Дама, которая ведет продленку, уже жаловалась, что семья Натали никогда не забирает дочь вовремя. Но в последний учебный день продленка не работает, так что в классе остались только я, Натали и мисс Джонс.

Натали рисует, и, похоже, ее совсем не смущает отсутствие матери. Я присаживаюсь на корточки рядом с малышкой и улыбаюсь как можно шире: она не виновата в постоянных родительских опозданиях.

– Прекрасный рисунок, – говорю ей.

Девочка улыбается в ответ:

– Это моя семья на пляже. Летом мы едем в Грецию.

На рисунке фигурки из палочек – две большие и две маленькие. Самая маленькая, в розовой юбке, с рыжими волосами, совсем одна в самом дальнем углу листка. Я указываю на нее.

– А это кто?

– Моя младшая сестра Шарлотта. – Натали со вздохом берет синий карандаш, чтобы раскрасить море. – Она реально надоедливая.

Я смотрю на картинку и, хотя это просто детский рисунок, чувствую укол грусти из-за одинокой фигурки на песке. Ссоры сестер неизбежны, особенно в таком возрасте. Наверное, не стоит вмешиваться, но слова сами поднимаются откуда-то из глубины груди.

– Знаешь, – говорю я так тихо, что девочке приходится прекратить рисовать, чтобы расслышать. – Быть старшей сестрой очень важно.

Натали прищуривается:

– Почему?

– Младшая сестра смотрит на тебя снизу вверх. Она очень сильно тебя любит. – Я перевожу дыхание. Я думаю об Оливии. – Наверное, ты лучшая подруга из всех, которые у нее будут.

Натали в задумчивости морщит маленький носик, опускает взгляд на рисунок и нежно проводит пальцем по печальной одинокой фигурке сестры. Когда она снова поднимает глаза, ее лицо светится интересом.

– А у вас есть сестра, мисс Фэйрвью?

Ее вопрос, невинный сам по себе, пронзает насквозь, и ответ застревает в горле. На него нельзя ответить просто: «да» или «нет». С того дня, когда похитили Оливию.

– Извините, я опоздала. Извините!

Я подпрыгиваю и оборачиваюсь на звук женского голоса. Его обладательница шагает по классу. Поскольку Натали всегда забирают поздно, я впервые вижу ее мать. На ней легинсы для йоги «Лулулемон»^[2], рыжие волосы собраны в короткий хвост.

– И в последний учебный день тоже. Прошу прощения!

Она подходит ближе, и я до зуда внутри чувствую, что знаю ее. Да, я знаю ее. Откуда я ее знаю?

– Надеюсь, я вас не слишком задержала? – спрашивает она.

– Нисколько, – отвечаю я, хотя ей следовало забрать ребенка сорок пять минут назад.

– Отлично! – Она поворачивается к дочери, которая забросила первый рисунок и начала на чистом листе новый. – Ты передала мисс… – Мать Натали бросает на меня взгляд и корчит гримасу. Это, видимо, извинение за то, что забыла мое имя.

– Фэйрвью, – подсказываю я.

– Фэйрвью! – повторяет она громко, словно выкрикивает «бинго» на вечеринке, опускает руку на голову дочери и проводит по длинной светлой косичке. – Ты передала мисс Фэйрвью подарок?

Натали кивает, не поднимая глаз.

– Да, он чудесный. Спасибо. – Я вспоминаю о керамической кружке с надписью «Лучший учитель в мире». У меня скопилось полным-полно таких кружек: на Рождество и в конце каждого учебного года мне дарят их десятками. Я чувствую себя виноватой, что не могу оставить все у себя, но зато в местном благотворительном магазине их теперь много.

– Не за что, – мать Натали сверлит пристальным взглядом, словно тоже пытается вспомнить меня. – Я Лора.

Лора была одной из близких подруг Оливии в школе для девочек Саутфилдс. Прошло пятнадцать лет с тех пор, как я видела ее в последний раз на очередной службе по случаю годовщины исчезновения Оливии. А потом ее семья переехала. Лора – частичка нашего прошлого, оказавшаяся в центре моего нового настоящего.

– Приятно познакомиться, – отвечаю я, моля бога, чтобы она меня не узнала.

Она улыбается, вопросительно глядя на меня. Я хочу, чтобы она ушла.

Сегодня, накануне шестнадцатой годовщины исчезновения сестры, я не в силах ворошить прошлое с практически незнакомой женщиной, которая будет делать вид, что Оливия оставила в ее жизни такую же огромную пропасть, как в моей.

– Отличный рисуночек, – говорит Лора дочери.

Я опускаю взгляд, благодарная за то, что она отвлеклась. На листке две девочки вместе играют в парке.

– Это ты? – спрашивает Лора у Натали, указывая на фигурку с желтыми волосами.

Девочка кивает.

– А это Шарлотта, – продолжает она и тянется к оранжевому карандашу.

Улыбка растекается по моему лицу как топленый мед.

Лора тоже улыбается:

– О, дорогая, это чудесно. Какой великолепный сюрприз. – И обращается уже ко мне: – Вы же знаете, каково это, когда сестры постоянно ссорятся, правда? Но каждый раз я успокаиваю себя, что они подрастут и станут лучшими подругами.

Моя улыбка исчезает: на меня накатывает волна тоски по Оливии. Не в силах вымолвить ни слова, я только киваю. Обычно я хорошо справляюсь с эмоциями, когда думаю о сестре. Но сегодня, за день до годовщины ее исчезновения, я, как печенье, рассыпаюсь на кусочки от малейшего прикосновения.

– Мисс Фэйрвью сказала, что быть старшей сестрой очень важно, потому что я лучшая подруга, которая когда-нибудь будет у Шарлотты, – напевает Натали.

Лора пристально смотрит на меня. Она перестала гладить волосы Натали. Потому что теперь она увидела меня. Правда увидела. Она прошла по следу из хлебных крошек через дремучий лес и добралась-таки до пряничного домика.

– Кейтлин? Кейтлин Арден?

Зашибись.

Я смотрю на Натали. Но сейчас она не обращает на нас никакого внимания. Для нее это ужасно скучный разговор между ужасно скучными взрослыми. И всё-таки я отодвигаюсь и иду к своему столу. Не хочу, чтобы Натали назвала меня этим именем при других учениках, не хочу, чтобы о нем узнали их родители. Здесь, в школе, я мисс Фэйрвью, учительница пятого класса. Я и так нигде не могу избежать того, что я Кейтлин Арден, сестра пропавшей девочки Арден. Я начинаю складывать тетради в аккуратную стопку, чтобы Лора не заметила, как дрожат руки.

– Вы Кейтлин, да? – наседает она.

– Да.

Она в шоке:

– Я Лора, я знала, что ты…

– Знаю.

Тишина.

Требуется вся моя воля, чтобы не повернуться и не броситься вон из класса. Я не могу этого сделать. Мне нужна причина, чтобы уйти. Немедленно.

– Прости, что не узнала, – говорит Лора, разглядывая меня как особенно диковинный музейный экспонат. Что-то очень увлекательное из древних времен. – Твоя фамилия… Ты замужем? – Она опускает взгляд на мою левую руку. На кольцо с бриллиантом, которое я никогда не чувствовала своим. Обручального кольца на мне нет.

– Помолвлена. Фэйрвью – фамилия жениха.

Лора в замешательстве хмурится: я представляюсь его фамилией, хотя мы еще не дошли до алтаря.

– Бат – маленький город. – Мои слова повисают в воздухе.

Она улавливает смысл. Обдумывает. И понимает: фамилия Арден слишком тесно связана с исчезновением в Блоссом-Хилл-хаузе.

– Ясно. Что ж, я ничего не скажу другим родителям. Это никого не касается.

А вот журналисты очень долго делали нашу историю достоянием всей страны. Лакомились ею, обгладывая с костей всё мясо, пока ничего не осталось.

– Спасибо.

Мы снова замолкаем. Слышен только шорох карандаша по бумаге. Я действительно не хочу вспоминать пропавшую сестру с почти незнакомым человеком, но не знаю, как закончить разговор, не будучи грубой. В конце концов, я на работе. И должна вести себя как профессионал.

– Ты до сих пор рисуешь? – интересуется Лора.

Вопрос застает врасплох. Пульс почему-то учащается.

– Откуда ты знаешь?..

– Оливия всегда говорила нам, какая ты талантливая. Думаю, так и есть. – Она ободряюще улыбается. – Так ты рисуешь?

– Нет, не рисую, – вру я. Ее улыбка исчезает: я не облегчаю ей задачу, я вся состою из шипов и колючек. Я пытаюсь смягчить ситуацию. – Но спасибо, что спросила. Для меня очень важно услышать, что Оливия… – Я запинаюсь на ее имени. Я не так часто произношу его вслух. Когда ее похитили, в нашем доме его произносили тысячу раз в день, шептали с благоговением, как молитву. Я сглатываю комок в горле, улыбаюсь и начинаю заново: – Приятно слышать, что Оливия говорила обо мне.

– О, да, постоянно. Она…

– Мамочка! – Натали отодвигает стул и подбегает, размахивая рисунком над головой. – Готово! – Она сует листок Лоре и откидывает с лица выбившиеся пряди волос. – Можно мне сейчас что-нибудь поесть?

Они почти сразу уходят. Лора дает мне свой номер и говорит, что мы должны встретиться. Я с улыбкой соглашаюсь, хотя не собираюсь встречаться с ней вне школы. Звучит жестоко. Возможно, так и есть. Но я слишком часто искала утешения у тех, кто знал Оливию, словно пытаясь собрать ее по крупицам. И убеждалась, что для посторонних это золото дураков, потому что никто не знал ее так, как я. Даже Флоренс. У меня есть самые блестящие, самые драгоценные частички Оливии. Со временем на них появились отметины и вмятины – это правда, но они всё еще у меня. К тому же есть вопросы, на которые я не хочу отвечать. Вопросы о той ночи, которые задают из нездорового любопытства. О том, что я видела. Как всё случилось. И что я сделала или не сделала, чтобы предотвратить это. Меня снова и снова затягивает в прошлое.

Нет. Я больше не увижу Лору. Я достаю телефон, удаляю ее номер и сажусь за стол перед классом. Мне пришло сообщение от мамы.

Как ты, милая? Уже дома? X

Я получаю такие сообщения каждый день. Она волнуется. Она всегда волнуется. Она уверена, что судьба окажется достаточно жестока, чтобы забрать и меня. Я отвечаю раньше, чем получаю привычное настоятельное продолжение от папы – это тот редкий случай, когда он нарушает молчание и требует, чтобы я немедленно ответила маме. Я пишу, что со мной всё в порядке. Что я еще в школе, разбираюсь с бумагами, а потом поеду домой к Оскару. Я не говорю маме, что встречаюсь в городе с Флоренс за коктейлями. Что поеду домой на последнем автобусе. Она лишь всполошится, начнет беспокоиться еще больше, а это невыносимо.

Прямо в классе я переодеваюсь в захваченное с собой красное платье в горошек и прячу блузку и брюки-кюлоты в ящик стола. Этим летом у меня шесть недель отпуска, но я вернусь раньше, чтобы подготовиться к сентябрю.

Чтобы как-то убить время перед уходом, я сажусь за один из столов и переобуваюсь в белые босоножки на каблуках. Беру телефон и захожу в соцсети, чтобы проверить свой канал «Страсть к путешествиям в картинках». На прошлой неделе у меня была 41 тысяча подписчиков. С тех пор мой секретный проект набрал еще 300. Мне повезло: несколько крупных онлайн-аккаунтов и художественных новостных агентств поделились моими работами – набросками местных достопримечательностей и коллажами из винтажных тканей. Немного прошлого в настоящем.

Нажимаю на последний пост – мой самый продаваемый принт «Мост Палтни в городе Бат на закате»: небо, винтажная ткань в цветочек горчичного цвета. На фотографии изображение увеличено до формата А3 и снято перед самим мостом – моя рука видна только в правом нижнем углу. Я храню свою личность в тайне. Хочу, чтобы люди покупали мои работы потому, что они им нравятся, а не потому, что я сестра той самой пропавшей девочки Арден. Той, чье лицо мелькало в новостях несколько недель подряд после исчезновения. Просматриваю комментарии: самые радужные и хвалебные. Счастье растекается во мне как масло по горячему тосту.