Время химер (страница 3)
Название гибрида меняется в зависимости от того, кто его отец и кто мать: лигр – гибрид льва и тигрицы, тигрон – гибрид тигра и львицы.
Без вмешательства человека два эти вида, лев и тигр, никогда не повстречались бы, потому что первый обитает в Африке, а второй в Азии.
Еще забавнее нар, гибрид двугорбого и одногорбого верблюдов (бактриана и дромадера): у него… полтора горба.
Энциклопедия относительного и абсолютного знания
6
– Тебе очень повезло, Алиса.
Бенджамин Уэллс сидит в больничной палате своей подруги.
– Пуля всего лишь оцарапала тебе плечо, а стрелявшего удалось скрутить, не дав ему выстрелить опять.
Молодая зеленоглазая женщина встает, проверяет, хорошо ли держится повязка на плече, надевает блузку, куртку, бежевые сапожки.
– Теперь тебе лучше было бы на время исчезнуть из виду, – советует ей Уэллс.
Алиса собирает свои вещи. Оба покидают палату и идут по больничному коридору, мимо врачей, медсестер, больных и раненых.
Перед больницей собрались демонстранты с транспарантами резкого содержания: «ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ НЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ЕГО РАЗНООБРАЗИЛИ», «НАШИ НАЛОГИ НЕ ДОЛЖНЫ ИДТИ НА ОПЫТЫ ПО ЗАМЕНЕ НАС МОНСТРАМИ», «НЕТ БРЕДНЯМ УЧЕНЫХ-БЕЗУМЦЕВ».
Участники демонстрации скандируют:
– Каммерер – дурной пример! Хватит этого дерьма!
Их оцепила полиция, но брошенные ими яйца долетают до ученой и до министра.
Бенджамин Уэллс защищает себе голову кожаным чемоданчиком и помогает Алисе спрятаться в министерский автомобиль. Яйцо разбивается о стекло дверцы, лишь только та успевает ее захлопнуть. Водитель трогается с места и минует все сильнее распаляющуюся толпу.
– Почему ты меня защищаешь? – спрашивает Алиса, когда они оказываются на безопасном удалении от демонстрантов.
– Я всегда был за тебя, это вошло в привычку, – с улыбкой отвечает он. – Помнишь, мы и в лицее часто помогали друг другу. Наверное, потому, что нас кое-что объединяет – значимость наших предков. Мой прадед, Эдмонд Уэллс, был специалистом по муравьям, твой, Пауль Каммерер, – специалистом по жабам. Оба ученых пристально наблюдали за природой, делали выдающиеся открытия, старались, чтобы они не пропали, но в конце концов…
– …оба плохо кончили?
– Скажем, столкнулись с ограниченностью своих современников, – продолжает Бенджамин. – Так или иначе, у нас с тобой схожие корни, и оба мы с ранних лет испытываем давление наших славных предков-первопроходцев.
– Не всем везет иметь безымянных предков, – невесело шутит Алиса.
– Долг не подвести свой род – тяжкий груз.
– Не спорю, Пауль Каммерер всегда служил мне маяком, – признается Алиса, помолчав. – Он ведь тоже боролся с обскурантизмом современников.
– А мне служил маяком Эдмонд Уэллс. Читая его «Энциклопедию относительного и абсолютного знания», я все лучше понимал, что, наблюдая за муравьями, можно разобраться в нашем собственном виде и увидеть новые горизонты. Прадед пришел к выводу, что эволюция человечества следует трем тенденциям: уменьшение размеров, увеличение женственности, возрастание солидарности.
Глядя на Бенджамина, Алиса говорит себе, что сам он, со своей треугольной головой и с черными глазищами, сильно смахивает на… муравья.
Остается выяснить, что из чего вытекает: интерес Уэллса к муравьям – из его сходства с ними или его сходство с ними – из этого его интереса…
Молодой министр продолжает:
– В твоей семье, как и в моей, потомки крупных ученых продолжили их усилия, особенно это относится к моему отцу, Давиду Уэллсу.
– Теперь эту энциклопедию дописываешь за них ты?
– Назовем это нашим семейным времяпрепровождением: собирать, постигать и распространять знания.
– Что за знания собраны в этой вашей «Энциклопедии относительного и абсолютного знания»?
– Надо же, наконец-то ты ей заинтересовалась! – улыбается Бенджамин. – В университете при каждой моей попытке заикнуться об этом ты закатывала глаза и меняла тему.
– Учитывая обстоятельства, пришло, наверное, время сделать над собой усилие. – Она заговорщически подмигивает.
– Ну, раз ты настаиваешь… Скажем так: она сразу обо всем. Там и наука, и история, и разные занятные истории, и кулинарные рецепты, и шарады.
– Шарады?
Уэллс ненадолго задумывается.
– Например, такая, ее приписывают Виктору Гюго. На первый взгляд эта загадка может показаться совсем детской, но, как ты увидишь, она наводит на размышления. Звучит она так: «Это немой возглас. Что я везу?»
– Хм. В смысле, что можно везти, чтобы не иметь возможности вскрикнуть… Что?
– Подсказка проста: это легче легкого.
– Хороша подсказка! – притворно возмущается Алиса.
– Уж какая есть. Скажу больше: ты не догадываешься, потому что это слишком легко.
– Перестань, выкладывай отгадку, и дело с концом.
– Будет веселее, если ты сама ее найдешь. Уверен, у тебя получится.
Алиса не настаивает. Она пожимает плечами, машет рукой и обиженно поджимает губы.
Бенджамин Уэллс улыбается.
– Представить только, что у нас все начиналось со школьной дружбы! Потом наши пути разошлись, но мы никогда полностью не теряли друг друга из виду. Ты стала ученой, я – политиком.
– Министр науки, высшего образования и инноваций – это уже не просто политик.
– Не держи меня за простофилю, Алиса. Мы, политики, не оставим свой след в истории. В ее анналах останутся только президенты, ведущие войны. Зато ученых с их новаторскими проектами вроде твоего будут помнить, неважно, успешны эти проекты или провальны. В этом состоит, наверное, более личная причина моей поддержки твоего проекта, не считая того, что он, по-моему, потрясающе актуальный. Я еще надеюсь оставить след своего присутствия на земле в качестве спонсора твоей деятельности.
– Мало того, что ты меня поддерживаешь, ты еще меня и вдохновляешь, – отвечает Алиса. – Помнишь, сперва моя мысль не шла дальше гибрида, способного летать на собственных крыльях. Это ты мне посоветовал подумать о трех разных особях, приспособленных к разным средам: воздуху, воде, земле. Это же твои слова: «Лучше сразу подготовить по одному виду существ для каждой великой экологической катастрофы».
– Это была идея Давида, моего отца, а не моя. Он, как и ты, задумывался о внесении изменений в человеческий организм, чтобы он оказался подготовленным к любой случайности.
– Не скромничай, Бенджамин. Кто, как не ты, подсказал мне создать «Диггера» и «Наутилуса» в дополнение к моему «Ариэлю»! Я так тебе за них признательна! Еще ты посоветовал назвать их английскими именами, чтобы мое изобретение могло стать международным.
Снаружи начинается дождь, струи постепенно смывают с боковых стекол машины подтеки от яиц. По ветровому стеклу елозят «дворники», вся эта гармония звуков похожа на сердцебиение.
– Ты сделал мне лучший на свете подарок, – не унимается Алиса. – Ты дал мне разрешение и предоставил средства для работы в одиночку, а не в команде. Мне не пришлось сгибаться под тяжестью иерархии и отвлекаться на соперничество, без которого не обходится ни в одном научном коллективе.
Он пожимает плечами.
– Ты работаешь одна, я – нет. Мне полагается отчитываться. Вчера президент Легитимус сказал мне: «Мне не нужны проблемы с твоими экстравагантными проектами». Приближается кампания по его переизбранию, и твоя непопулярность в массмедиа внушает ему страх за собственный имидж. Он не хочет терять голоса при опросах, ведь большинство считает, что ты вознамерилась уничтожить человечество на деньги налогоплательщиков. – Уэллс вздыхает. – А еще он спросил, каково мое мнение о прогрессе твоего весьма… противоречивого проекта.
– Прогресс налицо, Бенджамин. Мне нужно всего-навсего немного времени. Когда я решу, что результат уже можно предъявить, ты первым об этом узнаешь.
Министр резко меняет тон.
– Ты меня не поняла: после этого инцидента у нас не остается времени. Мне срочно надо побывать у тебя в лаборатории, чтобы растолковать потом президенту, чего ты добилась.
– Еще рано! – возражает Алиса.
– Если ты меня туда не пустишь, то я больше не смогу тебя финансировать.
Она смотрит ему в глаза.
– Это угроза?
Он выдерживает ее взгляд. Она, раздраженно сопя, отворачивается.
– Как хочешь. Приходи. Кто платит, тот заказывает музыку. Но предупреждаю, тебе может не понравиться…
– В Национальный музей естественной истории, пожалуйста, – приказывает министр своему водителю.
За стеклами бегут умытые дождем парижские улицы. Провожая взглядом городской пейзаж, Алиса произносит со вздохом:
– Ох как не понравится…
7
Они шагают по галерее «Эволюция».
Чучела выставлены здесь в затылок друг другу, начиная с самых мелких и кончая самыми внушительными. Можно подумать, эволюция не ведает иного критерия, кроме размера.
Вместо глаз у чучел животных стеклянные шарики, отчего у всех до одного пустой неподвижный взгляд.
Алиса Каммерер ведет Бенджамина Уэллса по лабиринтам огромного здания. Они спускаются в подвал с замысловатыми коридорами.
В воздухе летает пыль. Министр чихает.
– Сюда мало кто заглядывает, – объясняет Алиса. – Кстати, ты так и не объяснил мне, как вы сумели определить личность журналиста.
– Ты про Диего Мартинеза? Охрана нашла на полу его смартфон, к тому же он попал в объективы камер видеонаблюдения. Он не надел ни капюшона, ни маски.
Бенджамин останавливается, достает свой мобильный и показывает Алисе видео с журналистом, шныряющим по коридорам музея.
– Сторож не сразу на него среагировал, вот он и успел скрыться.
Они идут дальше и останавливаются перед дверью с номером 103. Караульный узнает министра, отдает честь и впускает его вместе со спутницей.
– Хорошо еще, что Диего Мартинез действовал аккуратно и не испортил замок, – говорит ученая. – Следов взлома не осталось.
– Я ознакомился с его уголовным прошлым. Он – бывший взломщик, переквалифицировавшийся в журналиста – охотника за сенсациями.
– Какой он, этот твой папарацци? Лучше, чтобы я смогла его опознать, если он за мной увяжется.
Бенджамин опять достает смартфон и показывает фотографии криминалистической идентификации Диего Мартинеза, сделанные перед первой его тюремной отсидкой: одна анфас, две в профиль. На щеке у Диего длинный шрам в форме буквы Y. Из-за испанских имени и фамилии и тюремных снимков Алиса готова усмотреть в нем сходство с колумбийским королем наркоторговли Пабло Эскобаром.
Она достает из кармана ключ, отпирает дверь и зажигает в лаборатории свет. На широком столе посреди комнаты красуется толстая папка с надписью «МЕТАМОРФОЗА».
Алиса отпирает еще одну дверь, ведущую в коридор с тремя дверями: A, D, N.
– Поглядим, что там у тебя за эксперименты… – бормочет Бенджамин.
Алиса открывает дверь комнаты N и включает свет. Бенджамин таращит глаза на стеклянный куб с водой в три метра высотой, полный синеватых водорослей, и опасливо приближается к нему.
Тут же из-за стеблей появляется существо, которое министр сначала принимает за обезьяну. Правда, обезьяна довольно странная: во рту у нее форель.
Уэллс невольно шарахается, потом берет себя в руки. Примат упирается ладонями с перепонками в стенку аквариума. У него гладкая блестящая кожа синевато-серого цвета. Он широко улыбается, выпускает из зубов рыбину и дружески подмигивает.
– Полюбуйся на результат своего финансирования, – предлагает Алиса.
Потрясенный Бенджамин Уэллс не сводит глаз с аквариума.
– Это то самое чудище, которое видел журналист?
– Это не чудище, а помесь обезьяны и дельфина. Пока что я окрестила его по-научному Macacus aquarius, но на самом деле его зовут Эжен, в переводе с греческого это значит «с хорошими задатками».
Она поворачивается к гибриду и приветливо машет ему рукой.
– Привет, Эжен.