И здесь маркграфиня даже не ответила ему; видно, никогда в жизни она не занималась подобными делами. Она просто смотрела на генерала, а потом вздохнула и взяла в руки свой бокал.

«Сюда бы госпожу Ланге. О, уж она бы здесь всё пересчитала, все описи затребовала, все документы от казначея попросила бы. А эта… Нет, не приучена принцесса к делам. Романы зато читала во множестве. И муж, видно, у неё такой же был, только романов не читал. Ни во что не вмешивался, ничем не интересовался, кроме собак да соколов своих. И вот итог. А теперь ей в мужья мальчишку дадут. А что юноша сможет сделать? Как он пойдёт против местного сеньората и, главное, с кем? Я один пошёл, но я калач, войнами тёртый, и то который год с одной семейкой, с негодяями Маленами, мучаюсь, сладить не могу. И то в одном графстве, а тут целая земля, тут таких графов полдюжины будет, если не больше. Надо герцогу обязательно сказать, чтобы с женихом сюда прислали людей опытных. Чтобы они тут хоть видимость порядка устроили».

А Её Высочество говорит ему:

– Вы сыты, я вижу, съели по малому кусочку и больше ничего не просите. Тогда я велю подавать пироги и сыры с ликёрами.

Он берёт себе на тарелку кусок говяжьей вырезки впрок и соглашается: давайте пироги. И она снова зовёт слуг, и те меняют блюда, принося новые кушанья и новые вина. И пока они не ушли, барон и маркграфиня молчали. А как закрылась за слугами дверь, так она сразу заговорила, всё так же тихо, как и прежде:

– В моём доме нет людей, на которых я могла бы положиться, все мои служанки подлы, все лакеи тоже. Один лишь спальный лакей Николас, это он вас звал к ужину, да ещё, возможно, мальчик-посыльный, ну и доктор Бизетти, лекарь моей дочери, – она подумала. – Бургомистр… Но и ему я не до конца доверяю. Он лицо политическое. Зависимое. Понимаете, барон, в этом огромном доме я почти одна.

– Это скоро закончится, Ваше Высочество, – уверенно заявляет Волков. – Скоро сюда приедет ваш будущий супруг. Возможно, уже до Рождества. Он, несомненно, влюбится в вас, и тогда вас будет двое, и с ним вы сможете перестроить свой дом под ваше удобство. И если какой-то канцлер вздумает перечить вам и вашему супругу, вы сможете указать ему на дверь.

– Вы думаете? – с какой-то детской надеждой спросила женщина.

– И ему, и кастеляну, и майордому, и казначею, и даже бургомистру, если вы ему не доверяете. И на их места назначить людей, вам угодных.

– Но всё это… – маркграфиня всё ещё сомневалась в его словах. – Всё это влиятельные люди. За которыми стоят старые фамилии земли Винцлау.

– В земле Ребенрее есть первое влиятельное лицо, это курфюрст Оттон Четвёртый. Все остальные влиятельные лица герцогства влиятельны ровно настолько, насколько это угодно первому влиятельному лицу. И вашей земле я бы порекомендовал подобную политическую систему, так как при своей, казалось бы, относительной бедности, земля Ребенрее – одна из наиболее сильных земель в империи.

– Это потому, что ваш герцог задирист, – неуверенно отвечает принцесса. И поправляется: – Ну, так мне о нём говорили. Говорили: чуть что – так войну собирает. Вот и вас меня вызволять прислал, другой какой, может, и не прислал бы.

– Это не потому, что он задирист, а потому, что в герцогстве единая воля, хотя мнений бывает и несколько. А канцлер, или маршал, или министр какой, – все эти советники знают своё место и служат общему делу. Делу Его Высочества. И свои дела никогда выше дел сюзерена не ставят, – отвечает генерал назидательно. – Честно говоря, я даже и представить не могу, где окажется канцлер Ребенрее, пожелай он, только волей своей, объявить о собрании ландтага герцогства. Да только заикнись он про то, так его сразу отстранят… И предметом отстранения будет… – тут он добавляет в слова многозначительности и кивает головой, – измена. Да, измена. А может, и мятеж. В кандалах окажется тот канцлер немедля, под судом, а впоследствии не удивлюсь, если и на плахе.

Измена? Мятеж? Кажется, такой расклад маркграфине приходился по нраву. Слушала она генерала очень внимательно. И когда он закончил, она сразу задала правильный вопрос:

– А как же так ваш герцог правит, как он в руках всё держит, как не позволяет своим вассалам возвышаться?

– Во-первых у всех Маленов есть дух. Природное их упрямство… Их непреклонность.

– А что же во-вторых?

– Они не боятся применять силу, брать на себя ответственность. И главное – находить людей, что их волю будут проводить неуклонно, – объясняет ей генерал. А женщина в свою очередь говорит ему, почти возражает:

– Это потому, что у них есть эта сила, есть люди, а вот у меня их нет. Нет людей вокруг, что взялись бы смело мою волю отстаивать. Были немногие, такие как кавалер Альбрехт, так они все сгинули на мосту, и всё… И то те были люди отца моего да их сыновья… А других у меня не появилось.

– И не появятся, – вдруг произносит генерал. Причём говорит это с беспощадной суровостью.

– Не появятся? – удивляется и, кажется, обижается на его слова принцесса.

Но вместо ответа Волков сам спрашивает у неё:

– Семьи погибших рыцарей вознаграждены? Сыновья погибших или их дочери приближены ко двору, к вам?

– Нет, – отвечает она, и её глаза выдают её удивление, казалось бы, такой простой вещи.

– Если есть деньги, наградите семьи погибших, – продолжает генерал, – а окружая себя детьми павших за вас рыцарей, людьми, как правило, преданными, вы и себя укрепляете.

– Я никогда и не думала о том, – всё ещё удивляясь, говорит принцесса.

– И это понятно, за то вас упрекать нельзя, – соглашается с её праздностью Волков, – о том матери и жене думать не нужно, о том надобно думать её супругу, – и тут он понял, что юный муж этой женщины, тоже, скорее всего, не будет сведущ в подобных делах, и стал надеяться, что герцог найдёт достойных людей жениху в свиту. – Но теперь супруга у вас нет, и вам придётся это делать самой. И начинать нужно немедленно.

– Да, да… – соглашается она, – вы правы, барон, хорошо, что на то вы раскрыли мне глаза.

– У вас есть деньги, Ваше Высочество? – честно говоря, генерал не был уверен, что она сможет осуществить какие-то изменения в своём доме, пока не прибудет муж со свитой.

– Деньги? – принцесса, кажется, уже думала о первых шагах, которые собиралась произвести. – Деньги у меня есть.

– Я имею в виду настоящие, большие деньги, золото, а не ту мелочь, что лежит у вас в личном кошелёчке, – всё ещё продолжает сомневаться барон.

– У меня есть накопления, – отвечает маркграфиня уверенно.

– Они находятся у казначея Винцлау? – уточняет генерал. Если так, то это вовсе не значит, что принцесса получит доступ к своим деньгам.

– Нет, – отвечает женщина, – я графиня Эдена, и весь доход… В общем, я никогда не пользовалась своими деньгами от личного домена. Они мне были не нужны. Деньги должны быть там, в Эдденбурге, у моего доверенного человека, у управляющего Гальберта. Он ежегодно привозит мне отчёт о делах в графстве. Там, кажется, скопилось уже изрядное количество серебра. Я не помню сколько.

Волков, услыхав это, только вздыхает. Принцесса даже не знает, сколько у неё денег. А вот он знает, всё до крейцера, мало того, он знает свои доходы наперёд и уже знает, в чьи жадные лапы они пойдут. Всё уже расписано. А ещё ему надобно серебро, чтобы закончить свою бесконечную стройку, нужно изыскать всего-то двадцать семь тысяч в серебре.

«Счастливы те, кто даже и не ведает, сколько у них денег».

Впрочем, принцесса не очень походила на счастливую женщину, скорее она напоминала женщину испуганную. А Волков ещё добавляет ей страха, когда произносит:

– Не говорите о том никому и никогда.

– Не говорить? – удивляется маркграфиня. – О чём не говорить?

– О том, что у вас есть деньги, и тем более – сколько их. Об этих деньгах должны знать только вы и ваш самый доверенный человек, – объясняет принцессе Оливии барон. – Даже будущему мужу не говорите. Это ваши деньги и деньги ваших первых дочерей.

И она кивает: да, да. Кажется, она хочет запомнить все слова, что он ей говорит, но и этого маркграфине мало.

– А что же мне делать? Ну, что мне делать вообще?

– Что делать? – генерал не сразу нашёлся, что ответить.

– Да, что мне делать? Просто ждать этого мальчика, что прочит мне в супруги ваш сеньор? Но я могу и не дождаться… – в её голосе он разбирает нотки отчаяния или паники, – ведь канцлер… Если он надумает собрать ландтаг, и там сеньоры, отцы церкви и горожане решат, что… ну, что мне нужен другой муж. Что мне тогда делать? Мне нужно как-то… сопротивляться тому…

«Она точно знает, кого изберут ей в мужья местные сеньоры, случись им собраться вместе».

Теперь-то генерал в этом не сомневался, как и в том, что замуж за этого неизвестного она идти категорически не хочет. Даже предпочтёт юношу, что ей годится в сыновья, лишь бы не выходить за кандидата от канцлера. И так как он не отвечал, взволнованная женщина снова спросила:

– Так что же мне делать, пока жених не приедет? Барон, ну скажите же? С чего начать? Вот прямо завтра? С чего?

Прежде чем ответить, он на мгновение задумался, подумал о том, что бы он предпринял на её месте, и потом начал…

Глава 8

– Во-первых, как встанете и позавтракаете, так пошлите за казначеем.

– За казначеем? – переспросила Оливия. – Денег просить, что ли?

– Именно, – отвечает генерал. – И просить нужно немало. Не много, но и не мало. Попросите у него… ну, тысяч пять серебром.

– Тысяч пять? – тут уже маркграфиня не сдержалась и усмехнулась невесело. – Да он откажет. Он вечно жалуется, что денег в казне нет, – и она исправляется: – Мужу жаловался.

– Нет денег? – Волков улыбается. – Может, Винцлау ведёт долгую войну, про которую я ничего не знаю?

– Господи, помилуй Бог, – крестится женщина. – Нет, никаких войн мы не ведём. С тех пор как я замуж вышла, ни одной войны не было.

– Земля богатейшая; я пока от гор по Цильской долине ехал, полсотни мельниц видел, поля, кругом поля, виноградники, хмель, стада на каждом склоне и каждом пригорке. А какие деревни богатые! Людишки, простое мужичьё, дети их – все упитанные, для таких-то жарких мест. Почему же у вас в казне денег нет? Может, ваш покойный супруг замки строил во множестве по границам от буйных соседей?

– Замки? – принцесса качает головой. – Нет, во множестве мой супруг ставил охотничьи парки, это да… Псарни! На псарни и на конюшни денег не жалел, но замки… Нет… Ни одного не построил.

– Ну, на псарни да на охотничьи парки он весь доход Винцлау никак потратить не мог, – уверен Волков. – Так что завтра первым делом просите казначея к себе и потребуйте пять тысяч талеров, вам они надобны на приготовления к свадьбе, и это ещё не много будет. Так что пусть сыщет. А не сыщет… – тут он делает паузу, – скажет, что денег нет, так вы просите у него отчёт по расходам. С балансом.

– С балансом? Отчёт по расходам? – удивляется принцесса. – Так я в нём ничего не пойму.

– А вы и понимать в нём не будете. Вам его, скорее всего, никогда и не дадут в руки, не покажут даже. Сошлются на женское скудоумие. Дескать, не женское это дело – цифры считать.

– Вот и я про то вам говорю, – продолжает маркграфиня. – Не смыслят женщины в цифрах.

– Как правило, – соглашается с ней генерал; он отщипывает себе кусочек хлеба от красивого каравая и опять вспоминает госпожу Ланге, – но у меня есть знакомая дама, которой епископ Малена хочет доверить казну на строительство нового храма, потому что она казну не разворует и считает не хуже вашего казначея, – и пока маркграфиня удивляется, он продолжает: – И жених ваш по молодости лет тоже не сможет понять в казначейских бумагах ничего, но с ним люди приедут опытные, они-то разберутся. Хотя и не сразу. Но разберутся, разберутся во всём. Может, поэтому ваш канцлер и хочет выдать вас замуж за местного. Местный ничего ворошить не будет. С ним они договорятся.