– Да уж надеюсь, – улыбнулся я, невольно заражаясь его оптимизмом. – Думаю, о передаче электроэнергии на большие расстояния почти без потерь говорить рано – у нас просто не хватит редкоземельных элементов, но вот что касается выработки оной, здесь можно поднять значения в разы и за относительно короткое время.

– Обмотка, – сказал Пётр Степанович.

– Да, – подтвердил я. – Причём не только электрогенераторов и электромоторов.

– Магнитные катушки, – сказал Пётр Степанович. – А значит, надёжные магнитные ловушки. Следовательно – термояд. Море дешёвой энергии.

Воистину, этот человек был на своём месте и ловил всё на лету. Что ж, ничего удивительного, в конце концов, насколько я успел узнать, он был не только умелым чиновником, но и доктором технических наук.

– Да, – снова подтвердил я. – Термоядерный реактор. А в недалёкой перспективе, надеюсь, и кварковый.

– Ну, это уже какая-то чистой воды научная фантастика, – вежливо улыбнулся Непорожний. – Кварковый… Тут ещё не знаешь точно, существуют ли они в реальности, кварки эти, а ты – реактор!

– Эксперименты шестьдесят восьмого года в Стэнфорде, на тамошнем линейном ускорителе, доказали, что кварки существуют, – сказал я. – Шесть кварков для мистера Марка!^[3]Нижний, верхний, странный, очарованный, прелестный, истинный.

– Ужас до чего у нас эрудированная молодёжь пошла, – пробурчал Пёрт Степанович. – В оригинале всё-таки три. Ладно, уговорил. Кварковый так кварковый.

– Тринадцатилетний, – сказал я.

– Что?

– Тринадцатилетний мальчишка собрал сверхпроводящий контур в алмалыкском сарае. Но не один, я с помощью товарища – почти ровесника и двух взрослых людей. Один из которых имел доступ к редким землям, а второй – мой дед – просто мастер золотые руки и лучший обмотчик электромоторов, которого я знаю.

– Так твой дед энергетик?

– Всю жизнь с электричеством дело имеет. Даже одно время был директором электростанции в Сибири. Думаю, вы с ним ровесники.

– Как его зовут?

– Ермолов Алексей Степанович. Он десятого года рождения.

– Действительно ровесник… Нет, – он покачал головой. – Не припомню такого. Но при случае передай ему мою благодарность.

– Обязательно. Может ещё и на работу его возьмёте, – ухватил я быка за рога.

– Хм. Может, и возьму. Где он сейчас?

– В Краснодарском крае, на пенсии. Пришлось уехать из Алмалыка из-за всех этих дел, связанных с гравигенератором.

– Что-то слышал краем уха…

– Расскажу при случае. Что касается деда… Почему-то мне кажется, что ему скучно. Он деятельный у меня, рано ему на пенсию.

– Так он сам ещё не знает, что ты его сватаешь?

– Не знает. Но – узнает, – я широко улыбнулся.

– Что ж, будем на связи, – сказал Непорожний. – И по поводу наших электрических дел, и по поводу твоего деда. Мы же с ним мало что ровесники и почти земляки так ещё и оба Степановичи.

– Как это – почти земляки? – не понял я.

– Я в Средней Азии почти два десятка лет проработал, – пояснил Пётр Степанович. – Из них четырнадцать – В Ташкенте. Всю войну и после… Трудное было время, – его взгляд слегка затуманился. – Трудное, но хорошее.

Незаметно подкрался сентябрь.

В Москве похолодало, зачастили дожди. Пора было собираться в школу. Однако я так глубоко успел нырнуть во все взрослые дела, что попусту тратить время на её регулярные посещения мне не хотелось. Совсем.

– Ты же хотел в следующем году школу закончить? – озабоченно напомнила мама, когда я как-то за ужином рассказал о своих изменившихся планах. – Правильное было решение. Тебе же всего четырнадцать, сынок, не забывай.

– По паспорту шестнадцать, – напомнил я и тут же поднял руки в ответ на её хмурый взгляд. – Шучу-шучу. Мам, ну что делать, планы иногда человеку приходится менять. В Кушке мне казалось одно, здесь – уже совсем другое. Тратить целый год ещё на школу? Не-не, сдаю всё экстерном и занимаюсь своими делами. Родина ждёт. Мне же ещё в институте учиться, не забывай. Я отлично себя чувствую, если ты боишься, что перенапрягусь. Хочешь, медобследование пройду в Кремлёвской больнице?

– Да ну тебя, – махнула рукой мама. – А то я не знаю твоих отношений с Чазовым.

– Причём здесь это? Я правда здоров, на мне пахать можно.

– Ты чего молчишь? – посмотрела на отца мама. – Сын в четырнадцать собирается стать пятнадцатилетним капитаном, а он молчит.

– Жду, когда выговоришься, – сказал папа, отложил вилку и вытер губы салфеткой. – Я думаю, что Серёжка прав. Мужчина может и должен менять свои планы, если они на пользу семье, стране и ему самому. Понимаю, что для тебя сын ещё маленький мальчик и ты за него сильно переживаешь. Однако правда заключается в том, что он уже мужчина и самостоятельно принимает мужские решения. Хорошо ещё, что с нами советуется. За что ему отдельное большое спасибо. Я без иронии, сын, – отец посмотрел на меня. – Делай, как считаешь нужным. А с нашей стороны – любая поддержка.

– Спасибо, папа, – сказал я. – Спасибо, мама. Куда я без вас? Правда.

На следующее утро, двадцать восьмого августа, в понедельник, сразу после завтрака, я надел костюм, свежую рубашку и галстук, положил в сумку все необходимые документы и отправился в ближайшую к дому школу.

Глава четвёртая
Телефонное право. Центр подготовки космонавтов им. Ю.А. Гагарина

– Ничего не понимаю, – завуч школы – крашеная рыхлая блондинка лет сорока восьми по имени Лидия Борисовна Гуменюк сняла очки и посмотрела на меня холодными голубыми глазами. – Ты что же, и восьмой класс не закончил?

Аура Лидии Борисовны не внушала оптимизма. Завуч была обременена лишним весом килограмм в двадцать пять, сахарным диабетом второго типа, повышенным кровяным давлением и скверным характером.

Моё обаяние на неё тоже не подействовало. Редкий случай, но бывает.

Что ж, не всегда коту масленица, а то уж больно везло мне последнее время на хороших и отзывчивых людей.

Сесть товарищ Гуменюк мне не предложила, хотя стул для посетителей в её кабинете пустовал. Ничего, мы не гордые, постоим. Пока.

– Не закончил, Лидия Борисовна, – сказал я вежливо. – По независимым от меня обстоятельствам.

– Это по каким же? – голос у завуча тоже оставлял желать лучшего – властный, с пронзительными, чуть ли не визгливыми нотками, он, казалось, стремился проникнуть прямо в мозг собеседника, расположиться там по-хозяйски и ни в чём себе не отказывать.

Ну уж нет.

– Меня не было в стране.

– И где ты был?

– В Соединённых Штатах Америки.

– Где?!

– Лидия Борисовна, – произнёс я как можно спокойнее, – какая разница, в конце концов, где я был и почему? Поверьте, если начну рассказывать, наше общение затянется надолго, а времени у меня мало, – я повернул стул для посетителей так, чтобы сидеть к завучу лицом, уселся, забросил ногу за ногу. – Думаю, вам тоже есть, на что его потратить с большей пользой. Моё желание простое и абсолютно не противоречит нашим советским законам. Я всего лишь хочу закончить среднюю школу. Экстерном.

– Это невозможно, – она отодвинула мои документы.

– Почему?

– Потому что ты даже восьмой класс не закончил. Где это видано – экстерном сдавать экзамены сразу за три класса?

– Что вы предлагаете?

– Можем зачислить тебя в восьмой «Г» класс. Приходи первого сентября, начинай учиться как все, вливайся в коллектив, а в следующем учебном году будем смотреть. Может быть ты после восьмого класса и в девятый переходить не захочешь, поступишь в какой-нибудь техникум? Обычное дело. Знаю я вас таких, нетерпеливых. Сегодня одно, завтра другое, а мы, учителя, вам потакай. И вообще, почему ты без родителей явился? Ещё и уселся без разрешения, нога за ногу. Демонстрируешь какой ты независимый? Запомни, для меня ты – никто и звать тебя никак. Здесь тебе не Кушка или откуда ты там приехал. Всё, свободен, первого сентября приходи.

– Хорошо, – я поднялся. – Документы остаются у вас, я зайду через… – посмотрел на часы, – пятнадцать минут, и мы продолжим нашу замечательную беседу. Советую никуда не отлучаться из кабинета.

– Наглец! – лицо Лидии Борисовны пошло красными пятнами. – Забери свои документы с моего стола! Сейчас же!

– Не нервничайте, Лидия Борисовна, – сказал я ровным тоном. – Давление подскочит. Оно вам надо? Пятнадцать минут, напоминаю.

И вышел из кабинета.

Моя служебная «волга» уже ждала у школы. Я вызвал её заранее, ещё перед выходом из квартиры, чтобы не терять времени.

– Доброе утро, Василий Иванович! – поздоровался я.

– Доброе утро, Серёжа! – Василий Иванович начал складывать газету «Известия», которую читал. Он всегда её читал в свободное время. Удивительного постоянства человек. – Куда едем?

– Пока никуда, – сказал я, и снял трубку телефона.

После того, как в моём распоряжении оказалась машина со служебным правительственным телефоном, жить и решать вопросы стало намного удобнее. Несмотря на всё, упорно декларируемое, равноправие советских граждан, бюрократизм властных структур зашкаливал. В Кушке это было практически незаметно, поскольку откуда там взяться бюрократии? Город военных. Приказали – сделали. Не приказали – не сделали. Проявил инициативу – выполняй. К тому же все друг друга знают.

Не то в Москве.

Всякий маломальский начальник считал здесь себя чуть ли не пупом земли, которому простые граждане должны кланяться и смотреть в рот. При этом сам он точно так же, кланяясь и глядя в рот, смотрел на вышестоящее начальство. Такая, вот, круговая порука. Чем ниже властный эшелон (любой – советский, партийный или правительственный), тем больше в нём было этой дурной чванливой бюрократии, тормозящей любое здравое дело.

Все это прекрасно видели, понимали, страдали, но системно что-то изменить не могли.

Так и рулили страной с помощью телефонных звонков.

Чем выше во властной иерархии звонящий, тем быстрее можно рассчитывать на результат. Плюс личные связи, от этого тоже много зависело.

– Вторая, здравствуйте! – раздался в трубке голос телефонистки.

– Ермолов, – сообщил я свою фамилию. – Здравствуйте! Будьте добры, соедините меня с министром просвещения Прокофьевым Михаилом Алексеевичем.

Я мог бы позвонить министру и напрямую, но для этого нужно было подниматься в квартиру, потому как «вертушка»^[4] была установлена только там. К тому же мне нравилось звонить из машины через коммутатор, пользуясь услугами телефонисток. Было в этом что-то живое и тёплое, некое уходящее очарование прошлого, что-то вроде керосиновой лампы, от которой когда-то, на войне, любил прикуривать дядя Юзик. Казалось бы, я и так в прошлом, куда уж дальше – ан, нет. То, что казалось прошлым ещё год-полтора назад, уже стало для меня настоящим.

– Соединяю!

Длинные гудки, трубку сняли.

– Прокофьев слушает, – послышался в трубке глуховатый голос министра.

Мы встречались с Михаилом Алексеевичем на том самом совещании в Совете министров и даже обменялись несколькими доброжелательными фразами – министру просвещения было приятно, что неожиданного юного гения, к которому нынче прислушиваются в самых высоких эшелонах, воспитала наша советская школа. Она же, как ни крути, дала ему и первоначальные знания, без которых этот очень молодой человек не придумал бы того, что уже придумал. И, очень может быть, ещё придумает.

– Здравствуйте, Михаил Алексеевич, – бодро сказал я. – Серёжа Ермолов беспокоит.

– Здравствуй, Серёжа! – голос министра потеплел. – Слушаю тебя.

Я вкратце изложил суть дела, извинившись в конце, что беспокою по столь пустяковому вопросу.

– Ничего, Серёжа, правильно сделал, – заверил меня товарищ Прокофьев. – В нашем деле пустяков не бывает. Как, говоришь, завуча зовут?

– Гуменюк Лидия Борисовна, – повторил я.