Красный сплетался с золотом, создавая ощущение роскоши. Зал Большого театра был полон. Еще бы, легендарный французский балетмейстер Жан-Кристоф Моро впервые ставит в Большом и вопреки ожиданиям, берет на ведущую партию балерину Асию Гирлан, которая всего год танцует в Москве. Пигалица из провинции, которую директор увидел на одном из фестивалей и тут же пригласил работать у себя. Новое лицо в уникальной постановке. Вся богема билась в агонии предвкушения.

Сегодня премьера и здесь нет случайных людей: журналисты, критики, вип-персоны и немногочисленные друзья-знакомые, кому артисты спектакля все-таки смогли раздобыть билеты.

– Как там Асенька? – шептала Олимпия Васильевна, восхищенно оглядываясь. Она, кажется, переживала больше, чем дебютирующая сегодня в ведущей роли невестка.

– Месяц была в ударе, я её силком из репетиционного зала вытаскивал. Иногда в прямом смысле этого слова. Сегодня она, как всегда, держится молодцом. Говорит, все, что смогла при подготовке сделала. Осталось только это продемонстрировать публике.

Медведь старался говорить тихо, но, разумеется, не осилил такую сложную задачу. На него тут же покосилась высокая дама в прямоугольных очках с тонкой золотой оправой.

– Ох, как я переживаю. Надо было корвалол выпить, – она обмахивалась программкой, как веером. – Столько народа.

Роман иногда искренне завидовал женщинам. Они когда переживают – все на лице написано. Женщине не зазорно нервничать, быть слабой. Увы, мужчинам так не везет. Признаться честно, он сам сейчас нервничал так, что готов был потребовать корвалол. И дело было не только в балете.

Он покосился на другой конец их ряда и выдохнул. Приехала. Мама Аси сидела с непроницаемым лицом, поджав губы. Роману пришлось очень постараться, чтобы достать еще один билет на представление в обход девушки. Помог один знакомый журналист и билет вместе с коротким письмом-приглашением улетел к Агнесс Гирлан.

Ася хоть и не признавалась в этом, но очень скучала по матери. Все-таки единственный близкий человек. Но та упорно шла в отказ, отказываясь общаться. В конце концов, просто перестала отвечать на редкие звонки дочери.

Тогда Медведю надоели эти бабские игры, и он решил взять все в свои руки. Хотела эта женщина Большой театр? Вот Большой театр. Хотела дочь на сцене? Будет сейчас дочь на сцене. Переживала, что Ася свяжется с мужчиной и испортит карьеру? Не испортила.

Если после этого они не помирятся, то на этой женщине можно смело ставить крест, как на матери и как на человеке. Он надеялся, что Асия сможет когда-нибудь ему простить этот ход конем.

Люди замолкли. Зазвучала музыка и почти сразу, буквально через пару мгновений, на сцене появилась Ася. Он узнал её сразу. Она была прекрасна: летящая, отдающая всю себя каждому движению и публике. Роман следил за ней на сцене и не видел, кажется, никого больше.

Признаться честно, театр и балет он так и не полюбил по-настоящему. Ходил только на спектакли Аси, чтобы наблюдать за ней. Как-то девушка потащила его на гастрольное представление в одном из театров Москвы. Медведев чуть не всхрапнул в самый ответственный момент.

К счастью, в этот раз на сцене была Асия. Оба акт пролетели, как один миг. Это не укладывалось в голове. Столько месяцев работы, кровавые мозоли на маленьких ножках и все ради этого момента, когда зал встает и взрывается аплодисментами.

На сцену вышел высокий седовласый мужчина в смокинге и ослепительно улыбнулся скрытой в полумраке зала толпе. Он медленно обвел сияющим взглядом зал. Да, это его место. Он создал эту красоту и принимает восхищение публики. Новый взрыв аплодисментов.

Медведев уличил момент и бросил взгляд на Агнесс Гирлан. Она плакала и кусала губы, комкая в пальцах программку. Олимпия Васильевна хлопала, наверное, громче всех в зале и едва не подпрыгивала на месте, чтобы еще раз посмотреть на свою любимицу Асеньку, которой простила даже отказ взять фамилию мужа.

– Мам, я на секунду, – кивнул Медведев.

Догнать стремительно выходящую из зала Агнесс Гирлан он смог без труда. Они замерли в пока еще пустом коридоре.

– Хотите её увидеть? Я проведу за кулисы.

Не дождавшись ответа, развернулся и пошел к знакомой служебной двери. С облегчением услышал легкий шаги бывшей балерины за спиной. Их никто не остановил.

Медведь сам удивлялся, но его почему-то любили в театре чуть ли не больше Аси. Сначала, конечно, озирались, а потом привыкли к тому, что у одной балерины очень-очень заботливый муж, которого фиг удержишь за дверью.

***

Асия

В тишине гримерной у меня все еще звенело в ушах от аплодисментов. Впервые после выступления я осталась совершенно одна. Обычно у балерин были общие гримерные, но приме, пусть и всего на одну постановку, выделили отдельную. Хорошо это или плохо – не знаю. Наверное, в толпе весело щебечущих девушек мне сейчас было бы привычнее.

Руки, которыми я быстро смывала макияж, дрожали. Вот и все, премьера состоялась. Ждем отзывы – это и решит дальнейшую судьбу. Я сделала всё, что от меня зависело.

С благодарностью посмотрела на букет ирисов, который уже ждал меня на столике. И он тоже сделал все, что мог. Сердце сжалось от благодарности мужу. У меня никогда не было такой поддержки: он обрабатывал мои раны, делал ванночки для ног, пару раз даже выносил на руках с репетиций и нес до самого дома. Я нервничала – он утешал. Я пропадала сутками в репзале – не злился, а привозил ужин. Мой Медведь.

Иногда я думала о том, что было бы, переберись я в Москву не с ним, а с мамой. Вариант был только один – сошла с ума, она накрутила бы меня своими нотациями до максимума. От неё я слышала бы только требования: «иди туда, не знаю куда», «не будь слабой, Ася, встала и продолжила», «репетируй сутками и никому не улыбайся». Но даже по этому я скучала и жалела, что мама не видела мою премьеру.

Грустно вздохнула, когда в гримерную дважды постучали и вошел Жан-Кристоф Моро.

– Асия, ты была бесподобна! – Произнес с легким французским акцентом человек, который однажды пришел к нам на репетицию и коротким кивком головы решил мою судьбу.

Ему понравилась моя пластика. Сказал, что я идеально вольюсь в этот проект, если не испугаюсь работы с требовательным мастером. О, видел бы этот требовательный мастер мою маму! Начал бы курить и тихо ушел в сторону. Но работа, и правда, не была легкой.

– Все благодаря вашему мастерству, – улыбнулась искренне, глядя в смеющиеся серые глаза.

– Публика приняла прекрасно. Мы в любом случае едем со спектаклем на фестиваль в Париже. Ты покоришь их. Но, думаю, и в программе театра его оставят.

Мужчина прекрасно говорил по-русски. В театре ходило много слухов о том, что заставило мастера выучить сложный язык. Самая любимая легенда – влюбленность в русскую балерину. Романтичные девочки из кардебалета таяли, когда слышали её.

– Здорово, – улыбнулась нашему общему отражению в зеркале и закусила губу.

Он еще не знает, что я дала себе время до конца года. Да, я выступлю в Париже и, может быть, покорю французов. Но после этого моя карьера танцующей балерины закончится. Многие скажут – глупо, рано, безумие.

Вот только я слишком долго жила чужими мечтами и сделала их реальностью. Теперь пришла очередь моей мечты о большой семье, собственном хореографическом классе и горящих глазах будущих прим.

Я поняла как люблю заниматься с детьми только тогда, когда переехала в Москву и лишилась своего класса в студии Ларисы. Мне стало до боли в сердце не хватать этих вечеров, робких маленьких танцовщиц, которые только научились садиться на шпагат, еще неумело держат руки и делают свои первые плие на дрожащих ножках.

– Что-то ты невеселая, выдохлась сегодня? – понимающе кивнул.

– Да, было сложно. Немного неловко, что меня отселили сюда. Я уже привыкла переодеваться с девочками.

– И в этой толкотне платье главной героини превратилось бы в грязный носовой платок, – фыркнул он. – Привыкай, девочка. У тебя большое будущее. Ты станешь примой и войдешь в историю. Такой талант! – в голосе восхищение. – Ты напомнила мне покойную маму. Эта пластика. Не думал, что еще когда-нибудь увижу что-то подобное.

Я не успела покраснеть от такой похвалы, как дверь в гримерку снова открылась.

– Добрый вечер, не помешаю? – Медведь улыбнулся, а я повисла у него на шее, забыв о том, что могу помять платье.

Вот оно – мое спокойствие. Человек, который не дал мне сломаться, поддерживал, но почувствовав, что я на пределе, тут же тащил отдыхать. Он нашел квартирку, от которой добираться до театра было максимально удобно. Он напоминал, что иногда нужно есть. Он наклеивал пластыри на мои мозоли. Он мой муж уже почти год и может поднимать камни весом в 235 кг, но не может противостоять обаянию французского бульдога Веника, когда тот начинает клянчить кусок мяса со стола.

– Это было волшебно, Ася,– коротко поцеловал меня в висок и отпустил. – Добрый вечер. Отличная работа, Жан. Вы настоящий мастер.

– Спасибо за оценку. Ну я, пожалуй, пойду. Не буду вам мешать, – балетмейстер понимающе подмигнул мне.

– Секунду. Там за дверью сюрприз для Аси. Надеюсь, приятный. Открой.

Он отступил в сторону, пропуская меня к двери. Сюрприз? Надеюсь, не гигантский плюшевый мишка в балетной пачке. А, нет, это он мне дарил на первый день всех влюбленных. Вот я тогда смеялась! Ему всегда дарят медведей, но и сам Роман от них в восторге, как бы ни отговаривался.

Нажала на ручку. Снова скрип и…

– Мама?

Сердце сжалось. Я её не звала. Хотела пригласить по телефону, но она просто сбросила вызов. Тогда и я решила обидеться по-настоящему. Теперь же, когда она стояла передо мной, я растерялась. Просто замерла, не зная, что еще сказать.

Но за меня сказал Жан:

– Агнесс? Давно не виделись, – холод в каждом слове. Странно, со мной мужчина всегда был удивительно приветлив. Нет, ну орал на репетициях – это само собой. Но в обычное время очень вежливый человек.

– Давно, Жан, – мама поджала губы.

Я переводила взгляд с мамы на балетмейстера и складывала кусочки пазла. Да вы издеваетесь?

– Только не говорите, что…

– Я в гребанном сентиментальном кино! – взревел Медведев и ударился лбом о стену. Спасибо, что не пробил. Снос исторического здания нам не простят.

***

– Может, объяснишь?

Я с трудом вытолкала из гримерной мужчин. Мне нужно было срочно поговорить с мамой и разобраться, что за ерунда происходит.

– Ты очень хорошо танцевала сегодня.

– Я это знаю. Объясни, что с Жаном и не увиливай, – я уперла руки в бока и посмотрела строго.

– Ого, какая ты стала, – улыбнулась уголками губ мама. – Жан ничего не знал. Он нас не бросал, Ася. Я уехала. Думала ему все рассказать, но увидела вместе с другой девушкой и уехала. Не стала унижаться. Хотела сделать аборт и вернуться в театр, но, – выдохнула, – испугалась. Не смогла. Решила, что ты мой крест, который буду нести. Выращу из тебя приличную девушку, не такую, как я. А когда ты начала танцевать, то поняла – это словно второй шанс. Хоть кто-то в нашей семье добьется, не потеряет все и пройдет путь до конца.

Я не знала, что сказать. Это слишком сложно. Мой Медведь был прав во всем. От начала и до конца. Мама, действительно, никогда меня не любила. Крест. Второй шанс.

– Знаю, уже поздно что-то менять. Но мне тебя очень не хватает, Ася. Только когда ты ушла, я не сразу, но поняла, как была не права. Но признать это… прости. Лучшее, что со мной случилось в жизни – это не балет, это ты Ася. Наблюдая за твоими первыми шагами сначала по ковру, потом по сцене я была счастлива по-настоящему. А сегодня, наверное, самый счастливый день в моей жизни.

За время, что мы не виделись, она стала как будто чужой, но в тоже время не перестала быть моей любимой мамой. Хотелось и обнять, и прогнать одновременно. Я превратилась в весы, которым предстоит решить, какая же чаша перевесит.

– Как ты сюда попала? Я не отправляла билет.