Уравнение с тремя неизвестными (страница 10)
Ведущая к калитке дорожка, по которой вчера Гелена и Петр покидали участок Киреевых, не проходила мимо расположенной в задней части дома галереи. Когда адвокат уводил свою жену, шарф был у нее на плечах, так что потерять она могла его только позже. Так что же это получается? Балерина все-таки возвращалась в дом? Когда? Сразу, потому что, как и Гриша, что-то забыла? К примеру, сумочку. Или позже, ночью, чтобы реализовать озвученную ею угрозу?
– Это шарф Гелены Волковой, – сообщила Лена. – Я видела. Причем он был на ней, когда Волковы покидали дом.
Татьяна вскрикнула.
– Ты точно в этом уверена? – уточнил у жены Дорошин. – Лена, ты же понимаешь, что это означает?
– Да, понимаю. И да, уверена, – спокойно ответила та. – Гелена возвращалась к дому, когда все разошлись. Скажите, кто-нибудь из вас с ней встречался?
– Так это, значит, я ее видел! – воскликнул Гриша и тут же пояснил собравшимся: – Когда я приехал за барсеткой и уже возвращался к машине, мне показалось, что в кустах у дороги кто-то есть. Какая-то тень туда шмыгнула. Я не придал этому особого значения. Мало ли кто возвращается домой по ночам? Поселок большой. Но сейчас я вспомнил, что почувствовал запах духов. Очень крепкий и такой… горький. Получается, что это была Гелена. И что ей могло быть нужно?
Балерине могло быть нужно снова встретиться с Гришей, и ради этой встречи они оба, возможно, и вернулись к дому. Во время этой встречи балерина и потеряла свой шарф. Вот только было это не на улице, а на самом участке, под окнами галереи. И что? Эдик стал невольным свидетелем их разговора? И за это кто-то из них его убил? Бред какой-то. Не мог же Гриша убить собственного отца. Или мог?
– Я позвоню Пете, пусть спросит свою жену, что все это значит. – Татьяна начала подниматься с дивана. Дорошин остановил ее движением руки.
– Не надо. Это работа следователя. Я просто передам ему все, что мы сегодня выясним. Про визит Гелены понятно. Что еще?
– Мне кажется, я слышала что-то, что может иметь отношение к делу, – запинаясь, сказала Нина. – Я выходила на улицу, чтобы позвонить Никите. Сыну. На участке очень громко играла музыка, и я решила пройтись, чтобы не перекрикивать шум. И когда возвращалась обратно, то у входа натолкнулась на Эдика. Он разговаривал с Асей Гречиной. Ну вы же все знаете Асю? Она очень известная актриса, сейчас почти во всех сериалах снимается. Недавно, к примеру, вышел «Детонатор», она там главную женскую роль играет.
Точно, актрису, которую Лена вчера узнала, звали Ася Гречина. Просто, в отличие от Нины, сериалы она не смотрела, поэтому и не сразу вспомнила звездное имя.
– И что? – подбодрила она Нину. – Что такого особенного было в их беседе?
– Ничего, – растерянно продолжила Нина. – Они обсуждали какой-то старинный сервиз. Ася хотела его купить, но сомневалась в подлинности. Просила Эдика посмотреть. А он объяснял, что не является специалистом по антикварной посуде и ей лучше обратиться к кому-нибудь другому. И советовал какого-то эксперта, которому обещал позвонить. Вот и все.
– Ну и что? – удивился Гриша. – Почему ты считаешь, что этот разговор может иметь отношение к смерти папы?
– Не знаю, – совсем смешалась Нина. – Виктор велел вспомнить, кто что слышал, вот и рассказала.
– И правильно сделала, – заявил Горелов. – Мы сами не знаем, что именно ищем, поэтому любая мелочь может иметь значение.
Любая мелочь… Лена задумчиво посмотрела на Татьяну.
– Таня, – мягко начала она, – если считать, что Эдик волновался из-за чего-то, имеющего отношение к этому дому, то может быть важным, почему вы купили его относительно недорого. Нина сказала мне, что бывшие хозяева очень спешили его продать, поэтому цена оказалась ниже той, которую вы изначально предполагали. Ты не знаешь почему?
– Нет. – Татьяна потерла лоб рукой, как будто у нее болела голова. Впрочем, может быть, именно так и было. – Когда Леня Кисловский сказал Эдику, что здесь продается дом, мы были уверены, что он окажется нам не по карману. Тут цены на всю недвижимость начинаются от пятисот миллионов. Но этот дом продавали за семьдесят. Это было чуть дороже, чем то, что мы смотрели за городом, но в городской черте, да еще в таком знаменитом месте. В общем, Эдик решил, что мы можем себе это позволить, если затянем пояса.
Лена не верила собственным ушам. Семьдесят миллионов… Да ей за всю жизнь не увидеть таких денег, даже если она продаст все, что у них с Дорошиным есть, включая собственную почку. И это еще не дорого? Ну да, если Татьяна говорит, что соседние дома «вытягивают» на половину миллиарда. Но неужели Эдик Киреев столько зарабатывал?
– Мы продали городскую квартиру, – продолжала Татьяна, – а еще Эдик согласился расстаться с тремя своими картинами, которые когда-то купил, а потом они неожиданно «выстрелили» и существенно поднялись в цене. И еще он продал работу Эрика Булатова. Тот ему ее лет двадцать назад подарил.
– Да, я помню, Эд очень гордился этим знакомством и тем, что сумел настолько расположить мастера к себе, что получил от него подарок. Говоришь, он его продал? – изумился Дорошин.
– Да. За пятьсот тысяч долларов, что позволило нам не только рассчитаться за дом, но и сделать ремонт, – вздохнула Татьяна. – Эдик очень хотел, чтобы здесь получилось родовое гнездо, которое потом перешло бы Грише и его детям. Мечтал собрать несколько поколений под одной крышей.
Татьяна снова заплакала.
Горелов что-то внимательно читал в телефоне.
– А ведь и правда, – сказал он наконец, – все, что здесь продается, стоит от пятисот миллионов до миллиарда. Самое дешевое предложение – деревянная халупа, которую нужно сносить вместе с фундаментом, – и то оценивается в сто семьдесят мультов, а вы купили вполне крепкий и функциональный дом всего за семьдесят? Что-то тут не так.