– Что? – спросил я, поймав на себе его внимательный, с характерным прищуром, взгляд. Дело было вечером того же длинного дня, в кают-компании, за ужином.

Юджин покосился на нас, но ничего не сказал, сделав вид, что увлечён едой (ДЖЕДО расстарался и действительно приготовил отличный ужин).

– Это ты мне скажи, – ответил командир. – Я же вижу, что-то тебе покоя не даёт. Мандраж?

– Он самый, командир, – признался я.

– Давай, излагай.

– Стоит ли? Это мои проблемы.

– Нет. Если у одного из членов экипажа возникает проблема, какой бы они ни была, то это касается всех. Разве у вас, на Гараде, не так?

– Так, но…

– Понимаю. Тебе кажется, что вся ответственность лежит на тебе. Поскольку мы с Юджином не умеем управлять «Горным эхом» и вообще плохо здесь всё знаем. Так?

– Ну, в какой-то мере…

– Так, – не дал мне растечься мыслью по древу командир. – Поэтому слушай меня, товарищ стажёр. Да, да, ты для нас с Юджином стажёр. С особым статусом, но всё равно стажёр. Во-первых, твой командир – я. Поэтому и вся ответственность на мне, поскольку окончательные решения принимаю я. Это, надеюсь, ясно?

– Так точно, товарищ командир, – ответил я.

Юджин с интересом прислушивался к нашему разговору, но продолжал хранить молчание, усердно жуя.

Молодец. Уважаю.

– Моё окончательное решение таково: мы летим. Ты справишься, я знаю. Если бы не знал, не чувствовал, отменил бы полёт и пошёл бы на риск вывода из анабиоза экипажа прямо здесь. Но я знаю. Однако чтобы тебе было спокойнее и проще, спрашиваю. Есть ли способ нам с Юджином овладеть какими-то знаниями о корабле и об особенностях управления им в экстренном режиме?

Я бросил взгляд на Юджина. Американец отрицательно качнул головой. Едва заметно, но Быковский заметил.

– Он мне ничего не говорил, – сказал командир. – Но ты в самом деле считаешь, что подобные вещи можно скрыть? У Юджина были определённые проблемы с русским языком и вдруг, словно по волшебству, дело пошло на лад. Осталось сложить два и два. Повторяю вопрос. Есть такой способ?

А что, хорошая мысль. Даже странно, что я сам до неё не додумался. Подключить к процессу ДЖЕДО… Настоящих гарадских пилотов и навигаторов из моих товарищей, конечно, таким образом не сделать, но впихнуть в голову основные знания о корабле, его системах, принципах перемещения в нуль-пространстве и прочем…

– Думаю, есть, – сказал я. – Сегодня ночью и попробуем. Спасибо, командир.

– Не за что, – по губам Быковского скользнула хорошо мне знакомая лисья улыбка. – Обращайся… стажёр.

ДЖЕДО оказался буквально незаменим. Три с лишним земных года назад, когда Кемрар Гели готовился к полётам на «Горном эхе» искусственный интеллект корабля не был таким продвинутым. Я хорошо помнил, что ИИ не всегда точно понимал, что от него хотят, его постоянно приходилось контролировать и перепроверять. Он был похож на очень талантливого и даже где-то гениального ребёнка, от которого многого хотят, и он сам этого многого хочет, но не всегда может. Потому что ребёнок.

Теперь ребёнок вырос.

Так что ускоренное обучение Быковского и Сернана прошло успешно. Перед сном я ввёл их в гипнотический транс, настроив должным образом на максимальное восприятие информации. Далее в дело вступил ДЖЕДО.

На Земле я читал в популярной литературе о попытках обучения во сне. В том числе, гипнотическом. Результаты многочисленных экспериментов не слишком впечатляли, и это перспективное направление развития не получило. А зря. Ничего, научим и этому со временем. Надеюсь.

Утром двадцать первого февраля, в четверг, сразу после завтрака, состоялся предстартовый сеанс связи с Землёй.

– Как самочувствие, «Ястребы»? – традиционно осведомилась Земля.

– Самочувствие нормальное, – ответил Быковский. – Все системы корабля тоже в норме. Готовы стартовать.

– Тут с вами родные хотят поговорить…

Поговорили с родными (жена и дочь Сернана прилетели ради такого случая из США).

Выслушали пожелания быть осторожными, зря не рисковать и поскорее возвращаться домой.

Заверения, что нас любят и ждут.

Даже обещание молиться о нашем скорейшем возвращении, которое дала одиннадцатилетняя дочь Юджина Сернана Трейси – та самая, чьи инициалы её отец начертал в лунной пыли на вечные времена во время миссии «Аполлон–17».

Однако на этом дело не кончилось.

– Здравствуйте, товарищи, – услышали мы характерный голос Леонида Ильича Брежнева. – Как вы там?

Быковский посмотрел на меня и, зная мои отношения с генеральным секретарём, показал глазами – говори, мол.

– Здравствуйте, Леонид Ильич, – поздоровался я. – У нас всё нормально. Готовы выполнить любой приказ Родины.

– Ну уж и любой, – хмыкнул Брежнев. – Знаю я вас, шельмецов. Ладно, шучу. Никакого приказа не будет. А вот убедительная просьба – да. Причём не только моя. Генри, скажи.

– Привет, парни, – услышали мы знакомый голос Киссинджера, госсекретаря и советника президента США. – Это Генри Киссинджер. Мой босс передаёт вам горячий привет и сожаления, что сам в Москву прилететь не смог. Но смог прилететь я. Так что наша с Леонидом просьба к вам – совместная. Можно сказать что это просьба высшего руководства Советского Союза и Соединённых Штатов Америки.

Я посмотрел на Юджина.

– Мы слушаем, мистер Киссинджер, – сказал тот.

– Это ты, Юджин?

– Я.

– Зови меня Генри, сынок.

– Хорошо, Генри. Мы слушаем тебя и товарища Брежнева.

– Леонид, говори ты, ты здесь хозяин.

– Хорошо, Генри, спасибо, – послышался снова голос Леонида Ильича. – Значит так, ребята. Мы тут долго советовались и решили, что не будем вас убеждать в том, что ваша миссия – исключительная и крайне важная не только для стран, которые вы представляете, но и для всей Земли. Больше скажу. Возможно, впервые в истории человечества она важнее для всей Земли, нежели отдельно для СССР или США. Поэтому такая просьба – помните, кто вы. Вы – представители человечества. Особо там не откровенничайте. Больше слушайте и смотрите, меньше говорите. Просто на всякий случай. Особо это касается тебя, Серёжа. Ты, конечно, парень ответственный, но молодой и… – он замялся.

– Гарадец? – спросил я.

– Да, – подтвердил Брежнев. – Я не предлагаю тебе выбирать между Землёй и Гарадом, пойми правильно. Повторю. Я только предлагаю тебе и всем вам быть предельно осторожными. Не расслабляйтесь. На Земле расслабитесь. А гарадцев мы всегда ждём здесь. Большую делегацию. Пусть прилетают, примем со всей душой, всё покажем и расскажем. Правда, Генри?

– Правда, Леонид, – сказал Киссинджер.

– Извините, может быть, излишне сумбурно получилось… В общем, главное, возвращайтесь.

– Мы всё поняли, Леонид Ильич, – сказал Быковский. – Не волнуйтесь. Будем предельно осторожны и обязательно вернёмся.

– Ну что, «Ястребы», – сказала Земля на прощанье. – Как говорится, с богом. Следующий сеанс по графику у нас в двенадцать часов. Не пропустите.

– У нас ДЖЕДО есть, – сказал Быковский. – Если что, напомнит. И не только об этом.

– Завидуем, – сказала Земля. – До связи.

– До связи.

Мы заняли свои места в рубке. Те же, что и с самого начала. Я внизу в кресле инженера-пилота, Быковский на самом верху – на месте командира корабля, Сернан ниже, на месте старпома.

– ДЖЕДО, предстартовая проверка систем, – скомандовал я.

– Слушаюсь, – откликнулся ИИ.

На обзорном экране возникла объёмная цветная схема «Горного эха».

– Квантовый реактор, – произнёс я.

– Норма, – отсек квантового реактора мигнул зелёным.

– Контроль магнитных катушек.

– Норма.

– Первый двигатель.

– Норма.

– Второй двигатель.

– Норма.

– Третий двигатель…

Все четыре планетарных двигателя послушно отозвались зелёным светом.

– Контроль отражателей.

– Норма.

– Топливо.

– Норма.

– Контроль силовой защиты.

– Норма.

– Гравигенераторы.

– Норма…

Нуль-звездолёт «Горное эхо» стартовал с Луны двадцать первого февраля одна тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года в девять часов одиннадцать минут утра по московскому времени.

На разгон у нас было три дня. Всего три дня. Поэтому мы шли с шестикратным ускорением.

Гравигенераторы хорошо «умеют» экранировать естественные гравитационные поля крупных спутников, планет и звёздных систем (вероятно, даже гравитационное поле нашей галактики, хотя экспериментально никто пока не проверял).

Однако при разгоне космического корабля с многократным ускорением они не столь эффективны. Тем не менее, частично перегрузку компенсируют (физику этого процесса оставим за скобками, я и сам её не слишком досконально понимаю).

В данном конкретном случае это означало, что все три дня, необходимые на разгон, мы должны провести в противоперегрузочных костюмах. Из шести «g» гравигенераторы компенсировали четыре.

Оставалось два «g».

На практике это означало, что я со своим весом шестьдесят девять килограмм сейчас весил сто тридцать восемь. Мои товарищи – соответственно.

Больше того, все предметы на корабле тоже стали вдвое тяжелее.

Если вы думаете, что неважно, сколько весит столовая ложка, – главное до рта донести, вы ошибаетесь.

Поначалу, вроде, и ничего, но уже на второй день всё это начинает сильно утомлять, а на третий и вовсе хочется немедленно перевести двигатели на обычный режим ускорения в один «g» и вздохнуть полной грудью.

Потому что дышать – тяжело.

Ходить и лежать тоже тяжело.

Равно как и сидеть.

Лучшее положение – полулёжа. Но не будешь же находиться в этом положении все трое суток!

– Бедные толстые люди, – высказался Сернан на второй день во время обеда. Ложку он держал по-детски, в кулаке, и я тут же вспомнил «Путь на Амальтею» – одну из моих любимых повестей братьев Стругацких. Там герои провалились в Юпитер и тоже долго испытывали перегрузки, прежде чем сумели вырваться, а командир фотонного корабля «Тахмасиб» Алексей Быков держал ложку в кулаке, перепачканном графитовой смазкой. Точь-в-точь, как Сернан.

Правда, кулак Сернана был чистым. И слава богу, нам ещё контроль отражателя перестраивать не хватало, как это делал Быков, хотя никакой графитовой смазки там нет – чистая электроника.

Но всё равно жизнь и работа при двойной силе тяжести описана в повести отлично – всё так и есть.

– Всегда мне было их жалко, – продолжил Юджин, проглотив питательный бульон, которым потчевал нас ДЖЕДО (без робота, на котором лежал почти весь ежедневный корабельный быт, было бы совсем трудно). – Таскать на себе такую тяжесть всю жизнь… – он медленно покачал головой. – Тут второй день всего, а уже не знаешь, куда себя деть.

– Ничего, Юджин, – сказал я. – Половина, считай, позади. Через тридцать восемь часов убираем тягу и ложимся в анабиоз.

– А ещё завтра двадцать третье февраля, праздник, – напомнил наш командир.

– Какой? – удивился Сернан.

– День Советской армии и Военно-морского флота, – ответил Быковский. – Вот скажи, Юджин, у вас в Америке есть День военно-морского флота?

– Нет, – вздохнул американец. – Дня Военно-морского флота у нас нет. Дня армии тоже нет.

– А вот у нас есть, – гордо сказал Быковский. – Как единственный здесь советский военный лётчик, разрешаю себя завтра поздравить.

– Праздновать будем? – хитро улыбнулся Сернан.

– Будем, – сказал Быковский. – Я уже заказал ДЖЕДО лёгкий праздничный обед. Но без спиртного, уж извините. Слишком рискованно при такой тяжести.

– Ага, – обрадовался Сернан. – Значит, водка есть!

– Русский без водки, что медведь без балалайки, – сказал Быковский. – Но на этот раз ты ошибся. Только коньяк.

– Тоже неплохо, – сказал Юджин. – У меня ром.

– А у меня ничего нет, – вздохнул я. – Извините, не подумал.

– Ерунда, – сказал Быковский. – Тебе простительно. И вообще. Выпьем, когда дело закончим. Не раньше.