Как обычно, людям со стороны все это многообразие было более-менее безразлично, но новые бои вспыхнули так ярко, что не заметить их не могли. Поэтому термин «поп-ММА» хоть и был собирательным, но у широкой аудитории ассоциировался с самыми дикими, громкими и порой отвратительными проявлениями движения, – массовыми драками, оскорблениями или попыткой вызвать сквирт в клетке. «Поп-ММА – главная помойка ютуба», – скажет Ксения Собчак^[14], а некоторые депутаты посчитали, что это явление – катализатор насилия и разнузданного поведения^[15], хотя в ютуб-боях хватало и поединков высокого класса, и мотивирующих историй, и персонажей, вызывающих восхищение.

Явление, которое изначально казалось не слишком серьезным, все плотнее проникало в российскую действительность. В конце 2021 года брутальные и кровавые кулачные бои стали в России официально признанным спортом. В начале 2022‐го на семитысячном стадионе люди с первого же поединка болели по именам за парней, о которых два года назад никто и не слышал. Бои, которые совсем недавно считались маргинальными, сделали то, что не получилось у более традиционных бокса и ММА.

Это книга о том, как устроен «кровавый спорт», и крови на этих страницах будет немало. Но мне всегда было интереснее, что стоит и за кровью, и за спортом. Тут я совсем не одинок. «Что ты можешь о себе знать, если никогда не дрался?», – эта заезженная цитата из «Бойцовского клуба» лучше всего выражает внутреннюю суть боев. Что хороший поединок – экзистенциальная ситуация, когда маски слетают, а у человека проявляется его истинное «я».

Это измерение и делало схватки один на один такими завораживающими на протяжении всей человеческой истории. Мы до сих пор вспоминаем апсет, который андердог Давид устроил в бою с фаворитом Голиафом. Кулачный бой опричника с купцом становится важным эпизодом поэмы Лермонтова. А, скажем, один из самых тонких и парадоксальных интеллектуалов двадцатого века Хорхе Луис Борхес кроме изящных рассказов с отсылками к старым философским системам писал внешне простые истории про ножевые дуэли мелких аргентинских бандитов. Их жизнь была довольно убога, признавал Борхес, но исповедуемый ими культ храбрости придавал ей смысл. А другой великий аргентинец Хулио Кортасар говорил, что «хороший боксерский поединок не менее красив, чем лебедь», и что это «сублимированное насилие… в котором нет ни капли жестокости»^[16].

Эта завороженность противостояниями один на один не только захватывает интеллектуалов, но и кормит массовую культуру. Сюжеты множества фильмов и игр, будь то «Выход Дракона», «Кровавый спорт» или Mortal Kombat, остаются неизменно популярными, как бы они ни были друг на друга похожи. В этой похожести и есть ответ. Ситуация, когда люди выясняют отношения врукопашную, выглядят окончательным итогом любого конфликта. Это измерение понятно всем без исключения, несмотря на культурные различия. Именно оно отличает бои от большинства видов спорта. «Что делают игроки в американский футбол или хоккеисты, если не могут решить спор во время игры? – спрашивал в своей книге чемпион UFC Форрест Гриффин. – Не договариваются сыграть еще один матч, а прямо на месте начинают драться»^[17].

Это делает профи-бои воплощением предельно телесного опыта, когда люди глотают кровь, ломают кости и теряют сознание. И вместе с тем – идеальной метафорой любого противостояния вообще. Причем сюда попадает не только Рокки Бальбоа, который бился с внешним миром, чтобы доказать, что он чего-то стоит. Хемингуэй, например, говорил, что побил Стендаля, Мопассана и Тургенева, но ничто не заставит его «выйти на ринг против господина Толстого».

А еще, что очень важно, индустрия профи-боев сама по себе – что-то вроде Зазеркалья внутри привычной нам повседневности. Портал в параллельную вселенную, которая существует совсем рядом – как мир порно, хакеров или арестантов. В этом мире есть и веселье современной версии гладиаторских боев, и безжалостность шоу-бизнеса, потому что, как ни крути, профи-бои – это не только спорт, но и индустрия развлечений.

Эта книга о том, что придает кровавому спорту смысл. Во-первых, истории энергичных, злых и веселых людей, которые дерутся и организуют поединки. Во-вторых, погружение в мир, который часто остается невидим, но все равно пересекается с жизнью миллионов людей. Вы могли проезжать станцию метро «Деловой центр», где ночью снимали поединки «Битвы за Хайп», или общаться с кулачными бойцами, которые часто работают официантами или охранниками. В-третьих, здесь есть необходимый минимум, чтобы разобраться, что такое профи-бои вообще. Чем нокаут отличается от нокдауна? Кто такие катмены? Почему удар в боксерской перчатке может быть опаснее попадания голого кулака? Кто придумывает букмекерские коэффициенты на бои? Почему реальный вес бойца и его категория могут отличаться на 20 килограммов?

А еще есть я.

Бои и рассказывание историй – две мои самые большие страсти. Боями – сначала это был бокс, потом добавились ММА – я увлекся в 2001 году. Мне было 17, я учился на первом курсе философского факультета и мечтал писать за деньги. Получалось даже что-то публиковать про кино и музыку, но постепенно я понял, что в профи-боях драйва, жести и колоритных персонажей намного больше.

Сначала бои стали хобби – параллельным множеству работ, которые я перепробовал после вуза. Продавал телефоны, управлял магазином кино и музыки, заключал авторские договоры на аудиокниги. А в свободное время ходил на бои, писал заметки для мелких сайтов и в блог. Пробовал боксировать сам – получилось бездарно. Зато ощутил, что такое упасть от попадания правого прямого в голову или корчиться лежа после нокаута по печени. А чуть позже, уже на грэпплинге^[18], узнал, каково это – попасться на удушающий прием. Еще я много ходил на бои живьем. Видел, как люди падают лицом вниз, а отеки и гематомы целиком закрывают глаза, превращая лица в нелепые маски. Смотрел, как на ринге дрался православный священник, а толпа скандировала: «Батюшка! Батюшка!». Из первого ряда наблюдал за первым турниром UFC в России.

Постепенно у меня появлялись работы, связанные с единоборствами. Я был как те ребята, которые из любви к искусству вкалывают осветителем в театре. Вел соцсети боксерского клуба, помогал организовывать небольшие вечера боев и проводил кастинги ринг-герлз. Выводил бойцов к рингу, учил девушек носить таблички с номерами раундов и пролезал через канаты, чтобы секундировать незнакомого боксера. Сидел у ринга, нажимая на джойстик, когда один из бойцов наносил удар – статистику между раундами показывали по ТВ. Это были лучшие места в зале, только за работу никто не платил, а боксерская кровь как-то забрызгала мой лучший пиджак. Был «консультантом по боксу» на реалити-шоу от «Матч ТВ», где боксеры бились за квартиру в Подмосковье.

Среди моих друзей появлялось все больше людей из индустрии, а параллельно я все чаще писал за деньги. Готовил тексты для больших спортивных и неспортивных сайтов, сам брал интервью у звезд вроде Джона Джонса и Хабиба. Периодически в это веселье вклинивалась «нормальная работа» – и я готовил релизы ТВ-шоу, истории компаний, вакансии для IT-индустрии, но писать о боях все равно не переставал.

Новичком я уж точно не был, но, когда начал писать «Мясорубку», мир ютуб-боев показался мне и знакомым, и незнакомым одновременно. Хаоса и безумия тут оказалось даже больше, чем я привык. Ни релизов, ни письменных новостей, ни полных послужных списков бойцов. И даже организаторы порой не знали, что звезда их главного боя вечера дерется уже третий раз за месяц, – в то время как для профи нормально выступить и два раза за год. Парни с десятком боев исключительно на ютубе выставляли за интервью ценник вплоть до ста тысяч рублей (сильнее, впрочем, я удивлялся, когда знакомился с людьми, которые им платили).

В какой-то степени книга о фрик-боях, кулачных поединках и российских единоборствах завершила во мне то, что начал философский факультет – превратила в исследователя явления, про которое все что-то слышали, но немногие пытались разобраться. Я ходил по клубам, где когда-то слушал Ника Кейва и Sonic Youth, а теперь там дрался Дацик, Дана Борисова и будущий проспект^[19] UFC Шара Буллет. Следил, как тренды из российских соцсетей захватывают американский мир боев. Ел бургеры с парнем, чей первый в жизни бой собрал 50 млн просмотров на ютубе. Обсуждал со спортивным врачом опасность ударов голым кулаком и выбитые за раз шесть зубов. Фиксировал, как впервые на моей памяти люди говорят о таком количестве боев, происходящих на территории нашей страны, а не где-то в США. Наблюдал за тем, как эти бои переживают пандемию, остаются актуальными во время СВО, когда многие развлечения неизбежно отходят на второй план, и занимают выгодные места в новом мире 2020‐х годов – в спорте, в индустрии развлечений и просто в жизни. А явления, которые изначально казались маргинальными или экзотичными, оказывались проявлениями глобальных мировых или характерных российских процессов.

Бои стали той каплей, в которой отражался окружающий мир.

Глава первая
Правила боев без правил

Очередь из фанатов Хабиба растянулась на двести метров. В основном это старшеклассники и студенты, кто-то даже с родителями. Время – апрель 2016 года, место – московский ТЦ «Метрополис», где в магазине Reebok Хабиб Нурмагомедов должен встретиться с поклонниками. Сам магазин уже забит битком – люди на взводе и в предвкушении.

До знаменитого боя Хабиба с Конором Макгрегором еще два с лишним года. Перед автограф-сессией Нурмагомедов общается с журналистами в подсобке размером с пенал. Мне он рассказывает, что важнее боя с Конором для него пояс UFC – самого престижного промоушена боев смешанного стиля. Разговор перебивает шум фанатов: «Они начали отсчитывать время, когда Хабиб должен выйти», – говорят мне, пока я закрываю дверь подсобки.

Организаторы из Reebok недооценили популярность бойца – здесь нет ни микрофона, ни металлических перегородок, ни дополнительной охраны. Когда Хабиб проходит в торговый зал, на него тут же накидываются счастливые фанаты с телефонами. За несколько секунд образуется свалка, и Нурмагомедова уводят. Фанаты залезают на стеллажи, манекены падают лицом вниз. В толпе нет злости и остервенелости, никто ни с кем не дерется. Ребята буянят от избытка энергии и ощущения, что их никто не остановит. Поэтому вещи исчезают с прилавков, а металлодетекторы на выходе пищат не переставая. Вопреки стереотипу, что за Нурмагомедова болеют в основном парни из Средней Азии и с Кавказа, в толпе немало славянских лиц; попадаются и девушки.

Это был особенный день. Когда я начинал увлекаться ММА, бои в клетке казались окружающим слишком экзотичными и чрезмерно жестокими. А тут я впервые увидел, как ММА вызывают такой ажиотаж и эмоции, причем не на спортивной арене, а в обычном торговом центре – веское указание, что некогда маргинальный спорт перешел в разряд любимого народного развлечения. Видео разгрома на автограф-сессии в ТЦ «Метрополис» станет вирусным и соберет сотни тысяч просмотров в соцсетях. «Фанаты обезумели и разнесли магазин на куски. Вот как они любят Хабиба», – напишет президент UFC Дэйна Уайт, самый влиятельный человек в мире ММА.

Но это будет потом, а пока я смотрю, как бесчинствуют фанаты Хабиба. Через 40 минут после начала веселья охранники вежливо оттесняют их к выходу. Со второй попытки медленно опускаются жалюзи, закрывающие вход. Сквозь прорези видны продавцы с обескураженными лицами. На улице я встречаю новых поклонников ММА, которые продолжают идти в «Метрополис».

– Уже уехал, – говорят счастливцы с пачками подписанных плакатов в руках.

– Поделись одним, по-братски.