Все остальные участники команды завороженно слушали ее, а я не мог. Вот уже три дня мне казалось, будто я оказался в дурдоме, и после изнурительного хождения по лесу меньше всего хотелось подыгрывать в этой нелепой сценке.

Так что я просто откинулся на спину и прикрыл глаза.

– Волнами травы золотые колышутся, бредет средь них дед белый, высоченный, вплетает пышногрудая дева красные маки в пшеничные косы, катится румяный каравай по скатерти-дорожке до самого края мира. Всколыхнется чувство в груди непонятное – легче ветра становится, опустится – тяжелей земли.

Я уже почти задремал, как кто‑то пнул меня в бок:

– Сядь, пожалуйста, она скоро закончит.

Вначале я подумал, что это Салем – наша кураторша. Она вечно шпыняла меня за то, что я «порчу всем настрой», однако вместо нее надо мной стояла фигура в плаще. Лица под капюшоном было не разглядеть, но голос явно принадлежал девушке.

– Я пока полежу.

– Это всего пять минут.

– Целых пять минут? Не.

– Что ты как маленький? – зашипела она, наклоняясь. – Пожилой человек для вас старается, распинается, можно же проявить уважение? У нее сегодня с утра давление было.

Девушка меня пристыдила, и я сел:

– Ладно, но только пять минут.

Фигура растворилась среди деревьев, а через три минуты бабка закончила заговор и тени в плащах раздали участникам команды пиалы, чтобы пить из котла бурду, которая была там намешана.

«Приворот», как назвала его бабка, пах кислой ягодой, гвоздикой и имбирем и был горячий, как глинтвейн.

Сделав глоток, я уже приготовился выплюнуть то, что набрал в рот, но вкус неожиданно оказался приятным. И, выпив полную пиалу, я подумал, что нужно потом спросить у бабки рецепт.

Горячая жидкость приятно растеклась по желудку и тут же разогрела кровь.

Оставшийся дневной свет собрался возле потрескивающего огня, а из густоты леса стремительно надвигался мрак.

Заиграла музыка: негромкая, ритмичная, словно идущая из чащи леса, и тени в плащах, обступив кресло Мховой бабки, двинулись по кругу, плавно пританцовывая. Вся команда зачарованно следила за их танцем. Я тоже.

– Там, где по небосклону ходит черное солнце, нет ни времени, ни расстояния, – снова затянула Мховая бабка, – там все бесцветно и пусто. Там скитаются неприкаянные души и обитают демонические создания. Никто из живущих не вправе их беспокоить, а призвав, не в силах вернуть назад. Мои тени проведут вас через мрак, но только покуда связь эта крепка, вы в безопасности.

А потом стало происходить странное. Бабка подзывала нас к себе по одному и привязывала один конец длинной веревки на запястье участника команды, а другой – на руку девушки-тени в плаще.

Объяснение Салем, для чего это делается, я прослушал, но, как потом растолковала мне Ева, мы должны были пережить полное погружение в потустороннее и мистическое.

Веревка символизировала связь тени с ее хозяином и растягивалась метра на три, что в густом ночном лесу было подобно якорю. Она цеплялась за кусты и заставляла обходить каждый ствол только вдвоем.

Я сразу догадался намотать большую ее часть на локоть и идти за своей тенью след в след, но стоило нам немного удалиться от домика, как расстояние между парами стало увеличиваться, и уже через несколько минут вся команда разбрелась в разные стороны. Переговариваться было нельзя, Мховая бабка предупредила, что в «царстве мертвых» необходимо соблюдать тишину. За этим следили тени. Сами они не разговаривали и при малейшем нарушении правил должны были списывать с игроков баллы.

Возможно, кто‑то и получал удовольствие от подобных извращений, но точно не я. Спотыкаясь о коряги, врезаясь в стволы и напарываясь на ветки, я проклинал себя за малодушие, которое проявил, согласившись подменить брата.

Капюшон с моей спутницы слетел, когда мы перелезали через поваленное дерево. Веревка зацепилась за сук и отдернула девушку назад. Я едва успел подхватить ее, однако в следующий же момент моим глазам предстала устрашающая голова горгоны с волосами-змеями.

– Вот блин! – Я шарахнулся в сторону. – Жуть какая!

Неожиданно девушка прыснула.

– Мы, вообще-то, в царстве мертвых, забыл?

– Угу. Теперь ты снимешь с меня тысячу пятьсот баллов.

– Не сниму.

– Ты тоже не должна со мной разговаривать.

– Знаю, – в ее голосе угадывалась улыбка, – но про тебя никому не расскажу.

– А так можно?

– Слушай, это же игра, и все всё понимают. – Она вернула капюшон на голову.

– Тогда, может, сделаем передышку?

– О’кей, – запросто согласилась она и остановилась: – Хочешь жвачку?

Девушка протянула на ладони белую подушечку «Орбита», и я, не церемонясь, взял ее.

Сев на корточки возле толстой сосны, мы привалились к ней спинами.

– Не понимаю, – сказал я, – мы потерялись или так задумано? Разве команда не должна держаться вместе?

– Так задумано, – заверила она. – Не волнуйся.

– Далеко еще идти?

– Ну… – Она неопределенно пожала плечами. – И да и нет.

– Это как?

– Ну, как в Алисе. Нужно бежать со всех ног, чтобы оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать вдвое быстрее! Когда рассветет, точно выйдем.

– Как ты вообще в этой темноте понимаешь, куда идти?

– Честно? Никак.

– Тогда куда мы идем?

– Мы бродим по царству мертвых. Кажется, кто-то плохо слушал задание.

Когда девушка поворачивала ко мне голову, я видел блеск ее глаз и мог различить очертания улыбки. От нее пахло сандалом, ароматизированным маслом и цитрусовой жвачкой.

– Значит, никуда не идем?

– Конечно нет. Мы кружим неподалеку от домика. По ночному лесу я и одна не пойду, даже зная основные маршруты. Здесь можно реально забрести в дикую глушь – повезет, если найдут спасатели.

– Класс! И как же ты выбираешь, куда идти, чтобы не заблудиться?

– У меня вот. – Отодвинув полу плаща, она показала пристегнутый к ремню на поясе гаджет с красным огоньком.

– Рация? – предположил я.

– Вроде того. Когда сигнал теряется, нужно возвращаться.

– А мы можем тогда никуда не ходить? Просто посидеть здесь до утра, а когда рассветет, спокойно дойти до деревни?

Девушка многозначительно уставилась на меня сквозь черноту ночи.

– А ты думаешь, для чего я тебе все это рассказываю?

– Серьезно? – Я обрадовался. – Ты не против?

Неподалеку страшно ухнул филин, и мы вздрогнули.

– Знаешь, почему нам всем запрещают разговаривать? – Она понизила голос до шепота: – Потому что есть вероятность, что вы услышите друг друга и поймете, что блуждаете в трех соснах.

– Офигеть! – с чувством выдохнул я. – И кто все эти задания выдумывает?

– Без понятия. Я актриса и делаю, только что говорят. В целом это даже интересно. И платят хорошо. Ева. – Она протянула руку. – Я – Ева.

– Митя, – нехотя назвался я, отвечая на рукопожатие, – я бы предпочел свое имя, но конспирация была важнее. – А тебя точно не накажут?

– Ну что ты как маленький? Накажут, если сдашь меня.

– Я не сдам. Зачем мне это? Я тебе очень благодарен.

Какое-то время мы сидели молча, прислушиваясь к ночным звукам.

– Если хочешь, можем дойти до озера и искупаться, – неожиданно предложила Ева.

– Отличное предложение! – обрадовался я. – Я в деле.

– Кажется, мне повезло с напарником. – Ее ироничный тон позабавил, и я сразу проникся к ней доверием.

– Ты уже так делала?

– Сто раз. – Она поднялась. – А еще я предлагаю развязаться.

Глава 2

На следующий день ровно в час с рюкзаком за спиной я стоял перед дверью Евиной новой квартиры. В рюкзаке у меня был баллончик средства от тараканов, молоток, отвертка, суперклей, прозрачный скотч, тапочки, спортивные штаны и футболка, которые не жалко испачкать, если понадобится возиться в грязи, бутылка воды, коробка пакетированного чая и штук двадцать пирожков с вишней собственного производства. Я подготовился основательно, рассчитывая произвести на Еву самое лучшее впечатление.

– Ого! – воскликнула она с порога, увидев рюкзак. – Переезжаешь ко мне?

– А что, так можно? – не растерялся я.

– Ну… – Ева кокетливо вскинула одну бровь, – если разделить оплату квартиры на двоих, получится выгодно, но проблема в том, что здесь даже для одного нет кровати. Кресло раскладывается, только оно узкое и продавленное. Даже на корягах в лесу спать было приятнее.

– Вот это да! – Я повесил куртку на все еще державшуюся вешалку. – Первый раз вижу квартиру без кровати.

– Она, наверное, есть, но в запертой комнате.

На Еве были серые джинсы в обтяжку и красно-синяя олимпийка в стиле восьмидесятых, на ногах – сетчатые черные кроссовки без шнурков.

Со вчерашнего дня в квартире стало заметно чище. Костыль и газета исчезли, на месте коробок появилась узкая этажерка, мутное зеркало заблестело. На кухне и в ванной тоже все было перемыто.

– Ну ты даешь! – восхитился я. – Когда же ты успела опробовать кресло?

– До пяти возилась, а в девять встала. Но это ничего. Три чашки кофе меня спасли.

Ева смотрела с улыбкой, в ее задорно блестящих глазах не было ни намека на сон или усталость. Впервые я смог как следует ее рассмотреть. Не в тени капюшона, серости предрассветных сумерек или за пеленой снегопада, а в спокойной, пусть и не самой уютной, но домашней обстановке.

И то, что я видел, с каждой минутой нравилось мне все больше. Но дело было даже не в ее дикой, лесной, этнической красоте, которую она нарочно подчеркивала дредами, создавая образ девчонки-маугли. Сильнее всего, как и в тот раз на озере, меня тянуло к ней ощущение узнавания. Словно она уже близка настолько, что я все о ней знаю: и что она любит, и от чего грустит, какие у нее страхи, мечты, ожидания. Как успокоить ее и рассмешить. Странное, необъяснимое собственническое чувство, будто она принадлежит мне.

Наверное, так проявлялась влюбленность, просто в подобной форме со мной это было впервые.

– У меня для тебя кое-что есть. – Я решил сразу зайти с козырей, выкладывая на кухонный стол пирожки. – Это к чаю.

– Домашние? – Ева тут же раскрыла пакет и с упоением понюхала содержимое. – Вкуснота! Они с ягодами?

– С вишней.

Она одобрительно кивнула:

– Класс! Мама делала?

– Не-а. Мама теперь редко печет.

– Бабушка?

– Они мои и посвящаются тебе, – выдал я не без гордости.

– Серьезно? – Достав один пирожок, Ева принялась его с пристрастием разглядывать.

– Алиса, это пудинг! Пудинг, это Алиса, – пошутил я, припоминая сказку Кэрролла – мультфильм.

Ева прыснула. Улыбка у нее была очень заразительная.

– Давай кусай уже его, – поторопил я. – С нетерпением жду оценки.

– Ты реально сам их приготовил? – Она недоверчиво прищурилась.

– Вот этими руками. – Я раскрыл перед ней ладони.

– Так… Что тут у нас? – Отложив пирожок, Ева с интересом посмотрела на них. – Удивительно четкие линии. Ты, наверное, очень спокойный человек?

– Спокойный, – согласился я. – Что-то еще?

Она взяла мои руки в свои, и от нее успокаивающе повеяло сандалом и нежностью.

– Ты умный, независимый, и у тебя много девушек.

– Ошибаешься. – Я с любопытством наблюдал, как она, занавесившись дредами, разглядывает мою руку. – Девушки у меня нет ни одной. А с остальным я согласен.

– Почему же у тебя нет девушки? – Она подняла голову, и мне сразу захотелось ее поцеловать, но это было бы слишком поспешно.

– А что, если я искал именно тебя?

Будь на ее месте кто‑то другой, я бы вряд ли решился выдать нечто подобное, но с Евой было легко, и она отлично улавливала иронию и считывала непроизнесенное.

Однако в этот раз она неожиданно посерьезнела:

– Ты вспомнил?

– Что вспомнил?

– Все-все.

– Я тебя не понимаю.

– Ладно. – Она снова улыбалась. – Я не тороплю.

– Ты говоришь про озеро? Или о том, что случилось в лесу?