Контраст оттенка ауры с её тёмной кожей просто завораживал. Бирюзовое сияние, похожее на водную гладь, так разительно отличалось от того, что я привыкла видеть последние три года, что для меня Лана преобразилась до неузнаваемости. Мне хотелось сфотографировать её хотя бы ради того, чтобы убедиться, что я ничего не придумала. Но, конечно же, я сдержалась – меня всё-таки хорошо воспитали.

Если бы я решилась, то запечатлела бы завитки разбитого сердца, как наяву. Правда, увидеть их смогли бы только мы с мамой.

Я взглянула на Рена, но не увидела в его ауре ни розового золота любви, ни бирюзового цвета душевных переживаний. Если слова Ланы и заставили его что-то почувствовать, то я этого не заметила. Однако висевшее в воздухе напряжение можно было чуть ли не ножом резать, хотя все старательно не обращали на это внимания.

Я не хотела, чтобы они расстались, я не бессердечная. Но если бы это всё же произошло, то точно бы не расстроилась. Меня вдруг начало терзать жгучее чувство вины.

– Это всего лишь кофе, – сказала я, пытаясь залатать трещины, пока не стало слишком поздно. – Ты видишь Рена каждый день, поэтому ему не нужно лезть из кожи вон, чтобы напомнить, что он думает о тебе.

– И всё же иногда напоминание не помешает.

Рен махнул рукой Ли, чтобы тот пока не пробивал их заказ, и притянул Лану к себе, приобнимая.

– Хочешь, чтобы я написал что-нибудь особенное на твоём кофе?

– Это уже не будет особенным, если тебе приходится сначала спрашивать у меня.

– Значит, это «нет»? – проговорил он, стараясь скрыть раздражение дразнящей улыбкой.

Я так сильно вцепилась в стакан, что пальцы свело судорогой.

– Если предупредишь меня в следующий раз, когда будет моя смена, то я всё устрою.

Чёрт. Неужели я правда вызвалась написать любовное послание для девушки того, в кого влюблена? Со мной явно было что-то не так.

Лана бросила убийственный взгляд на мой напиток и сбросила руку Рена со своего плеча.

– Не утруждайся, Мо. Не хочет сам – я заставлять не буду. Я и так взвалила на себя слишком много.

Её бирюзовая аура начала темнеть, пока не превратилась в грозовое облако около сердца, и обида скрыла теплоту чувств, что она испытывала к Рену.

– Это ещё что должно значить? – спросил он.

– Именно то, что я сказала. Если бы я не организовывала наши свидания или не ходила туда же, куда и ты, – например, за кофе перед школой, – то наших отношений бы не существовало.

Ли протянул им напитки через барную стойку (без записки), и Рен принял свой словно меч, которым собрался обороняться.

– Если ты так считаешь, – сказал он, сунув ей в руки стаканчик, – то тебе стоит поинтересоваться, есть ли у идеального парня Мо друг, с которым ты можешь встречаться вместо меня.

Они оба повернулись ко мне, словно это была настоящая просьба, а от моего ответа зависело будущее их отношений. Это уже слишком. Вот почему я не занималась сводничеством. Единственные отношения, в которые мне хотелось бы встревать, – это мои собственные.

– Я…

– Знаешь, лучше так, чем сидеть и ждать, пока ты вспомнишь, что я вообще существую. Хочешь, чтобы я нашла кого-то другого? Ладно. Уверена, Мо с радостью мне поможет. Но когда ты поймёшь, что потерял, и приползёшь обратно, будет уже слишком поздно.

Джемма пришла мне на выручку раньше, чем я успела окончательно всё испортить.

– За сводничеством – к её маме, а нам уже пора в школу. Ещё раз опоздаю, и меня оставят после уроков.

Я ещё не успела сделать фотографию, как она взяла меня под руку и потащила к выходу. Взбитые сливки уже успели растаять, и капли шоколадного месива начали течь из-под крышки прямо вдоль моей надписи.

Счастливой мне фальшивой годовщины.

Глава 2

Правило любви № 10:

Если вы будете искать идеал, то упустите того, кто вам по-настоящему нужен.

Из-за всей этой подготовки к годовщине и шока от возможного расставания Ланы и Рена я совершенно забыла о встрече с кураторшей в обеденный перерыв. У меня осталось двадцать два дня до конца приёма заявок на летнюю программу в Школе искусств и дизайна Кинси – я даже специально вела отсчёт на телефоне. Миссис Клемент обещала помочь мне выбрать те кадры, которые наилучшим образом передавали не только запечатлённый образ, но и мои навыки как фотографа.

Когда я добралась до фотолаборатории на другом конце кампуса, кураторши там не оказалось. Вряд ли она просто ушла, не дождавшись меня, ведь я опоздала всего на пару минут. Скорее всего, она задерживалась, потому что в столовой подавали лазанью, а наши повара готовили итальянские блюда лучше, чем в самом известном ресторане города под названием «Соль + мука».

Я положила на стол кожаную папку и достала двенадцать портретов, которые мы с Джеммой отобрали вместе. Однако к заявке я могла приложить только восемь работ, поэтому мне предстояло принять трудное решение. Я перекладывала снимки снова и снова, как вдруг в студию ворвалась миссис Клемент с вилкой в одной руке и подносом в другой. Тарелка с лазаньей опасно каталась по нему из угла в угол.

– О, ты уже готова! – воскликнула она, набивая рот сочной сырной пастой. – Подожди одну секунду.

– Вы можете есть, я не против.

– Нет, нет. На следующие десять или, может, даже двенадцать минут я вся твоя. Покажи, что у тебя есть.

Ладони тут же вспотели так, будто передо мной появился Рен. Я вытерла руки о джинсы, надеясь, что миссис Клемент не заметит. Но она даже не смотрела на меня – всё её внимание было приковано к снимкам. Она прищурилась, пытаясь сконцентрироваться.

Я знала, что мои фотографии объективно хороши. Благодаря светло-серому фону и натуральному освещению, проникающему в студию сквозь огромные окна, аура настоящей любви каждого человека просто сверкала. Я снимала моделей по пояс, так что сияние было как на ладони. Миссис Клемент не могла увидеть эти завитки цвета розового золота, но тем не менее все, кого я сфотографировала, были влюблены.

Ладони продолжали сильно потеть, поэтому я сжала их в кулаки за спиной.

– Имоджен, они хороши, – осторожно начала миссис Клемент, словно боясь сболтнуть лишнего. Будто она знала, что её следующая фраза уничтожит меня. Так и вышло. – Но передают ли они твой талант? Показывают ли твою многогранность и артистическую глубину, которые, как мы обе знаем, в тебе есть?

Я мечтала стать профессиональным фотографом с самого детства, когда брала мамин телефон и снимала всех, кто попадался на глаза. Неподвижные объекты и пейзажи меня не интересовали – только люди. Больше всего мне нравилось, как они начинали улыбаться, едва завидев камеру. Помню, что даже удаляла фотографии, где человек не улыбался, считая их неудачными. Теперь же я находила красоту в разных выражениях лиц и историях, которые они рассказывали с помощью одного взгляда, наклона головы или того, насколько напряжена челюсть. Мне нужно было лишь позволить им быть услышанными.

– Но я делаю портретные снимки. Это мои лучшие работы, – сказала я.

– Они прекрасны. Но твоё портфолио выглядит однотипно. Фото слишком похожи. Если хочешь удивить приёмную комиссию, то, боюсь, эти снимки не смогут произвести должного впечатления. Но вот эту оставь. – Она указала на портрет Дилейни Томас, постоянной маминой клиентки.

Как бы сильно Дилейни ни хотелось найти настоящую любовь, пока она только пришла к пониманию, каким в принципе должен быть её идеальный мужчина. Маме всё ещё не удалось его найти.

– И вот эту, – добавила миссис Клемент, указывая на портрет Гейба, друга отца Джеммы. Он согласился позировать в качестве благодарности за то, что я неделю подменяла одного заболевшего официанта. – Можешь выбрать ещё один снимок, но для остальных давай попробуем что-нибудь новое. Что-нибудь, что выделит тебя на фоне других и позволит твоему таланту сиять. Сможешь?

В голове крутилось только слово «нет», но я так и не решилась его произнести. Нужно было доказать миссис Клемент, что она ошибается насчёт моих работ.

– Это ещё не всё. Я много снимала для школьных проектов, а иногда фотографировала в городе и на природе.

– Хорошее начало, но я хочу, чтобы ты вышла из зоны комфорта. Каждая твоя фотография – это заявление. Она должна говорить со зрителем. У тебя получаются потрясающие портреты, потому что ты любишь их снимать. Нам нужно найти ещё что-нибудь, что заинтересует тебя. Это могут быть пейзажи, питомцы… Может, вообще другой формат, вроде подводных съёмок. Что угодно, что тебя взбудоражит. Имоджен, я знаю, что у тебя получится.

Вот только я любила запечатлевать любовь. Именно поэтому мои портреты так хороши – я ловила момент, когда людей переполняли самые светлые чувства. Стоило только задать правильные вопросы и позволить им рассказать свою историю, как они начинали буквально сиять. Фотографии фактически получались сами собой.

Но я не могла сотворить ту же магию с неживым предметом. И не могла сделать так, чтобы миссис Клемент видела те же розово-золотые завитки ауры, что и я. Густоту цвета, их яркость и движения, которые были уникальны для каждого человека. Когда я фотографировала, любовь буквально вырывалась из кадра. Но её видели только я и мама – перед всеми остальными представали портреты счастливых людей, словно сбежавших из рекламы.

Если никто так и не увидит то же, что и я, то я могла навсегда остаться на уровне «чуть выше среднего».

* * *

Когда я вернулась домой, двери маминого кабинета были закрыты. Значит, у неё сеанс с клиентом. Французские стеклянные двери создавали иллюзию приватности, но на самом деле мама рассказывала мне всё, стоило только посетителю выйти за порог. К моменту, когда я фотографировала маминых клиентов для анкеты по поиску второй половинки, мне уже было известно всё, что могло помочь получить идеальный снимок. Когда знаешь, что они любят, что заставляет их сердца биться чаще, то разница видна невооружённым глазом.

Вот что миссис Клемент не понимала в моих фотографиях. Это были не просто портреты. Мне удавалось запечатлеть истинные чувства другого человека и сделать их видимыми для других. Возможно, розово-золотые завитки не видны никому, кроме нас с мамой, но любовь мог почувствовать каждый.

Нужно было лишь понять, как показать их миссис Клемент.

Мамин громкий смех вырвал меня из раздумий. Она смеялась так только тогда, когда мы устраивались на диване, чтобы посмотреть несколько серий «Хорошего места»^[3] подряд, а не во время беседы с клиентом. Кто бы там ни был, маме не составит труда найти этому человеку пару, если он смог рассмешить её так, что она забыла о профессионализме.

Таким я увидела и Августа в день нашей встречи. Он приехал в Портри со своей матерью на одну из консультаций с моей мамой, и всего через пару минут мне казалось, что я знаю его всю жизнь. Он был таким непринуждённым и открытым, что хотелось рассказать ему все свои секреты. Именно поэтому я попросила сфотографировать его. Чтобы запечатлеть момент, когда почувствовала, будто кто-то видит меня. Понимает. Так было у моих мамы с папой. Их история оборвалась, не успев толком начаться. Папы не стало тринадцать лет назад, но родители испытывали друг к другу настолько сильную любовь, что даже спустя столько времени мама не смогла больше никого полюбить. Фото Августа – это напоминание, почему я так цепляюсь за наши фальшивые отношения.

Правило № 1:

Настоящая любовь не разобьёт сердце.

Если вам разбили сердце, значит, это не была настоящая любовь, и вам нужно продолжать искать. По крайней мере, так мама говорила клиентам. Её список правил любви, которые она вручала на первом сеансе, должны были настроить посетителя на нужный лад при поиске второй половинки. Для меня это была не только философия, но и стиль жизни. Вот я и подумала: зачем рисковать, если я и так могла видеть, любит меня кто-то или нет?

Август не влюбился в меня в тот день на причале, но вокруг него было сияние. Как обещание чего-то большего.