Я хотела ощущать порхающих в животе бабочек и необъяснимую потребность изящно приподнимать ножку, когда мы целовались, но получила лишь рой ос. Мерзких, вызывающих дискомфорт насекомых, которые жалили каждый раз, когда Уилл скользил рукой под мою футболку. Интуиция подсказывала, что что-то не так, но сердце уверяло, что мне просто нужно время. Разум настаивал, что у меня уже есть ответы на все вопросы, но я была слишком труслива, чтобы прислушаться к ним.

– Хэлли? Ты можешь перестать витать в облаках хоть на какое-то время и, черт побери, поговорить со мной? Господи, – рявкает Уилл, повышая голос настолько, что Джой просыпается. Она неторопливо пересекает стол, задевая хвостом мой подбородок, прежде чем снова улечься передо мной. Таймер духовки подает звуковой сигнал, и Уилл чертыхается себе под нос, пока я выключаю ее и достаю круассаны, хотя желание есть уже пропало.

– Я вовсе не чувствую себя счастливой. Мне кажется, ты злишься на меня за то, что я сказала «ладно» вместо «что?». Надо накричать на тебя? Разрыдаться?

Он презрительно усмехается и подносит кружку с кофе к губам, пробормотав что-то нечленораздельное. Меня всегда бесило это бормотание.

– Мне обидно, что придется столкнуться с кучей дерьма из-за того, что именно я порвал с тобой, в то время как ты не можешь этого сделать, потому что слишком сильно любишь угождать людям. Я буду самым большим подлецом в мире, потому что сделал то, на что ты не решилась из-за своей трусости. Я хочу тебя, но ты не отвечаешь мне взаимностью, поэтому мне приходится быть плохим парнем.

Я была неправа. Когда кто-то говорит обо мне, прилагательные используются. Только, наверное, не похвальные.

– Я не пытаюсь угодить людям. Я пыталась дать нам шанс во всем разобраться, а не решать проблемы с помощью секса.

– Жаль, что ты не захотела отсосать. Может быть, это решило бы наши проблемы, – бормочет он достаточно громко, чтобы я могла расслышать.

Он словно специально давит на больной синяк. Метафорический синяк, который вообще-то появился из-за него. Мне хочется закатить глаза и сказать ему, что он ведет себя как жалкий ребенок, но на самом деле он все же поднял в этом ужасном разговоре тему, которая сильно меня задевает.

Не знаю, почему я не испытываю к нему сексуального влечения, хотя мне очень хотелось понять. И я не собираюсь доставлять ему удовольствие, показывая, что он задел меня своими словами, поэтому вздыхаю и наклоняю голову.

– Ты ведешь себя как придурок.

Ссутулившись, он скрещивает руки на груди и откидывается на стул. А потом, сжав переносицу большим и указательным пальцами, издает звук, похожий то ли на вздох, то ли на стон.

– Извини, это было подло. Я просто, – он снова выпрямляется, и эта его суетливость резко отличается от обычной беззаботности, – думаю, что все было бы лучше, если бы наши отношения были похожи на взрослые. Не понимаю, откуда ты можешь знать, что ненавидишь секс, если даже не пробовала. Хэлли, я был таким терпеливым с тобой. Так ведь? Гораздо терпеливее, чем любой другой парень на моем месте.

Внезапно его желание расстаться со мной обретает смысл, учитывая, что прошлым вечером я сказала, что все еще не готова заняться с ним сексом. Если «терпеливый» означает «остановиться», когда я прошу об этом, то да, Уилл был терпеливым. А если терпеливый человек постоянно заводит разговор о сексе и расспрашивает меня о моих мыслях и чувствах, но становится угрюмым, когда я в очередной раз повторяю, что не готова, то да, конечно, он был терпеливым.

Я почти уверена, что ни то ни другое нельзя расценивать как терпение, но у меня нет сил углубляться в свою в основном одиночную сексуальную жизнь во время завтрака.

– Мы двое взрослых людей в отношениях – вот что делает их взрослыми. – Как я уже миллион раз говорила. – И, бог ты мой, в последний раз повторяю, я никогда не говорила, что ненавижу секс. Я только сказала, что не готова, и мы пошли на компромисс, я делала другие ве…

– Ах да, потому что, называя это компромиссом, мне становится гораздо лучше. Спасибо.

У меня возникает желание побиться головой об стол.

– Послушай, мы отклоняемся от темы. Можем сказать нашим родителям, что это было обоюдное решение. Никто не плохой, все взаимно.

Он бросает на меня скептический взгляд.

– Как будто они на это купятся. А как же День благодарения? Рождество? Весенние каникулы? Ты наивная, если думаешь, что они отстанут.

Не буду притворяться, что его беспокойство о том, как наши родители воспримут эту новость, сильно преувеличено. Я тоже переживаю по этому поводу. Может быть, он прав; может, я трусиха и слишком стараюсь угодить людям, и вынудила его пойти на это, чтобы избавить себя от лишних проблем.

Лето, проведенное дома, ясно показало, что без хобби или семейных обязательств, занимавших наше время, мы потеряли интерес друг к другу. До начала профессиональной карьеры Уилл жаждет насладиться приключениями с друзьями, а я к двадцати пяти годам хочу стать публикуемым автором. Мы оба следуем нашим целям, просто движемся в разных направлениях. Если добавить напряжение, вызванное моим нежеланием снимать трусики по первому требованию, то этот разрыв был неизбежен.

Если бы, кроме общих с Уиллом друзей, у меня были собственные, я уверена, они бы задали вопрос, почему мы вообще вместе. В течение последнего года я много об этом думала, и ответ представлял меня не в лучшем свете.

Я разрывалась между желанием угодить другим, в чем меня довольно часто упрекали, и поздней фазой подросткового бунта, направленного на моего старшего брата Грейсона. Он всегда ненавидел Уилла, утверждая, что тот был чересчур высокомерным, а наша дружба – довольно односторонней. Я была слишком хорошо воспитана, чтобы протестовать из-за чего-то еще, поэтому просто не слушала брата и считала это самым большим своим бунтарством. Уже тогда мои доводы казались немного надуманными.

В конечном счете мне не избежать правды: одиночество. Если мы расстанемся, с кем останусь я?

Конечно, наши отношения были далеки от идеальных, но он звонил мне каждый день и хотел, чтобы я была рядом.

– Я скажу, что очень хочу провести Рождество с папой и Шеннон. Думаю, мой брат будет там, и я смогу использовать его, чтобы все казалось более правдоподобным. К тому времени, когда мы оба вернемся в марте домой на весенние каникулы, все уже забудут о нашем разрыве.

– Ты уверена? – спрашивает он. Я только что предложила ему лучшую в мире отмазку, и он даже не может скрыть своей радости. Господи, это отвратительно.

– Абсолютно.

Я вижу, как он расслабляется.

– Если ты не собираешься возвращаться домой, думаю, тебе больше не стоит приезжать и на мои игры тоже.

Хотя это и не было неожиданностью, я бы хотела, чтобы он порвал со мной до того, как я решила отказаться от своего книжного клуба и изменила расписание своих занятий ради посещения его игр.

Я говорю «решила», но поскольку теперь мы не вместе, думаю, мне больше не нужно ничего придумывать, чтобы обеспечить Уиллу хороший имидж. Признаюсь, Уилл умолял меня об этом все лето, хотя я неоднократно говорила, что не хочу. После того, как он сказал, что все остальные подружки прилагают усилия, я, наконец, перестала спорить и, как только начался учебный год, сделала, что он просил. Мне очень не хотелось вот так внезапно подводить книжный магазин, но они отнеслись к этому по-доброму, и один из продавцов с радостью согласился взять на себя ведение книжного клуба.

– Да, хорошо. Не хочу, чтобы наши друзья чувствовали необходимость выбирать чью-то сторону, и мое отсутствие, вероятно, все упростит.

Если бы я не знала Уилла так хорошо, то, возможно, не заметила бы, как он слегка нахмурился и начал дуться. Его лицо приобрело скептическое выражение.

– Ха, да. – Он задумчиво почесывает подбородок. – Все уже давно советуют мне расстаться с тобой, так что не знаю, что они чувствовали бы в твоем присутствии. Наверное, неловкость.

Впервые с тех пор, как он произнес: «Я думаю, нам следует расстаться», мне хочется заплакать. Хотя для меня было очевидно, что между нами что-то не так, сама мысль о том, что все его друзья по колледжу высказали свое мнение и коллективно решили, что ему следует порвать со мной, оставляет на сердце горький осадок.

Даже до того, как мы стали парой, я всегда старалась посещать игры, на которые могла ездить на машине. Я надевала его игровой свитер, садилась рядом с подружками других игроков, подбадривала его. Я узнала их интересы, изо всех сил старалась вписаться в компанию, пока они рассказывали о студентах из их колледжа, которых я не знала, и все потому, что мои друзья всегда были друзьями Уилла. Даже в детстве он всегда знакомил меня с кем-то новым.

Его слова все еще задевают за живое, пока я наблюдаю, как он наконец-то допивает свой кофе. Он выглядит таким невозмутимым, а я борюсь с желанием провалиться сквозь землю.

– Они больше не мои друзья, понятно.

– Если подумать, они никогда и не были твоими. – Он пристально смотрит на меня, ожидая, что я что-нибудь отвечу, словно не указал на причину моей неуверенности таким небрежным тоном, будто про погоду спрашивал. – Ты когда-нибудь задумывалась, что могла бы найти собственных друзей, если бы не жила в мире фантазий?

– Боже, ты сейчас говоришь прямо как твои родители. Уилл, люди могут наслаждаться чтением и при этом сохранять здоровую привязанность к реальности, – медленно произношу я. – Я не стала социальным отщепенцем, потому что мне нравится художественная литература. Никто не изгонял меня из светской жизни Мейпл-Хиллс из-за того, что я читаю любовные романы. Возможно, если бы я проводила больше времени в Мейпл-Хиллс, а не таскалась за тобой, у меня была бы здесь своя группа друзей.

Он хмыкает, и если продолжит вести себя так высокомерно, то ему в голову полетит круассан.

– Возможно, если бы ты уделяла такое же внимание нашими отношениями, как тем, что в твоих книгах, я не потратил бы впустую целый год своей жизни.

Невероятно, как один разговор может изменить мнение о собеседнике.

– Думаю, тебе пора домой.

– Не надо обижаться, Хэлс. – Он встает со стула, подходит ко мне и кладет руку на мое плечо. Сейчас она кажется в десять раз тяжелее, а его поцелуй в макушку обжигает, словно кислота. – Я просто решил позаботиться о себе. Сделать что-то только для себя, понимаешь. Это новый год, и я заслуживаю начать все с нового листа. Хоккей – это…

Его голос продолжает звучать на заднем плане, но я не могу заставить себя прислушаться к его словам, потому что едва сдерживаюсь, чтобы не разразиться тирадой о том, что я-то прекрасно понимаю. Ведь сколько себя помню, я всегда ставила его выше всего остального. На самом деле я так поступала со всеми, кроме себя.

Всю свою жизнь я была обременена задачами и обязанностями, с которыми другие не хотят иметь дело. Я безоговорочно иду на жертвы, потому что всегда так делала, и сейчас уже трудно понять, является ли это истинным желанием помочь или просто привычкой.

Поскольку мои родители развелись и вступили в повторные браки, моя семья росла, поэтому количество людей, которым я считала своим долгом помочь, тоже увеличился. Несмотря на то что Грейсон самый старший из детей, все легло на мои плечи. Сколько себя помню, я только и слышала: «О, Хэлли не против помочь», и ни разу: «Хэлли, ты не возражаешь?» или «Хэлли, у тебя есть время?»

Я не помню, чтобы соглашалась на это, и я устала.

Я бы хотела сказать, что мои проблемы с желанием угодить другим ограничиваются только теми, кого люблю, но я знаю, что это не так. Будь то Уилл, его друзья, его родители, соседи… незнакомые люди…

Такое чувство, что каждый человек, который когда-либо появлялся в моей жизни, каким-то образом опережал меня в моем списке приоритетов, и посмотрите, к чему это привело.