Прислали опять вертолет… погрузили, летим… а как сели – она синяя и не дышит.

Вскрытие показало – тромб оторвался в вене. Эмболия легочной артерии. Видно, растрясло в полете.

И это несмотря на то, что ее в особой камере перевозили, провода подключены, капельницы, если б просто сердце встало… дефибриллятор встроенный, даже насос специальный для непрямого массажа сердца и маска для дыхания… все это её могло бы оживить, а вот тромб… и ничего эта супертехника не могла поделать.

Я виноват. Склеротик старый. Как я мог забыть? И автоматика не напомнила. Что с нее взять?

Схоронили. Девять дней, сорок… соседи приходили.

Брат ее не приехал. Он большой медицинский начальник в областном центре. А я успокоился, написал письмо в «скорую», чтобы в инструкцию на перевозку больных непременно вставили пункт: бинтовать ноги, как профилактику эмболии. В ответ пришло обычное: «Спасибо, мы рассмотрим ваше замечание, виновных накажем, примем все меры, чтобы такого не повторялось»!

Дети предложили мне к ним перебраться, в город.

– С ума сошли? Куда я хозяйство дену? Мамка тут лежит, опять же, мои родители… нет, буду здесь доживать.

И опять мой аппарат звонит раз в неделю. По четвергам. «– Ну, ты как, папа? – Номально».

Вдруг осенью звонок невпопад… снимаю трубку.

– Узнаешь, бродяга?

– Не сразу, уточните, – узнал я говнюка, не сразу, а когда вспомнил, решил уже не сознаваться, ибо зол был на него.

– Шурин^[6] твой! Вспоминай!

Вот теперь как бы вспомнил. Да, Степанов Женька! Вот уж, действительно, кто из нас бродяга?

– Жека! Ты? Где сам, чем занят? Чего Варвару проводить не приехал? – решил я сразу ему высказать обиду – телеграмму прислал с соболезнованием. Дрон с цветами.

– Из главнюков поперли, – жалуется, – говорят, дай дорогу молодым! Володька, а ты вообще не допускаешь, что бывают в жизни ситуации, когда не все можется, то, что хочется?

–

И что же с тобой было? – осведомляюсь.

–

Коленки мне меняли, обе… эндопротезы. Я как раз только гипс снял. Сам понимаешь, дальше сортира не ходок был. Теперь, как железный дровосек… Ну, меня под это дело из главнюков списали… Хорошо хоть на операцию дали квоту.

– Значит, как и я – на пенсии? Старая школа уже никому не нужна… Все изменилось.

– Ну, не скажи, брат, мы хоть и старые, но крепкие. А?

– Спорить не буду… я порой думаю, была бы где-нибудь опять заварушка, бросил бы все к черту и опять к столу встал бы… ВПХ^[7] – вечна!

– Согласен, дружище. Дело у меня к тебе государственной важности.

Темнит Женька. Ну, какое у пенсионера может быть дело? Впрочем, сколько его помню – он скользкий… когда он на последнем курсе понял, что руки у него из задницы, и толком нигде себя развить, как врача, не сможет… он взял ординатуру на кафедре Организации здравоохранения и истории медицины. Работала древняя, как все медицинское студенчество, мудрость: отличники становятся врачами, а двоечники – главврачами! Шагал он с одной чиновничьей должности на другую… Дорос до зама главы департамента здравоохранения области, а там его карьерный возраст вышел, и Женя покатился вниз…

– Ну, если только государственной, а иначе – пошел вон!

– Я тут на общественных началах в облздравотделе, как бы консультант.

О как! Силен, Женька… впрочем, чему удивляться?

– На общественных, то есть даром?

– Ну, не совсем. Небольшой приварок к пенсии дали. Я вот чего звоню. У вас на днях поставят автоматическую модульную клинику.

– Зачем? – удивился я. У нас полторы тысячи рыл живет, из них две трети – пенсионеры. Фермы нет, заводов нет. Живем с огородов и разным промыслом. А клиника, как я понимаю – это сто коек минимум?

– На испытания, Володя. Это прототип, планируется такие комплексы штамповать и ставить везде, где не рентабельно открывать больницы. Например… – он помолчал, – в космосе, вся автоматика разрабатывалась для станции и большого корабля. Я выбил нарочно в твой поселок, чтоб ты за этой клиникой присмотрел. Согласен? А коек в ней всего тринадцать. Больше не нужно.

– Не понял, – я действительно не понял, – что я должен делать?

– Доктор Устименко! Дорогой мой человек! Ты же понимаешь, дело, которому мы служим, это не хобби. Это как военная служба, взялся за гуж – не говори, что не дюж. Амбулатория будет смонтирована не сейчас. Но я должен быть уверен, что она будет работать.

– Сейчас урожай в огороде… – попытался я отмотаться.

– На монтаж установки уйдет месяц, – давил Степанов, – Она подключится к вашей электросети и вам сразу упадут льготы, она подключена к единой информационной сети «РУСь», а значит скорость передачи для всех вас будет увеличена до предела и бесплатно. И еще – ты пройдешь в ней обследование первым и, пожалуйста, обеспечь полную диспансеризацию большей части населения твоего посёлка. Тебя там знают, ходят к тебе лечиться… не отрицай, я знаю. По вашей деревне самая низкая обращаемость в районной поликлинике! А значит, они все прутся к тебе за помощью. Росздравнадзор с подачи ФОМСа копытом бьет и землю роет, чтобы тебя за мошонку взять… а я просил, не трогать. Вот так, – он помолчал и добавил, меняя тему, – инструкцию к автоматике я тебе почтой вышлю. Там ничего сложного. Всем заправляет искусственный интеллект, но у тебя будет право вета.

– Вето, по-моему, не склоняется. Нет у меня почты, – я вдруг почувствовал невероятное удовольствие от того, что Степанов обескуражен и растерян. Меня, если честно, бесила его самоуверенность.

– Как нет?!

– А вот так.

– Ну, хрен с тобой, я дам тебе админский пароль к комплексу, ты инструкцию сам себе распечатаешь, лови смску…

– Не поймаю, мой аппарат не принимает смс.

– Не понял… – Степанов оторопел.

– У меня обычный телефон, по нему можно только звонить.

– Ну, смотри, я сам прилечу на открытие и все тебе привезу, – сдался Женька.

К концу октября рабочие закончили монтаж амбулатории – двухэтажное здание в форме креста.

Его собирали всего две недели, как конструктор – блоками. Внутри блоков уже было смонтировано оборудование. Никакой сварки, никаких болтов. Конструктор. Стены насаживались друг на друга шпунтами, как только контакты внутри пазов совпадали, включались магниты и стены плотно прижимались друг к другу. Дольше всего заняла подготовка фундамента. А потом как лего, блок на блок, стена к стене.

С краев стояли блоки приемных отделений с подъемниками на второй этаж. Первый этаж диагностика и неотложная помощь, второй – хирургия и палаты интенсивной терапии, послеоперационный контроль.

Степанов Евгений Родионович приезжал два раза: в начале строительства и в конце. Сперва он выбрал площадку под монтаж, потом нажал кнопку «Пуск».

Он открыл двери на первом этаже, поводил меня по еще пустому зданию. Я смотрел на автоматические анализаторы, устройства для взятия крови из вены без медсестер, огромные телевизионные панели, на которых потом появятся приветствия и инструкции для пациентов. Если человек сам пришел, он многое и должен сделать сам: сесть, куда скажет голос инструктора, лечь, как укажет тот же голос, куда надо вставить руку, ногу или голову. Смотреть, дышать, говорить… все без участия людей. Все сам… А кто не может сам, тогда автомат обращается к сопровождающему человеку. Все это выясняется сразу, при входе. Сознание, сердцебиение, дыхание, давление… дальше автоматика выбирает, каким путем поведет пациента: сразу в реанимацию или сперва через конвейер обследования?

Женя ходил и рассказывал. Он был неимоверно горд, что причастен к новому слову в медицине.

– Видишь, Володя! Врач вообще не нужен, ни врач, ни медсестра! Никто! Все автоматически, каталки-дроны, домкраты… Убираются в амбулатории роботы, вечером и после каждой операции – генералка. Человеческий фактор – то есть вероятность ошибок исключена полностью! Дозаправка лекарствами и расходными материалами – автоматическая по запросу.

– Что на втором этаже? – спросил я, не потому что мне было так уж интересно, а что там может быть? Операционные. Два стола, два кресла… Или я ошибся?

– Володя, там четыре оперблока, один – урогинекологический, он же родблок – это если будет нужно, еще два – общехирургический, включая сосудистую, второй – травматология и гнойная хирургия. У двух столов встроенные томографы. Стоматология с отдельного входа – два кабинета.

– Вы поставили «Да Винчи»?

– Аналоги, наша разработка, программа называется АХП отрабатывали и программировали в Москве, в НИИ «Скорой» имени Склифосовского. Ну и другие свои наработки добавили. Там и центр хирургии Петровского и клиники из Питера и Новосибирска. Весь отечественный хирургический опыт в памяти этой машины. Эта машина – уникальна. Даже внутренний поворот плода при боковом предлежании сделает или кесарево сечение.

– Я-то работал на «Да Винчи», – напомнил я, – сильно отличаются?

– Что ты?! Совсем не отличаются, разве что с тех пор, как тебя… как ты… ну, в общем, за прошедшие семь лет, в него много чего дописали. При тебе он уже сам стентировал артерии сердца?

– Да, я читал об этих операциях.

– Главная цель создания робота, не только помощь хирургу, ты понимаешь, обучить, создать запись и алгоритм действий для самостоятельных операций Да Винчи, уже работает без участия человека. По любому, Володька, теперь тебе не надо шифроваться, помогай людям привыкать к автоматике, поучи их, как правильно общаться с искусственным интеллектом. Чтобы не пугались, что людей-медиков нету. Знаешь, доверять автоматике у нас еще не умеют. Покажи пример пейзанам…

– Что ты имеешь в виду под словом шифроваться?

– Ну, к тебе же ходят, если заболеют?

Я пожал плечами. Бывает. Я помогаю, кому советом, кому палец завяжу, когда порежут, был случай, что гнойник вскрыл и занозу удалил… так не тащить же из-за этого в район? Ну, есть грех – антисептики и мазь с антибиотиком я взял в ветеринарной аптеке. Хоть там без рецепта лекарства еще продают. Вот и собрал себе укладку на все случаи деревенской жизни.

– Я ж врач, хоть и в прошлом, если просят о помощи – отказать не могу.

Мы прошлись по операционным, и, выйдя в коридор, Женя остановился за стеклянными дверями:

– Смотри, как они всё вылижут до стерильности!

Да, роботы методично действительно вылизали пол и стены щетками, где мы прошлись в уличной обуви.

Я заглянул в комнату хирурга-оператора.

– А это зачем?

– На всякий случай, – Володя, – положено, вообще-то робот соединен с таким же пультом в областном медцентре. Вот тебе истинная телемедицина! Это не когда доктор – советчик только поговорить может, примите ту или другую таблетку….

– Пошли ко мне, – предложил я, – на могилу Варва́ры сходим.

Мы с ним разговариваем почти без слов. Мы понимаем друга настолько, что ничего не надо говорить. Достаточно стоять рядом и ощущать состояние друг друга. Я мог бы и не предлагать. Степанов уже знал, что мы пойдем за поселок, за церковь… к кладбищу.

Сходили, поклонились… пото́м, дома еще раз помяну́ли. Однако, нужно сменить тему.

Я спросил, о чем подумал еще в амбулатории.

– Скажи мне, брат, – там я насчитал всего тринадцать коек. По три к каждому оперблоку и еще одна… зачем? Почему не больше?