого забавнее было видеть, насколько трудно ей дается свыкнуться с жарой в Рани.

Хотелось отпустить шутку по этому поводу, но тут сзади раздался крик. Обернувшись, они с Фермой увидели, как двое сешарийских пацанов – черноволосый и синеволосый – со смехом удирают на летающих досках от разгневанного торговца. На углу базара подвыпившие болельщики издали недовольный гул. На парящей перед ними в воздухе голотрансляции показали повтор, как сейлонский вратарь отбивает удар раванского нападающего, обеспечивая своей сборной победу в Западном кубке по ветроболу. Один болельщик в сердцах швырнул банку на землю, забрызгав бегущего торговца пивом.

– Что ж, хотя бы они не выбрали какой-то захолустный спальный район, – сказала Элина с ухмылкой. Ферма скривилась в ответ.

Несмотря на вездесущую пыль и давящую духоту, Элине нравились извилистые улочки и базарная теснота. Столица отличалась безумной мешаниной звуков и архитектуры; прошлое упрямо не сдавалось под напором современности и переплеталось с нею. Между высокими колоннами из песчаника, обработанными пескоструйкой, тянулись витрины перчаток со встроенными голопроекторами и полностью оснащенные магнитотрико. Тут же ходили торговцы с тележками, зазывая покупателей на свои товары: шафран, шалфей, гвоздику, сейлонских попугаев и браслеты из узорчатого стекла с Первого материка. Громко сигналили гравикары, ругались водители, огрызались в ответ пешеходы, переходя дорогу где попало. Ревели сироты, старики просили милостыню, коммерсантки на каблуках-шпильках, ворча под нос, спешили к гравипоездам. А вокруг – людской водоворот, где, задевая друг друга локтями, коленями и ладонями, смешались лица, судьбы и мечты. Элина чуяла его общее дыхание, пот и саму жизнь, столь не похожую на длинные, прохладные и пустые анфилады дворца.

Как ей этого не хватало.

– Эй, информатор! – окликнул их какой-то торговец.

Элина обернулась. Навстречу им шел Ишант с полной тележкой бумажных кульков, в которых дымились свежеобжаренные макхана, политые маслом гхи и посыпанные специями.

– Привет, купец. – Элина улыбнулась, но платок скрывал ее лицо. – Почему ты здесь? Мне казалось, твоя лавка продает джалеби.

– Так аренду задрали до небес, и Лохан меня вышвырнул. Клятые сешарийцы, кучка вонючих жадных…

Ферма угрожающе шагнула к Ишанту, и он осекся.

– А, конечно, конечно. Прости. Забыл, что вы с напарницей на стороне беженцев.

– Им всего лишь нужен дом, как и нам всем. – Элина кивнула на тележку: – Смотрится аппетитно.

– Хочешь? Отдаю три по цене двух. Особое предложение только для тебя. – Ишант подмигнул.

– Заманчиво, но нет. – Элина бросила взгляд на Ферму. – Мы опаздываем на митинг.

Улыбка пропала с лица торговца.

– Только не говори мне, что ведешь дела с золотошапочниками.

– Ничего личного, просто бизнес, – пожала плечами Элина, понимая, насколько дешево звучат эти слова.

– Ну да, ну да… – Ишант хмыкнул. – Будь осторожна. По мне, так лучше иметь дело с распоследним пройдохой-сешарийцем, чем с королевским лизоблюдом вроде Джангира. Гонору с Дворцовый холм, а яйца – что мои семечки.

Ферма гоготнула, и даже Элина не сдержала улыбки.

– Возьми кувшин холодного чааса. Добавь в макхана пряностей и продавай два кулька по цене одного, – посоветовала она. – А когда покупатели попросят пить, дери с них за каждый стакан.

– Умно. – Ишант уважительно присвистнул. – Увы, скоро меня здесь уже не будет.

– Почему? – спросила Элина.

– Когда пройдет коронация, я отбуду в Сейлон. Не могу так больше. В городе не протолкнуться, а золотошапочники вконец обнаглели. На той неделе ворвались в лавку к моему приятелю и затребовали двойную арендную плату. Иначе, говорят, спалим все дотла и свалим на бунтовщиков.

Элина аж задохнулась от возмущения.

– Они не имеют права.

Ишант провел рукой по лицу, утирая пот.

– По закону не имеют. Вот только закон слеп. А королю – плевать.

– Говорят, будущей королеве не плевать, – заметила Элина и краем глаза поймала строгий взгляд Фермы.

– Ты про наследницу, что ли? – Ишант резко и язвительно рассмеялся, от чего у Элины неприятно засосало под ложечкой. – Ей вертят так же, как и остальными. Раз ей не все равно, то что же она молчит?