Бэйли кивнула и вместо того, чтобы сесть напротив меня, заняла место рядом. Диванчик и до этого казался мне весьма миниатюрным, а после ее появления его размеры словно уменьшились в несколько раз. Я боялась лишний раз пошевелиться, разрушить свой образ, показать дискомфорт. Казалось, что я очутилась на краю пропасти и осталась ждать, когда эта милейшая женщина меня столкнет.

Только Бэйли уже не была милой. Никакой любезности и притворной симпатии. Женщина долго терроризировала взглядом обложку блокнота, прежде чем в итоге посмотрела на меня с усталостью.

– Ты же знаешь, что я предпочитаю, когда со мной разговаривают на «ты», – вдруг заявила она. – Не ври хотя бы в этом, Аврора. Меня ты помнишь. И помнишь все, что я тебе сделала.

Внутренности сжались в тугой узел, но ни один мускул на лице не дрогнул.

– В прошлую нашу встречу вы сказали, что с вами можно на «ты». – Я улыбнулась шире. – Простите. То есть прости. Мне непривычно.

– Мы говорили с тобой об этом и когда я зашивала тебе руку, и когда сидела с тобой в том самом лагере. Мне жаль, но вряд ли ты примешь мои извинения.

Бэйли как будто отнимала весь кислород прямо у меня из-под носа. Я дышала глубоко, но воздуха не хватало. Вот-вот я могла упасть в очередной обморок. Чтобы не раскиснуть, я незаметно ущипнула себя за бедро, и это меня взбодрило.

– Я ничего не понимаю.

– Результаты твоего теста показали, что ты не светлая. Но в это же время и не темная. Ты не помнишь, но подобный тест тебя заставляли проходить, когда ты только попала в больницу. – Бэйли достала из папки изрисованные листы. Разнообразные рисунки ни о чем мне не говорили, я не могла вспомнить, как рисовала их. Но для психолога все было вполне понятно, она хмурилась и бегло оглядывала проклятые бумажки. – Тогда твои результаты были крайне нестабильны. Сейчас я вижу, что ты пытаешься найти некий баланс.

Неужели меня с потрохами выдавали рисунки?! Неужели моя жизнь и жизнь моего ребенка напрямую зависела от того, что именно я нарисовала в каждой клеточке? Если бы я отвечала только за себя, то не боялась бы их идиотских игр в попытке изучить меня. Даже за Брайена я не сильно тревожилась, так как знала, что темный мир никогда не позволит светлому навредить будущему правителю. Но у ребенка в данную секунду была только я, и от моих действий зависела его судьба.

От страха сердце колотилось бешено и дико, в груди горело, но я оставалась хладнокровной. Нужно было понять, для чего вдруг эта женщина стала раскрывать карты. Чтобы заманить в ловушку? Если так, то разумнее всего прикинуться дурочкой, побег – вариант для более экстремальных и не беременных натур.

– Я правда не понимаю, о чем ты говоришь. Я лишь сделала какие-то рисунки, что они могли рассказать обо мне?

– Эти рисунки могут стать прямым доказательством того, что ты до сих пор водишься с тем темным. Впервые после контакта светлого и темного человека второй остался жив. Он важная персона, как все полагают, возможно, даже преемник. И у вас с ним связь.

Бэйли знала все. Смысла врать не оставалось, но я не спешила подтверждать то, что она с уверенностью излагала.

– Аврора, все подозревали, что лечение может на тебя не подействовать. Что ты в итоге все начнешь вспоминать. Если бы не твой темный, ты бы стала озлобленной, хотела бы убить врагов сильнее типичных светлых. Но тебе помогли. Ты с ним воссоединилась.

– Абсурд. Тебе об этом поведали мои шедевры? – Я кивнула в сторону бумаг, которые Бэйли крепко держала.

– Когда ты рисовала, то очень долго думала над каждым рисунком и перестаралась в некоторых местах.

– Я художник. Мне нужно было все хорошо представить.

– Это никак не влияет. Светлые не думают о том, что нарисовать, и их тесты практически идентичны, у всех схожие «идеальные» установки. Твой же тест отличается.

Я резко встала с дивана, чего Бэйли явно не ожидала, и посмотрела в глаза женщины, боясь ошибиться в том, что читалось в них: они были полны сочувствия и сострадания.

– В одном из рисунков ты изобразила то, что свойственно лишь темным. Это показало, что в тебе есть латентная агрессия. Вот, посмотри, – она ткнула пальцем в листок, – тут много острых углов.

Выявленная латентная агрессия могла в эту же секунду превратиться в явную. Тест не ошибался: у меня зародилось дикое желание выколоть глаза Бэйли, чтобы она больше не пялилась на меня, как на несчастную девчонку с тяжелой судьбой. Я не верила ей. Она давила на мои слабые точки, будто знала, как я всегда мечтала в светлом мире открыто говорить о своей любви и получать поддержку, а не порицание.

Бэйли пристально смотрела на мои руки, и только тогда я поняла, что сжимаю ладонь в кулак.

– Я не прошу тебя рассказывать мне. Будет лучше, если я останусь в неведении. Но ты должна быть начеку: они позволяют тебе быть с темным, пока видят в этом выгоду для себя. Они не идиоты.

Она верила в то, что я начну делиться с ней своими секретами?

– Я никому не показала этот тест, – продолжила Бэйли, не получив от меня никакой реакции. – Ты должна срочно его переделать, я помогу тебе, чтобы все выглядело, как у светлой. Только тогда тебе надо сделать еще некоторые задания, и опять же не без моего вмешательства.

– Это шутка такая?

Инстинктивно я отошла на, как мне казалось, безопасное расстояние. Но Бэйли не оставила меня в покое, а стала медленно, аккуратно подбираться ко мне.

– Я не желаю тебе зла. – Каждый ее шаг отдавался ударом в голове.

Она старательно транслировала сочувствие, но все, что я видела – картинки из того лагеря. Ее белый халат всегда казался мне иным. Я сразу узнавала ее, даже если была в коматозном состоянии. Эта женщина была самым близким для меня человеком в то время, она вечно крутилась рядом, то заботилась, то проводила очередные процедуры.

Я не знала, как к ней относиться, ни тогда, ни сейчас.

– Доверься мне, – сказала она, оглушая меня.

Ее слова эхом раздались в голове, голос слегка исказился, и в нос ударил запах лекарств.

Она постоянно говорила мне эти слова, когда пыталась «по-доброму» поставить мне укол, без применения грубой силы. А я всегда верила ей, хотя эти лекарства вызывали галлюцинации, в которых я умирала от рук Брайена. Потому что только ей было жаль, только ее я видела рядом, когда не могла двигаться. Но она продолжала мучить меня.

Я была уверена, что вспомнила абсолютно все. Но, как оказалось, это совсем не так: хоть я и была почти всегда не в себе из-за лечения, что-то мне удавалось улавливать, и это отпечатывалось на подкорке.

– Как ты смеешь, – сквозь стиснутые зубы произнесла я, отталкивая прочь ее тянущиеся ко мне руки.

Ей не стоило говорить мне те слова.

Определенно не стоило.

Я застыла от ужаса тех дней, ощутила на себе холод палаты и истощение. Единственное, что сейчас связывало меня с внешним миром, – адская головная боль от прорывающихся воспоминаний.

– Они убили твою маму, Аврора. Я знала ее до того, что с ней произошло: она училась на два класса младше меня и была известна невероятной силы добродушием, лучезарностью. Ее все любили. Когда я вышла замуж и оказалось, что у меня проблемы со здоровьем, мне позволили начать обучение на врача. Из-за блестящих результатов в школе меня сразу перевели на курс, который готовит сотрудников так называемого лагеря, где ты была. Я так гордилась, что мне позволили работать на правительство. Я как раз подписала договор о неразглашении, когда к нам поступила твоя мама. Она почти достигла совершеннолетия.

– При чем здесь моя мама, черт возьми?! – выругалась я.

– Мне позволили познакомиться с безупречными светлыми, понаблюдать за «лечением» твоей мамы. Они заносили подобных Розе в базу и ждали, когда те вступят в контакт с темными. Если индикатор срабатывал, то сразу забирали их в лагерь и промывали мозг. Некоторых потенциальных безупречных под различными предлогами специально переселяли поближе к границе. Квартира твоих родителей была квартирой твоих бабушки и дедушки по линии мамы. Твоему отцу путем манипуляций не позволили получить работу с большой зарплатой, и он не смог обеспечить семью достойным жильем, а его родители не смогли дать поддержку. Таким образом произошла рокировка: родители Розы уступили детям большое жилье на границе, а сами переехали в маленькую квартиру. Так или иначе все всегда стараются подстроить.

Эта женщина знала слишком много о моей семье. Она говорила о том, что мне было неизвестно, я не могла подтвердить или опровергнуть ее слова, поэтому просто молча слушала, держа в узде рвавшийся наружу чистейший гнев.

– Я узнала обо всем частично от Розы, частично от правительства. Никто из твоей семьи даже не думал, что их переселили на границу из-за возможности рождения безупречных светлых. По статистике, у безупречных чаще рождаются безупречные.

– В этом гнилом мире хоть что-то не подстраивают?

– То, что некоторые потенциальные безупречные светлые оставались ночью на улице, тоже часто подстраивали. Было сложно, так как темные крайне редко проникали на нашу территорию, тем не менее такое случалось. Ты же не думаешь, что у светлого мира нет ресурсов, чтобы построить куда более надежную границу? Допустим, стену? Контакт нужен. Но все скандалы, связанные с темными, замалчивали. А задавать конкретные вопросы и пытаться добраться до истины у нас не принято. Все живут так, как им сказали.

Правительство говорило, какие темные опасные, и тем не менее подсовывали своих же людей в кровожадные лапы. Сами понимали, что вред темные не наносят, но внушали обратное.

– Какая цель?

– Я не знаю точно. Но главной целью светлого мира всегда было достижение идеала и уничтожение темного. И безупречные светлые должны сыграть в конечном счете какую-то роль.

Темный мир хотел войны, готовил Брайена для того, чтобы он стал лидером и повел темных на прямое столкновение с врагами. Светлый мир хотел того же: расправиться со своей противоположностью и остаться единственно возможным вариантом существования. Каким образом мы могли предотвратить это? Я опустила глаза в пол, расслабила плечи и перестала цепляться за образы из прошлого. Мне хотелось верить в то, что Бэйли раскрывала карты не для того, чтобы потом воткнуть мне нож в спину.

– Я думала, это все во благо, верила в правительство и его цели. В то, что мы спасали, а не калечили. Дело в том, что из-за полного отсутствия способности испытывать негативные чувства, из-за своей излишней доброты безупречные сильнее подвержены манипуляциям. Они ментально слабы и не способны противостоять тому, что им внушают. Сейчас твоя мама – искусственно созданный человек, считающий, что тот самый темный издевался над ней. Но она добровольно проводила с ним время, она любила его.

– Что тебя заставило задуматься о том, что происходящее в чертовом лагере не имеет ничего общего со спасением?

– Твое появление, – без заминки ответила Бэйли. – Ты типичная светлая, могла испытывать негативные эмоции и чувства. Несмотря на это, ты шла на добровольный контакт с темным и не выдавала ваш секрет. Ты единственная, за кем пришлось установить слежку, так как мы не знали, как ты поведешь себя. Скажи, что тебя заставляло первое время видеться с ним?

– У него потрясающий парфюм, – съязвила я, не желая выдавать тайну клятвы. Теперь я знала, что неумение врать, разнообразные индикаторы были пустышкой, завязанной на чистейшей вере.