– Мне с тобой нельзя. Полно дел, извини!

Джин поднялась на второй этаж. Она скользила ладонью по старым перилам, вглядывалась в лица, изображённые на полотнах – старинные картины, поблекшие от времени, висели здесь в таком количестве, что глаза разбегались.

Больше всего её удивляла чистота. На ближайшем к Джин светильнике не было ни пылинки, и она хихикнула, представив, как вампиры-аристократы в нарядах былых эпох носятся по дому со швабрами и тряпками.

Кожей почувствовав чей-то пристальный взгляд, Джин повернулась – и смешок застрял в горле колючим тугим комком.

Вампирша с точёными чертами лица и светлыми волосами, зачёсанными назад, высокая и худая, смотрела на неё без особой симпатии – скорее со сдержанным интересом. На тонкой фигуре болтался объёмный кашемировый свитер. Дети ночи явно не ощущали жары.

– Валери, – бросила она.

– Что?..

– Меня зовут Валери. Анна предупредила, что ты поднимаешься.

– Предупредила?

Уголки тонких губ едва приподнялись.

– Телепатия, – пояснила вампирша.

Джин не хотела смотреть на неё снизу вверх, но в противном случае ей пришлось бы сверлить взглядом чужую ключицу. Она вскинула голову – и заметила, что в глазах Валери мелькнуло что-то странное, будто та постоянно пребывала где-то в другом месте. Возможно, в собственных чертогах разума.

– Наверное, сложно жить, когда ты настолько любопытна, – вдруг сказала Валери.

– Немного.

– Всего лишь немного?

– Вообще-то очень, – призналась Джин. – Но в этом городе что-то происходит. И вы…

– О, я знаю. Мы знаем. В этом городе всегда что-то происходит, – Валери усмехнулась. – Вопрос лишь в том, предпочтёшь ты вмешаться в это или останешься в стороне.

На миг Джин почувствовала себя Алисой, которая тщетно пытается добиться ясности от Чеширского Кота. Вампиры явно были осведомлены обо всём, что тут творится, – но делиться секретами не спешили даже с учётом той лёгкости, с какой к ним, вероятно, относились.

– Мы теряем время, – сообщила Валери. – Он ждёт тебя.

С трудом подавив желание обернуться и взглянуть на неё ещё раз, Джин ускорила шаг. У последней двери слева она замерла с вытянутой рукой, не решаясь постучать – а затем всё же коснулась на удивление тёплого дерева.

– Заходите, – услышала она.

Дверь бесшумно отворилась.

Люсьен одновременно напоминал вампиров из фильмов и очень от них отличался. Джин скользнула взглядом по волосам, умелой рукой выкрашенным в пепельно-серый, по стройным ногам в кожаных брюках, по чёрной рубашке, которая была застёгнута под самое горло. От Люсьена пахло металлом и белыми цветами, веяло могильным холодом, но вместе с тем в нём безошибочно ощущалось что-то человеческое. Настоящее.

– Так вы и есть Джин, – сказал он негромко. – Приезжие, которые решают задержаться в Хэллгейте, встречаются нечасто. Вы довольно редкий экземпляр.

– Б-благодарю, – ответила она, запнувшись.

Люсьен вдруг рассмеялся, и это удивило её куда сильнее ледяной красоты Валери.

– За минувшие годы многие интересовались смертью Хьюзов. Но до вас никто не решался заявиться прямо сюда. Пока не пойму, смелость это или глупость… Однако я приятно удивлён.

– Я ни слова не сказала о Хьюзах…

– О, дорогая, – широкая улыбка Люсьена была будто бы ласковой, но взгляд оставался жёстким и внимательным. – Ну не Дельфину же Фэйрфакс вы там навещали. Слышал, до похорон вам даже не доводилось видеть собственную тётушку. Более того, со дня, как она покинула нас, прошло уже полтора месяца.

Его логика не оставляла Джин ни единой лазейки.

Дверь вдруг снова открылась, и внутрь скользнула Анна с двумя чашками кофе. Заметив взгляд Джин, она украдкой подмигнула и тут же придала лицу бесстрастное выражение.

– Щепотка корицы и ничего лишнего, – Люсьен поднял свою чашку, вдохнул аромат, и крылья тонкого носа едва уловимо затрепетали. – Угощайтесь. Скажите, если нужно молоко.

– Спасибо, хорошо и так. Ну и… не сочтите за грубость, но неужели вампиры и правда любят кофе?

– Ни секунды не сомневайтесь.

Напиток оказался превосходным. Джин не решалась продолжить разговор, пока чашки не опустели – но всё то время, пока пила, беззастенчиво любовалась Люсьеном. Это было чертовски невежливо, однако он только понимающе усмехнулся. Наверняка Люсьен разменял не одну сотню лет – прожив на свете столь долго, иначе относишься к тому, какое впечатление производишь на окружающих.

– Возможно, я лезу не в своё дело…

– Скорее всего, именно так, – беззлобно фыркнул Люсьен. – Но в моём доме это происходит довольно часто, если никто не против. Продолжайте.

– Я много слышала о Хьюзах, – сказала она, на страх и риск отказываясь от намёков и полутонов. – Но лишь в общих чертах. Все отмалчиваются.

– О пожаре вам известно?

– Конечно.

– Тогда, мне кажется, этого должно быть вполне достаточно для приезжей, которая не имеет ничего общего с Хьюзами.

В голосе Люсьена зазвучал металл. Он, вероятно, был дружен с губернаторской семьёй, раз Шон Хьюз в своё время не предпринял ничего, чтобы избавиться от вампирской общины.

– Они защищали вас? – прямо спросила Джин.

– Защищали? – Люсьен, не удержавшись, расхохотался, но в этом смехе не было ни толики веселья. – Милая, вы, наверное, не поняли. Мы обосновались в Хэллгейте задолго до Хьюзов и проживём здесь ещё много лет. Сменится далеко не один губернатор. Но, если вы просто неправильно выразились и хотели спросить, испытывали ли мы с покойным Шоном Хьюзом обоюдную симпатию, пожалуй, да.

Под пристальным взглядом Люсьена она достала блокнот. Следовало, конечно, заранее включить диктофон на мобильном, но чутьё подсказывало Джин, что в этом доме её раскусили бы ещё на подлёте.

– Я не поняла, кто подстроил пожар, – произнесла она. – Говорят разные вещи. Про Дикинсона… И иногда – про неисправность техники…

– Чушь.

– Мне тоже так показалось.

– Шон Хьюз был хорошим губернатором, – Люсьен даже не попытался скрыть усмешку. – Очевидно, далеко не всем это нравилось. Честный человек на высоком посту мало кого способен порадовать, особенно когда ему принадлежит половина города.

– Но ведь его место так и не заняли?

– Верно. Однако городской совет в состоянии прийти к компромиссу, когда того требуют обстоятельства. Пока – в состоянии. В штате тоже спокойно. Едва ли надолго, но мы имеем что имеем, не правда ли?

Люсьен продолжал говорить – а Джин записывала, то и дело поднимая голову и дожидаясь согласного кивка. Он оказался настоящим кладезем тайн Хэллгейта, но на вопросы отвечал скупо, лаконично, не вдаваясь в подробности. Шаг влево, шаг вправо, попытка копнуть чуть глубже – и он сразу же замолкал.

– Достаточно, – наконец поставил точку в разговоре Люсьен. – Я и так рассказал больше, чем того заслуживает незнакомка. Но, пожалуй, теперь я вправе тоже задать вам несколько вопросов. Первый: почему человек, который не знает о жизни в Хэллгейте почти ничего, решил, что раскроет дело Хьюзов? Второй: какую выгоду вы рассчитываете из этого извлечь? Третий: помогает ли вам кто-нибудь?

Джин крепко задумалась.

– Выгоду… – сказала она, помедлив. – Наверное, никакую. Считайте, что я слишком любопытна, вот и всё. Мне нравится раскрывать тайны, а дело Хьюзов явно масштабнее и интереснее, чем какой-нибудь случай с пропавшими очками, которые потом обнаруживаются на голове. И я совсем не уверена, что смогу найти настоящего убийцу. Просто попытаюсь. Пытаться ведь не запрещено?

– Пожалуй.

– А насчёт помощи… Я живу у Иджи Янг, но она сказала не лезть в это. Так что действую сама по себе.

– Похвально, похвально, – взгляд Люсьена чуть потеплел. – Тогда вот вам небольшой совет: хотите надёжного союзника – поищите среди репортёров «Городских хроник». Их немного, но среди них наверняка найдётся человек, который за сенсацию душу продаст. Если сможете поладить, обретёте помощника с хорошими связями.

Джин поблагодарила его и засобиралась уходить – в воздухе висела неловкая пауза, и чувствовалось, что больше Люсьен не скажет ни слова. Испытывать его терпение не хотелось.

Он не шевельнулся, но Джин показалось, что дверь за ней закрылась сама собой.

Глава II

Стэши проснулась в половину седьмого утра и, дотянувшись до телефона, с досадой поморщилась. Чёртова рань. Сбоку похрапывал Макс. Она осторожно коснулась его лба – ни намёка на былой жар. Хорошо.

Каждое её утро начиналось с чашки крепкого кофе и чтения новостей. Первое правило журналиста: всегда держи руку на пульсе. В Луизиане, впрочем, почти ничего не происходило, и любого другого человека это бы успокаивало, но Стэши тревожило – затишье всегда бывало перед бурей.

Кроме того, стоя по горло в болоте рутины – какая ирония для той, кто буквально жил у мутной воды, – не поймаешь за хвост сенсацию. Стэши отчаянно хотелось, чтобы Хэллгейт наконец встряхнулся. Казалось, город застыл в стеклянном шаре, только вместо искусственных снежинок – пыль и песок.

Оставалось, конечно, дело Хьюзов. Она и сама посвятила ему столько времени, что могла бы, не заглядывая в материалы, воспроизвести любую заметку из тех, что печатали весь первый год после убийства. Проблема в одном: там не было ни хрена ценного.

Город с готовностью сожрал версию «особняк губернатора сжёг Ленни Дикинсон» и не подавился – но то было в проклятый первый год. Потом с глаз горожан будто пелена спала, и многие негласно сочли дело нераскрытым. Плевать, что признанный виновным в поджоге человек сидит в тюрьме.

Стэши тоже не верила, что Дикинсон – тот самый поджигатель.

Вскоре после того, как его упекли за решётку, «Вестник Луизианы», крупнейшее издание штата, чья редакция располагалась в столице, выпустил и статью о Ленни, и интервью с ним – по его словам, первое и последнее. Тексты были, прямо скажем, любопытные и содержали немало откровений.

И подтверждали её догадку, что Хьюзов сжёг кто-то другой.

Ленни Дикинсон был серийным убийцей. Он выбирал очень похожих женщин: с волосами оттенков рыжего, высоких и статных.

Она помнила его на снимках. Грубоватые, но завораживающие черты лица, зачёсанные назад волосы, гладкий высокий лоб. Ленни вызывал желание обвести каждую линию пальцем, но вместе с тем страх порезаться был слишком велик. Наверное, он нравился женщинам. Что-то в нём их подкупало.

Что-то особенное – быть может, звериная жестокость в глубине зрачков, мышцы, перекатывающиеся под светлой кожей. Стэши не знала, но догадывалась: расстёгивая рубашку Ленни, на спине и груди они находили мелкую россыпь веснушек и родинок, рассматривали её, отпускали затёртые фразы о созвездиях, а потом…

Потом всё заканчивалось.

Один сильный удар бейсбольной битой по голове – в интервью Дикинсон говорил, что этого обычно хватало.

Если бы он убивал только в Хэллгейте, поймать его удалось бы куда быстрее. А так… Он нередко выбирался и в Новый Орлеан, и в Батон-Руж, и в маленькие города по соседству. Из-за этого полиция всего штата стояла на ушах, но Дикинсон был хитёр и осторожен.

Стэши глотнула кофе, открыла сайт «Городских хроник» и в очередной раз пожалела, что не может, как прежде, сидеть за столом и перелистывать чёрно-белые шуршащие страницы. Переход в новый формат дался газете нелегко: старожилы Хэллгейта всё-таки предпочитали бумажную версию, и некоторые продолжали демонстративно игнорировать интернет-издание. Однако таких осталось мало: быть в курсе происходящего хотели почти все.

Тишь да гладь.

Помедлив, она перешла на сайт «Вестника Луизианы». Кружка выскользнула из пальцев и брызнула осколками, горячий кофе выплеснулся ей на ноги, но Стэши не обратила на это ни малейшего внимания.

– Охренеть, – она поднесла телефон почти вплотную к лицу, до конца не веря в происходящее. – Просто охренеть.