Столкнувшись, мы выругались. Диор резко выдохнула, и вместе с воздухом у нее изо рта вылетела сигарилла. Рухнув в снег, мы полетели кувырком, видимо для того, чтобы перевести дух. Остановившись, я присел на корточки, крепко сжимая клинок, и посмотрел на девушку, которую ударил. К моему облегчению, ее только немного оглушило, и она запыхалась. Но пульс забился быстрее, и во рту пересохло, когда я увидел, как у нее из носа хлынула ярко-красная блестящая струя.

Кровь.

Габриэль глубоко вздохнул и провел большим пальцем по каплевидным шрамам на щеке.

– Надо сказать, холоднокровка, что меня многие считали величайшим фехтовальщиком из когда-либо живших. В песнях, которые обо мне слагали, говорилось, что я даже ночь могу разрубить надвое. И хотя пьяная болтовня в сортирах Августина и Бофора не является мерилом мужественности, меня и правда нельзя было назвать неумелым – с клинком я обращался достойно. Я учился у мастеров с самого детства. В моих венах текла нордлундская кровь и кровь львов. И, глядя на девушку, которая лежала рядом на снегу, истекая кровью, я почувствовал, как во мне пробуждается лев.

– Да ты, сука, ранила ее, – выплюнул я.

Я прыгнул на Селин, обрушился на нее лавиной, под кожей у меня горела эгида. Теперь стало окончательно ясно: сестра хотела убить меня и захватить Диор в свои холодные объятия. И, взглянув на запыхавшуюся девушку, которая, переворачиваясь в снегу, размазывала по лицу кровь костяшками пальцев, я вспомнил, что обещал и чем уже пожертвовал, чтобы спасти ее.

Судьбой целого мира.

«БЕЙСЯ!»

Селин сделала выпад, нацелив острие клинка мне в грудь. Отскочив назад, хрустя ботинками по снегу, я увел ее в сторону. Пританцовывая, я напросился на еще один удар, и она подчинилась, пошатываясь и теряя равновесие, шипя от ярости. Но я направил клинок вниз, вогнав острие ее меча в снег. И, скользнув ей за спину со всей грацией, о которой пели менестрели в забегаловках, обрушил на нее Пьющую Пепел.

Плащ Селин порвался, на снег упал сгусток крови, когда Пьющая Пепел со свистом пронзила ей кожу и кости. Сестра задрожала на воющем ветру. И на моих изумленных глазах все ее тело превратилось в лужу запекшейся крови у моих ног.

Я услышал тихий звук – хруст снега за спиной, повернулся, и красное лезвие тут же пронзило мне грудь. Удар пришелся прямо в сердце, изо рта хлынула кровь, и Пью выпала из руки. Теперь Селин стояла позади, прищурив мертвые глаза, а фигура, которую я ударил, превратилась в замерзшую лужу – какой-то обман зрения, насколько я понял, какое-то заклятие.

– Сука…

Диор закричала, Селин развернулась и рассекла мне ребра, вытащив свой клинок. Я упал, кашляя кровью, и перекатился на спину, когда существо, которое когда-то было моей сестрой, высоко подняло свой меч. Я был в шаге от смерти и понимал это. Но в отчаянии, задыхаясь, я чувствовал, как у меня под кожей все еще горит огонь. Стянув левую перчатку, я поднял руку.

У меня на ладони вспыхнула семиконечная звезда, и Селин зашипела, поднеся руку к глазам. Во время войн моей юности это тату горело серебристо-синим огнем моей веры, освещая поле битвы. Но теперь оно пылало красным, как охваченное ненавистью сердце ада. А у меня в сердце не осталось ни капли любви к Вседержителю после случившегося со мной и с моей семьей. Но, как сказал мне старый друг Аарон, не имеет значения, во что ты веришь, надо просто верить.

И я верил в Диор.

Селин отшатнулась, наполовину ослепнув. Хрипя, я разорвал на себе плащ и тунику, обнажив горящего льва на торсе. На губах у меня выступила розовая пена, и, сплевывая кровь, я схватил Пью и поднялся из исходящего паром снега.

– Н-не сегодня, сестрица.

Но Селин только подняла руку.

Я чувствовал ее прикосновение, словно в грудь мне впечатался кулак, а все тело сжали железные оковы. Ртом я хватал воздух и был не в силах не то что пошевелиться, но даже дышать. Прищурив глаза, моя сестрица, пользуясь каким-то нечестивым заклятием своего темного искусства, захватила саму кровь в моих венах.

Ее кровь.

Селин сжала пальцы, превратившиеся в когти, и я задохнулся в агонии, когда кровь, которую она мне подарила, начала кипеть. Рука Селин задрожала, над кожей у меня заклубился красный пар, а из горла вырвался крик.

– Не сегодня, братец… – прошипела она под маской.

И в этот момент ее схватили за волосы бледные пальцы, отдернув голову назад и прижав к горлу кинжал из сребростали.

– Никогда, вампирша, – выплюнула Диор.

Сестра замерла, все равно удерживая меня мертвой хваткой.

– Дитя…

– Перестань так меня называть. Отпусти его.

Селин взглянула на меня, но в венах я все еще чувствовал ее силу. На мгновение я задался вопросом, почему она так напугана – в конце концов, она родилась от одного из старших Железносердов. Но, присмотревшись, я увидел, что кинжал Диор светился не только серебряным, но и красным: ее кровь стекала не только по носу и губам – теперь она была и на клинке. Мы с Селин видели, как именно эта кровь дотла сожгла Принца Вечности. Мы знали, что и с ней она может сделать то же самое.

– Мы не хотим причинить тебе вред. Ты долж-ж-жна…

– Я ничего не должна, chérie. Отпусти. Его. Немедленно.

Мертвый взгляд Селин упал на меня, и ярость перетекала в страх.

– …Он убьет нас-с-с.

– Может быть. Но я так не думаю. – Диор встретилась со мной взглядом, обращаясь одновременно к моей сестре и ко мне. – Он слишком умен для этого. Если я – ключ к тому, чтобы положить этому конец, и ты знаешь, где находится замо́к, возможно, мы все нужны друг другу. Ты меня никуда не забираешь. Но… – она громко шмыгнула носом и глубоко вздохнула, – мы можем пойти с тобой. Вместе разыщем этого мастера Дженоа.

Девушка сплюнула на снег красным и вопросительно подняла бровь.

– Если только ни у кого нет предложений получше?

Ее взгляд был устремлен на меня, и в бледно-голубых глазах светился вопрос. Я видел в нем недоверие. Трепет. Злость, что Селин меня ранила. Но все же было и любопытство. Ей хотелось больше узнать об Эсани. О том, кто она на самом деле. О том, как она могла бы исправить этот ужасный, разрушенный мир. Хотя я тоже не особо доверял сестре, но она, похоже, кое-что знала о том, что должна сделать Диор, если желает покончить со всем этим. И это кое-что было больше, чем знал я.

Поэтому, вырываясь из хватки Селин и руководствуясь здравым смыслом, я слегка кивнул.

– Но если ты не отпустишь его прямо сейчас, – прошептала Диор, крепче вцепляясь в волосы моей сестры, – твоему брату не придется тебя убивать, Селин, клянусь долбаным Богом.

Как я уже говорил, Диор выросла в сточных канавах Лашаама. Только Всевышний знал, что она делала чтобы выжить. Тяжелые времена и испытания рождают жестоких людей, и наиболее жестокими бывают дети. Эта девица убила инквизиторов. Солдат. Благая Дева-Матерь, она убила самого Велленского Зверя. Когда она поклялась Богом, я в это поверил. И Селин тоже.

Хватка в моих венах ослабла, и я рухнул в снег. Кожа исходила красным паром, и я прижал одну руку к проколотой груди. Рана хлюпала и пузырилась при каждом вздохе, а на языке ощущался привкус соли и меди.

– Габи!

Селин поправила свой шелковый шарф, когда Диор опустилась рядом со мной, глядя на кровь, толчками вытекающую у меня между пальцев. Девушка стянула перчатку, поднесла кинжал к покрытой шрамами ладони, готовая нанести удар. Кровь Спасителя творила чудеса: я видел, как она исцеляла раны, от которых любой обычный человек мог бы оказаться в могиле. Но я не был обычным человеком.

– Не поранься, – прошептал я, все еще сердито глядя на сестру.

– Но ты истекаешь кровью!

– Это ненадолго. Бледнокровки так легко не умирают.

Опустив взгляд на рану, я увидел, что она уже начала затягиваться – отрезвляющее свидетельство силы крови, которой меня напоила Селин. Я и сам мог заставить кипеть чужую кровь, касаясь тел, но она делала это одним жестом – казалось, каждая капля моей крови принадлежала ей. Сила ее сангвимантии внушала трепет и ужас – если бы не Диор, сестра вполне могла бы разделаться со мной, и я задавался вопросом, на что еще она способна. Ведь тем утром, стоя на коленях в холодной тени Сан-Мишона, глядя на свою сестру-нежить и на черную дорогу, по которой нам теперь, очевидно, придется идти всем вместе, я осознал: у меня осталась только одна реальность, несомненная и истинная.

– Ты уверен, что в порядке? – спросила Диор. – Что тебе не нужна моя…

– Побереги свою кровь, chérie, – вздохнул я.

– Там, куда мы направляемс-с-ся, она тебе пригодится.

IV. Заблудимся вместе

– Ах ты, крысячий… свинорылый сын шлюхи-козлососки! – крик Диор эхом разносился по льду, а рот был оскален в разочарованном рыке.

– Да ты пойми, что, обзываясь так, ты оскорбляешь только мою мама́, – сказал я. – А для меня это на самом деле никакое не оскорбление.

– Жри дерьмо, ты, придурок рукожопый, да смотри не подавись.

– Во-о-от, вижу в тебе силу духа, – улыбнулся я. – А теперь подними его.

Диор сплюнула в снег.

– Ну не получается у меня, Габриэль!

– Так это ты у нас рукожопая. А как еще, по-твоему, можно добиться успеха?

Мы стояли на замерзшей поверхности реки Мер, вокруг в утреннем мраке висел густой туман. Диор снова выругалась, убирая с глаз влажные волосы, с ее губ слетел иней. Упрямая, как упряжка пьяных мулов, она вздохнула, наклонилась ко льду и подняла тренировочный меч.

– Ты тоже был таким неумехой, когда начинал?

– Это неважно. – Я глотнул водки и засунул фляжку за пазуху. – Нет смысла сравнивать себя с другими. Лучше сравнивай себя с собой – с той, какой ты была раньше.

Я поднял меч, глядя на нее.

– Давай еще раз, с чувством.

Мы шли вниз по реке уже девять дней, и Сан-Мишон затерялся в глубоких снегах у нас за спиной. Мы отправились в путь в то самое утро, после схватки с Селин, в сопровождении трех тундровых пони, позаимствованных из монастырских конюшен. Это была крепкая троица выносливой тальгостской породы сосья, приученных не бояться нежити – хорошая новость, учитывая нашу новую странную компанию. Но сейчас моя сестра отправилась на разведку, и животные спокойно стояли, прикрытые искривленными деревьями на берегу реки, наблюдая, как мы с Диор снова пытаемся вышибить друг другу мозги.

Мы использовали деревянные мечи, украденные из оружейной вместе с запасом серебряной дроби, химикатов, санктуса и щедрым количеством монастырской водки. Мне не удалось найти саблю, которую Диор забрала у Дантона, поэтому я вооружил ее своим старым кинжалом из сребростали и новым длинным клинком из арсенала Аргайла. Пока что она не могла даже как следует взмахнуть мечом, чтобы спасти свою жизнь, но я помнил вид Велленского Зверя, когда тот вспыхнул от простого прикосновения ее крови. И я знал, что эта девушка – оружие, которого пиявки научатся бояться.

– Позиция северного ветра, – скомандовал я.

Диор подняла тренировочный клинок и встала в атакующую стойку, которую я ей продемонстрировал раньше. Дыхание у нее участилось, щеки покраснели от напряжения.

– Кровь Восс, – требовательно вопросил я. – Кто они такие?

– Железносерды. Выводок Фабьена.

– Их кредо?

– Все падут на колени.

Она набросилась на меня быстро, как летящая серебряная дробь, следуя схеме, которую я ей показал: живот, грудь, горло, повтор. Я парировал каждый удар, наши мечи глухо стучали, ударяясь друг о друга, пока мы танцевали.

– Очень хорошо, – сказал я, пятясь по льду. – Каким даром они обладают?

– Им не страшны раны, которые убивают других холоднокровок. Серебро. Огонь. А те, кто постарше, умеют читать мысли лю…

Я увернулся от неуклюжего толчка и ткнул ее в ребра, когда она, спотыкаясь, пролетела мимо.

– Ты выдаешь свою игру глазами. Не смотри туда, куда собираешься нанести удар. Просто чувствуй свой путь. А как правильно называть старых вампиров?

Она повернулась ко мне, со свистом выдыхая.

– Старожилы или древние.