Я замешкался, пытаясь понять, как лучше вести себя в этой ситуации. Внутренний голос подсказывал, что нужно сохранить спокойствие и позволить ей делать свою работу, но я заупрямился.

– Камилла, не беспокойся, я справлюсь сам, – сказал я, стараясь говорить уверенно, но вежливо.

Она удивлённо подняла брови, видимо, не ожидая такого заявления от десятилетнего мальчика, но всё же отступила. Я попытался переодеться и понял, что на своем низком уровне этот сложный квест запорю: одежда была непривычной, подштанники имели завязки, тугие застёжки вырывались из маленьких пальцев. А сантехникой были тазик и кувшин с водой. Поглядев на мои усилия, Камилла со снисходительной улыбкой ненавязчиво мне помогла. Наконец, я был отмыт и одет в чистое. На этом меня оставили в покое.

Оставшись в одиночестве, я постарался привести свои мысли в порядок и подумать, как жить в новой реальности. Лучше бы даже не пытался. Память отбрасывала меня то на грань небытия, где я собирал себя, как пазл, по кусочкам, то на ледяную арену, то еще хуже – на пыльную лестницу бывшего дома, где кричали люди, чьи голоса сливались в непрерывный вопль ужаса, и где я встретился лбом с изломанным бетоном. А если я вытаскивал себя из мысленного кошмара, то немедленно начинал думать о жене с родителями, и все убеждал себя, что они выжили. Что мне ещё оставалось – только надеяться.

Когда Камилла вернулась и вырвала меня из калейдоскопа воспоминаний, я был готов ее расцеловать.

– Молодого синьора приглашают к трапезе, – сказала она.

С трудом поднявшись с кровати, я с облегчением проследовал за ней в обеденный зал, оставляя позади болезненные мысли. Входил туда уже очень настороженным, понимая, что дворянская трапеза – это не поедание фастфуда и даже не деловые переговоры в шикарном ресторане. Ошибиться можно только один раз. Впрочем – лучше уж дворянская трапеза, чем безответные надежды.

За приличных размеров столом, заставленным богатой, как из музея, посудой, присутствовали три члена семьи будущего императора Франции. С двумя я уже был знаком – брат и мама. Переведя взгляд на явного хозяина застолья, запросил «справку». Память выдала:

«Отец Карло Мария Буонапарте, 33 года, характер истинного политика. Главные принципы: увеличение дохода семьи законным путём. Порочные связи: Паскуали Паоли, поднявший восстание за независимость Корсики».

Он был одет в аккуратный, но не слишком броский камзол тёмно-синего цвета. Обладал выразительным лицом, с чёткими скулами, прямым носом и чуть насмешливой улыбкой, как у человека, который привык к сложным переговорам и умеет скрывать чувства. Тёмные волосы, уложенные с лёгкой небрежностью, добавляли ему обаяния. Его тёмные глаза смотрели внимательно и изучающе, словно он постоянно анализировал происходящее даже в своей семье.

Обозначив поклон присутствующим, я занял свободный стул и с облегчением увидел знакомые приборы – нож и вилку. К счастью, приборов было не десять.

Отец, перекрестившись, начал читать молитву: «Очи всех уповают на Тебя, Господи, и Ты даёшь им пищу их в своё время…» Все молились вместе с ним.

В своё время я считал себя верующим, посещал церковь, иногда исповедовался и причащался, знал несколько молитв. И даже спрашивал у батюшки благословения на работу в игровой индустрии. Но та церковь была православной, а здесь – католическая. Хорошо, что тело вспомнило выработанную за десять лет моторику, и я положил крест слева направо. А вот молитва в памяти всплывать не захотела. Сложив в молитвенной позе руки, я зашевелил губами, делая вид, что молюсь про себя.

Первый уровень квеста «Поешь с семьей и не спались» был с трудом, но выполнен.

В открытую дверь медленно и величаво вплыло здоровое блюдо, при котором был повар. Затребовал у подсознания «справку» про него:

«Партон Самюэль, 36 лет, знаток кухни, пылкий характер, глубоко увлечен едой. Беспощадно борется с мухами, тараканами и грызунами. В порочащих связях замечен с Камиллой».

Поставив блюдо на край стола, Самюэль торжественно, словно совершая религиозный обряд, начал раскладывать порции, подав еду сперва главе семьи. Желание голодного желудка отключить мозг я с трудом переборол. Украдкой понаблюдал за остальными и, подражая их движениям, начал есть. Изысканное мясное рагу с луком, морковью, фенхелем и, на удивление, с каштанами просто таяло во рту. Порция с моей тарелки исчезла, и организм завопил: «Ещё, ещё!». Оказалось, Самюэль не ушёл. Переместившись к столу, он наполнил мою тарелку второй раз.

– У тебя сегодня, Набулио, на удивление отличный аппетит, – нарушила молчание моя мама.

– Наверное, расту, – ответил я.

Три пары глаз с удивлением уставились на меня. Понять бы, где я ошибся? К счастью, в это время Самюэль торжественно внёс супницу, и за столом вновь стало тихо. Было непривычно есть сначала мясо, а потом суп. Но организм потребовал топлива после утренних нагрузок. Овощной суп оказался невероятно вкусным, и в нем снова были каштаны. На десерт кухонный кудесник угостил нас каштановым тортом с изюмом и броччио – нежнейшим сыром из козьего молока. Все блюда запивали сильно разбавленным вином, которое даже в таком виде пахло дикими цветами, миндалем и чёрной смородиной. Это был настоящий праздник для гурмана вроде меня. Оставалось решить, как завершить этот вкусный квест без потери набранных очков.

– Наполеоне, я знаю, ты сейчас опять сбежишь в свою библиотеку, но вечером у нас состоится серьёзный разговор, – вдруг заявил отец.

За эти слова я был готов его расцеловать. Он же прямо объяснил мне, как быть дальше!

– Хорошо, – послушно ответил я.

Мы с Жозефом вышли из-за стола и направились к двери. После трапезы я почти бегом скрылся в библиотеке. Мне требовалось больше знаний о мире XVIII века, и я надеялся найти здесь журналы с рассказами о происходящем, а также отыскать любимые книги Наполеона. Однако, похоже, что стресс этого дня оказался слишком силен, и детское тело потребовало отдыха. А моя душа все еще была в полном беспорядке, и я не мог даже сосредоточиться на поисках нужных книг, все возвращаясь мыслями к потерянным близким. И они, издалека, снова помогли мне. В моей прошлой жизни супруга занималась цигуном и в целом здоровым образом жизни, включая духовные практики. У нее даже был свой канал «Двигайся правильно, живи здорово». Она приучила меня справляться с тяготами жизни медитацией осознанности. Эта практика учит открыто и непредвзято наблюдать за окружающим миром, а главное – за своим разумом, позволяя мыслям, эмоциям и ощущениям возникать и проходить, не цепляясь за них и не увлекаясь ими.

«Ох, как же она там? – тут же подумал я, и меня снова укусила тоска. – Она ведь успела выбежать, наверняка успела…».

И будет лучше использовать ее науку для своего спокойствия, а не травить душу. Я сел на пол, скрестив ноги, выпрямил спину и положил руки на колени, ладонями вверх. Медленно сосредоточился на каждой части тела, начиная с пальцев ног и продвигаясь вверх. Постепенно хаос в голове стал утихать. С точки зрения христианства такие занятия – не грех, хотя и опасны: можно потерять связь с реальностью. Апостол Павел писал: «Христианину всё можно, но не всё полезно».

Похоже, сегодня был не мой день. Сосредоточившись на точке между бровями, я неожиданно вновь оказался в каком-то астрале, как во время битвы с тенью дракона. Сперва меня окружила искристая темнота, а вскоре передо мной возникла знакомая ледяная арена.

«Опять бой?! Покой нам только снится», – подумал я, настраиваясь на сражение. Однако арена полностью проявилась, а врага так и не было. Пол и стены арены заволакивал ледяной серый туман. То тут, то там, из него хаотично пробивались зеленовато-желтые стебли с розовыми шариками из мелких цветов.

Тест «найди лишнюю деталь в картине мироздания» я прошел на отлично и занялся вымораживанием странной растительности. Слова, пришедшие извне, зазвучали как погребальный колокол – глухой, тревожный, будто в нём слышался чей-то последний вздох.

– Не надо… Остановись… Больно…

Я резко замер, оглядываясь вокруг, но никого не увидел.

– Кто ты? – настороженно спросил я, пытаясь найти источник голоса.

– Облигатный паразит, – раздался чуть приглушённый ответ.

– Какой ещё паразит?

– Облигатный, – терпеливо повторил голос. – Я не могу существовать в физическом мире без донора.

– И зачем ты мне? – раздраженно спросил я.

– Я могу поделиться знаниями и научить разделять свое сознание.

– Хм, ладно… Для начала расскажи, как я вообще оказался в чужом теле?

– Твоё прежнее тело погибло. Душа распалась и отправилась в безвременье.

– Безвременье? – переспросил я, пытаясь осмыслить. – А как она снова собралась?

– Безвременье – это первородный хаос, в котором отсутствуют физические константы. Там нет ни пространства, ни времени. Душа же – это пазл, который каждое разумное существо собирает на протяжении всей жизни.

– Я не аутист, чтобы все время пазлы собирать, – заметил я.

– Нет, – спокойно продолжил голос. – Просто пазл – это самое близкое для тебя понятие, которым можно описать устройство мира.

Он помолчал, словно проверяя, понимаю ли я его. Затем продолжил:

– Душа любого мыслящего существа напоминает плоский пазл. У неё есть неразрушимый центральный элемент – ядро, вокруг которого в течение жизни собирается мозаика информационных осколков.

– Осколки типа как кусочки пазла? – уточнил я.

– Да. Каждый осколок имеет свой цвет. Тёмные, гнилые кусочки появляются при совершении плохих деяний, например, при убийствах или предательстве. Светлые возникают, когда в жизни искренне любишь, хранишь верность, сострадаешь и помогаешь другим.

Я слушал, постепенно начиная улавливать логику. Голос продолжал объяснять:

– После смерти ядро души из безвременья отправляется на перерождение, а энергией для этого служат сформировавшиеся вокруг него информационные пазлы. Чем светлее мозаика, тем лучше мир для перерождения, тем сильнее новое тело и личность.

– То есть, как в играх-рогаликах, где после смерти я начинаю заново, но с бонусами, зависящими от предыдущей игровой сессии, – пробормотал я.

– Именно. Светлые пазлы служат валютой для улучшения следующего этапа бесконечной игры в жизнь. А тёмные, наоборот, тормозят развитие, накладывают дебаффы. Энергии хватает лишь на отправку в захудалые миры с больными с рождения телами.

– А если светлых пазлов вообще нет, одни тёмные? – спросил я.

– Тогда ядру не хватит энергии для перерождения, и оно растворится в безвременье.

Я невольно поёжился.

– А что со мной?

– Вокруг твоего ядра все кусочки были странные, бесцветные. Они не распадались на энергию. Ты завис в безвременье, не отправляясь на перерождение, но и не растворяясь.

– Странно… И что вы сделали?

– Мы решили провести эксперимент. Отправили твоё ядро на перерождение, используя нашу энергию, чтобы посмотреть, как будет формироваться твоя новая мозаика. К сожалению, произошёл сбой. Вместе с ядром перенеслась вся твоя информационная мозаика. Ты попал не в тело новорождённого, а в десятилетнего ребёнка. При этом ты накрыл маленький пазл Наполеона своим большим и просто стёр его личность.

– Стёр? – переспросил я, чувствуя, как холод проходит по спине.

– Трагическая случайность. Отчасти – наша ошибка.

– Я могу что-то сделать? – спросил я после недолгой паузы.

– Теперь ты можешь заглядывать во фрагменты его пазла, поднимая свои. Но старайся делать это как можно реже, чтобы не нарушить общую картину своей жизни.

Я выдохнул, пытаясь осмыслить услышанное.

– Ладно… Ты можешь ответить на любой вопрос?

– Этого не может сделать ни одна сущность во Вселенной. Но многие глобальные вопросы мне по силам, – последовал ответ.

– Тогда перейдём к разделению сознания, – решительно сказал я. – Что? Где? Когда?