Надо сказать, что чувствовал он себя… не то, что неловко, но слегка не в своей тарелке. Привыкший к общению с родовой бельгийской, французской, латиноамериканской и всякой иной аристократией, Греве робел в присутствии руководителя одной из самых закрытых в мире секретных служб. К тому же, он чувствовал себя до некоторой степени обязанным Юлдашеву – это по его приказу Остелецкий с напарником вырвали беременную баронессу из лап похитителей. То, что Камилла сама устроила этот побег, заколов одного из тюремщиков китайской шпилькой для волос, роли не играло^[10].

Сейчас ситуация была иной – не граф использовал Греве в своих комбинациях, а сам он рассчитывал на поддержку Юлдашева в реализации своих идей. Тем не менее, барона не отпускала мысль, что это лишь часть некоего хитроумного замысла, где ему самому отведена в роль – и далеко не факт, что главная.

Остелецкий – он сидел напротив барона, сбоку от Юлдашева

– сделал глоток из чашки.

– По нашей с бароном просьбе капитан второго ранга Казанков изучил проект Анисимова. И уверяет, что тот составлен грамотно и вполне может быть реализован имеющимися средствами.

– Казанков? – Юлдашев озадаченно нахмурился. – Да, припоминаю… Это ведь он должен возглавить отряд кораблей, отправляющийся с дипломатической миссией на Занзибар?

Вениамин едва успел спрятать усмешку – чтобы Юлдашев забыл фамилию человека, игравшего столь значительную роль в нескольких его операциях? Впрочем, если патрону угодно изображать забывчивость – что ж, наверняка к этому имеются веские основания…

– Да, он самый. Исключительно грамотный офицер, и в технике, в отличие от нас с бароном разбирается превосходно.

– Поэтому мы его и попросили ознакомиться с проектом. –

добавил Греве.

– А что же не пригласили его сюда? Сам бы всё и изложил…

– Я хотел, но не вышло. Серёжа… – Вениамин бросил взгляд на кабинетные часы в дубовом футляре в виде готической башенки, – Сергей Ильич сегодня утром отбыл в Кронштадт – какие-то неотложные дела на корвете.

– Ясно. – Юлдашев кивнул. – Что ж, может оно и к лучшему. На первоначальном этапе не стоит предавать эту затею широкой огласке. Позже и он, конечно, всё узнает, но пока воздержимся.

Приятели обменялись короткими взглядами.

– Это значит, граф, что вы готовы поддержать наше начинание? – осторожно осведомился Греве.

– Да, пожалуй, что и готов. – Юлдашев согласно кивнул. – Надо, конечно, ещё раз всё проверить, обдумать хорошенько, спланировать, но мне уже теперь ясно, что для России это чрезвычайно полезно – особенно, если военное ведомство останется в стороне. Флотское, кстати, тоже. Вообще, неплохо, чтобы всё это выглядело как частная, сугубо гражданская инициатива.

Остелецкий удивлённо выпрямился в кресле. Греве отреагировал живее – поперхнулся и едва не пролил на стол кипяток, которым доливал из самовара свою чашку.

– Но как же это возможно? – спросил Вениамин. – Единственное место, где можно построить дирижабль – охтинская воздухоплавательная верфь, а она числится за Адмиралтейством.

– С Адмиралтейство я вопрос улажу. – сказал граф. – Организуем продажу эллинга вместе с оборудованием частному лицу. А ещё лучше создать общество по реализации проекта – я помогу подобрать для него высокопоставленных покровителей. Это общество и выкупит у Адмиралтейства имущество, а заодно, наймёт на работу всех, кого нужно.

– Полагаю, стоит ограничиться автором проекта Матвеем Анисимовым и мсье Ренаром – он лучше других справится с организацией строительства. Господин Костович пусть остаётся на своей нынешней должности.

Юлдашев, подумав немного, кивнул.

– Согласен с вами, Вениамин Палыч. До завершения работ Воздухоплавательное бюро можно перевести в другое место, а позже веронёте ему и верфь, и эллинг. Флот, таким образом, получает готовое подразделение с подготовленными работниками, и сможет на этой основе развивать воздухоплавательное направление.

– Если всё пройдёт как задумано, и барон со своими спутниками добьются цели. – добавил Остелецкий. Греве поглядел на друга с недоумением – мол, неужели сомневаешься?

– Разумеется, если всё пройдёт, как задумано. – повторил за Вениамином граф. – Что ж, господа, будем считать, что мы пришли к согласию. Остаётся вопрос денег – насколько я понимаю, затея весьма дорогостоящая?

Греве снова покосился на Остелецкого. Тот ободряюще улыбнулся в ответ.

– Я готов покрыть часть суммы из собственных средств. – осторожно сказал барон. – Скажем, треть. Но целиком её мне не потянуть.

Юлдашев пожал плечами.

– Не вижу сложностей. Вновь созданное общество объявит о сборе денег по подписке. Советую сделать это в каком-нибудь известном месте – скажем, в Императорском Географическом обществе. Наверняка это вызовет повышенный интерес к вашему начинанию, а я со своей стороны позабочусь, чтобы жертвователей было побольше.

– Мсье Жюль Верн может устроить сбор средств и во Франции. Не сомневаюсь, когда будет объявлено о цели нашего начинания, деньги потекут рекой!

– Не могу разделить вашей уверенности, Карл Вильгельмыч. Французы – народ скуповатый, прижимистый. И вообще, желательно, чтобы проект был чисто русским – и дирижабль, и деньги и всё остальное.

Греве растерялся.

– Но как же мсье Жюль Верн? Я рассчитывал, что он полетит с нами…

– Без него, конечно, не обойтись. – согласился граф. – Скажу больше: хорошо бы подобрать ещё одного француза, желательно, живущего у нас или тесно связанного с Россией.

– Смешанный франко-русский экипаж? – уточнил Вениамин.

– Вот именно. Тем самым мы, с одной стороны, продемонстрируем уважение к Франции, а с другой – покажем, что такие предприятия по плечу только России, раз уж иностранных денег в проекте не будет ни сантима…

Остелецкий помолчал, что-то про себя прикидывая.

– Что ж, граф, пожалуй, у меня есть вариант. Обдумаю.

– Тогда можно считать, что мы обо всём договорились, господа. – Юлдашев встал, давая понять, что разговор подошёл к концу. Его собеседники торопливо повскакивали с кресел, причём барон едва не опрокинул своё. Юлдашев слегка усмехнулся – правой стороной лица, обращённой к Вениамину.

– А сейчас – извините, барон, у нас с вашим другом Павловичем есть ещё несколько вопросов…

– Да-да, разумеется… – заторопился Греве. – Венеч… господин капитан, встретимся за ужином у «Палкина», как договаривались…

Когда дверь за бароном затворилась – было слышно, как щёлкнул в приёмной каблуками провожавший его адъютант, – Юлдашев повернулся к Остелецкому.

– Скажите, Вениамин Павлович, вам когда в последний раз говорили, что вы сумасшедший? Если давно – то я, так и быть, восполню это упущение.

– Сумасшедший? – Остелецкий, прекрасно понявший, что имеет в виду его патрон, состроил недоумённую физиономию. – Вы, вероятно, о перелёте через Африку? Согласен, идея несколько экстравагантная, но вы же, как я понял, её поддержали?

– Не валяйте дурака, прошу вас! – граф поморщился. – Конечно, поддержал, и буду поддерживать впредь! Я говорю сейчас не о перелёте, а о вашей идиотской затее с Бёртоном!

Давайте-ка прямо сейчас излагайте всё по пунктам, в подробностях – и постарайтесь быть поубедительнее, а то мне, в самом деле, придётся отправить вас в дом скорби прямо из этого кабинета!

Глава седьмая

Корвет «Рында» покидает Кронштадт, барон Греве прогуливается по Елисейским полям, а ротмистр Кухарев получает телеграмму.

От Моонзундского архипелага, с далёкого Готланда, со стороны Датских проливов наползали на Финский залив серо- свинцовые тучи. Задувающий с зюйд-веста ветер то и дело приносил дождевые шквалы – погода портилась, но это, похоже, ничуть не мешало шеренге низких кораблей, маячащих на фоне далёкого берега. Короткая, злая волна, обычная для Финского залива, барабанила в правую скулу «Рынды» – корвет, покинув Кронштадт, шёл к весту на экономических семи с половиной узлах, имея на правом траверзе скалистые острова, называемые «Волчьими шхерами». Оттуда, с серых гранитных верков Свеаборгской морской крепости глядели в залив тяжёлые крупповские пушки.

Башенные броненосные лодки в Кронштадте

– Отряд мониторов. – определил Казанков, опустив бинокль, – всю зиму простояли в Гельсингфорсе и вот, вышли на учения.

– Вы ведь, Сергей Ильич, когда-то служили на одном из них? – осведомился стоящий рядом на мостике офицер. Его плечи, как и плечи командира, украшали погоны капитана второго ранга.

– Да, на «Стрельце». – подтвердил Сергей. – Он там, в ордере отсюда не разобрать… Знаете, у меня служба началась с такого вот весеннего выхода, чуть ли не первого в навигацию семьдесят седьмого года. Помнится, я тогда прямо с поезда взял извозчика и поспешил в гавань. Едва успел – «Стрелец уже собрался отваливать, даже сходни убрали. В кармане у меня лежало назначение на монитор и я, зелёный мичманец, только что из Морского Корпуса, ужасно переживал, что уйдут без меня. Стыдно было до слёз, что опоздаю, как гимназист, проспавший начало уроков…

От башни корабля, возглавлявшего колонну, отделилось облако плотного белого дыма; спустя несколько секунд до мостика корвета донёсся гулкий сдвоенный удар. Сергей вскинул бинокль – возле щита-мишени, едва заметного в низких волнах, вскинулись два пенных водяных столба.

– Практическими кроют – прокомментировал он. – А хорошо легло, считай, накрытие… Сейчас и другие подключатся!

Подтверждая его слова, громыхнул башенным калибром второй монитор, за ним третий. Между залпами следовали полуминутные интервалы – артиллеристам нужно было рассмотреть, как легли снаряды и внести поправки в прицел.

– Головным «Единорог»! – крикнул стоящий на крыле мостика сигнальный кондуктор. За ним мателотами «Перун», «Тифон», «Латник», «Колдун». Замыкает ордер «Стрелец»!

Канонада не стихала – девятидюймовые чугунные болванки практических снарядов раз за разом поднимали фонтаны грязной, смешанной с илом воды – глубины под берегом, где покачивался на якоре плот с парусиновым щитом-мишенью, были невелики.

Последним отзалпировал «Стрелец», но вместо того, чтобы продолжать стрельбу, мониторная шеренга умолкла. На мачты поползли сигнальные флажки – отряд приветствовал полоскавшийся под гафелем «Рынды» вымпел члена царствующего дома, того самого капитана второго ранга, что беседовал с Казанковым. Великий князь состоял на корвете в должности вахтенного начальника, что должно было до некоторой степени замаскировать его участие в предстоящей дипломатической миссии. Впрочем, особых иллюзий на этот счёт никто не испытывал – газетчики, что наши, российские, что заграничные народ ушлый и наверняка уже обо всём пронюхали.

– Вы ведь были в бою при Свеаборге? – осведомился Великий князь. – Я изучил рапорты всех участников, читал даже показания пленных англичан с захваченных кораблей. Славное было дело!

– Вам тоже есть, чем похвастаться. – заметил Казанков. Мы всю кампанию семьдесят седьмого года простояли в Гельсингфорсе, в ожидании событий – а вы-то были в самом пекле! Это же вы у Силистрии, препятствуя переправе османов через Дунай, пустили брандеры на турецкий пароход?

– Да, было такое. – Великий князь кивнул. Было видно, что упоминание о былых подвигах ему польстило. – Крепко мы тогда крепко всыпали османам…

И скосил взгляд на левую сторону груди, где на чёрно-оранжевой колодке красовался белый эмалевый крестик – знак ордена Святого Георгия четвёртой степени, пожалованный за дунайское дело. Награда была вполне заслуженной, и это было хорошо известно Казанкову, как и всем флотским офицерам.

– В кампанию семьдесят седьмого балтийцам и оставалось, что ждать. – продолжал Великий князь. – Зато в следующем, семьдесят восьмом, вы отличились. За полгода из мичманов в командиры корабля – не каждому такое выпадает!