Я испытала огромное облегчение, когда утром обнаружила, что семена всё ещё у меня в кармане. Они не исчезли и не привиделись мне. Возможно, сегодня я осмелюсь поднять глаза на все эти лица. Возможно, каким-то чудом я пойму, что сказать девочке, которая сидит со мной за одной партой на математике и всегда носит разные носки, которые, как ни странно, смотрятся довольно-таки стильно. Сегодня у неё один носок чёрный, а другой – розовый.

Краем уха я улавливаю жужжание в своём рюкзаке. Я расстёгиваю молнию, достаю телефон и прячу его под партой. Быстро заглядываю в уведомления. Мне пришло СМС-сообщение с неизвестного номера:

«Привет, Пенни! Это я, Аруш! Твоя бабушка дала мне твой номер, надеюсь, ты не против. Моя мама прочитала про конкурс, в котором нужно прислать стихотворение и нарисовать картину. Понимаю, мы ещё в шестом классе, но участие в конкурсах будет плюсом при поступлении в колледж, да и рисовать я люблю… Но вот хорошее стихотворение вряд ли смогу сочинить. И да, работу можно выполнить вдвоём, а победители получат приз – 500 долларов. Не составишь мне компанию?»

Я перечитываю сообщение. Да, узнаю Аруша, это в его стиле – болтать без умолку. Он хочет, чтобы я участвовала в конкурсе вместе с ним? И уже сейчас думает о поступлении в колледж? Да, кажется, он говорил, что хочет стать врачом. И почему он решил, что у меня хорошие стихи? А вдруг они бездарные? Он хочет, чтобы я отправила их на конкурс, чтобы их прочитали и оценили незнакомые люди? У меня внутри всё переворачивается, как будто я катаюсь на американских горках без ремня безопасности.

Хватит ли мне смелости?

Могу ли я показать кому-нибудь эту тайную, скрытую от всех часть меня?

Класс наполняется смехом. Громким, стальным и заливистым.

Мистер Райтман.

Войдя в класс, он швыряет портфель на учительский стол. Я не помню, чтобы он хотя бы раз позволил себе чем-то бросаться, не говоря уже о портфеле. Или смеялся.

– Здравствуй, Пенни, могу я попросить тебя убрать телефон? Спасибо!

Я замечаю, что сижу с открытым ртом и держу телефон у всех на виду. Я едва не роняю его на пол, пытаясь спрятать подальше. Мистер Райтман может не на шутку разозлиться. И тогда у меня будут большие неприятности.

Этого я и боялась – нам нельзя доставать телефоны на уроке, а на прошлой неделе мистер Райтман отправил девочку к директору только из-за жвачки. Здесь явно что-то не так. Пытаясь проглотить комок беспокойства, я поворачиваюсь к девочке в разных носках. У меня внутри всё сжимается каждый раз, когда я разговариваю с кем-то незнакомым, и я боюсь, что у меня иссякнут слова или я умудрюсь ляпнуть что-то не то. Неважно, хороши мои стихи или нет, но выразить мысли на бумаге намного проще. И всё-таки мне нужно убедиться, что мне это не кажется, что всё происходит на самом деле, поэтому я наклоняюсь к соседке по парте.

– Тебе… – Я откашливаюсь. – Тебе не кажется, что он ведёт себя как-то странно?

Девочка быстро переводит взгляд на мистера Райтмана, а затем пожимает плечами.

– Ну да, есть немного, – шепчет она. Затем на её лице появляется лёгкая усмешка. – Веселье точно не в его духе.

Не в его духе.

Что ж, по крайней мере, девочка в разных носках тоже заметила, что с ним что-то не так. Как это сделала бабушка в разговоре о Глэдис, пусть даже и не видела пустые глаза. Я чувствую, как яблочное зёрнышко Творца Страха всё глубже прорастает в мои внутренности и кости, и, возможно, именно поэтому я единственная, кто видит плоды его ужасных злодеяний. Я кажусь себе абсолютно беспомощной, как будто у меня на глазах случилась авария. Но даже если бы я знала, как помочь мистеру Райтману, могла бы я заставить Творца Страха не возвращаться снова, и снова, и снова?

Так вот как происходит похищение души! Я представляю, как тёмная рука Творца Страха проникает внутрь мистера Райтмана, управляет им, как марионеткой, перед классом, прежде чем забрать его душу к себе, в тот зловещий, покосившийся дом в чаще леса, который я вижу во снах. Вот что он делает – забирает у людей то, что им принадлежит, оставляя взамен что-то чужое. Я бы предпочла увидеть перед собой настоящего мистера Райтмана, прежнего сварливого ворчуна, а не эту фальшивую подделку.

Мистер Райтман начинает урок с разговора о прямых углах. Широкая, натянутая улыбка не сходит с его лица.

На перемене я направляюсь к выходу из класса и прохожу мимо его стола. На мгновение мне кажется, что в его глазах промелькнуло что-то бледное и холодное.

Ботинки

Пока я иду по дорожке к дому, мама то и дело смотрит на мои ноги.

– У тебя дырка в кроссовке, – замечает она.

Я опускаю взгляд на серый тротуар и разглядываю свои теннисные ботинки. И в самом деле, на левом мизинце образовалась небольшая дырочка. Концы шнурков обтрепались, и один из них вот-вот оторвётся. По правде говоря, я не обратила на это внимания. Моя голова была слишком занята мыслями о другом. А теперь ещё и ботинки добавили переживаний. Вдруг шнурок оторвётся, я споткнусь и шлёпнусь лицом вниз прямо на уроке, у всех на виду?

– На днях сходим с тобой в магазин. По-моему, мне попадалось объявление о распродаже.

Я вспомнила о банке с монетками у себя в комнате.

– Мы можем заплатить моими монетками. А я накоплю ещё больше.

– Ох, солнышко, ты такая заботливая, но нет, нет… я что-нибудь придумаю.

– В этом году необязательно покупать краску для наволочек, – говорю я.

Я смотрю на свои ботинки. Мне бы не хотелось пропустить год, когда мы с мамой расписываем наволочки, но сейчас есть вещи поважнее.

Мама вздыхает. Неужели она сейчас заплачет?

– Думаю, у нас осталась краска с прошлого раза, – отвечает она.

Мы подходим к входной двери, и мама медленно, рассеянно роется в сумочке в поисках ключа. Я пытаюсь придумать что-нибудь, что могло бы её утешить.

– Мне написал мальчик, с которым я познакомилась у бабушки. Он довольно милый.

– Прекрасно! Я немного беспокоилась о том, с кем ты будешь дружить, с тех пор, как близнецы уехали. Может быть, ты поможешь ему со стихами, пока он помогает тебе с математикой?

Это правда, Аруш действительно очень милый, но я по-прежнему не уверена, стоит ли показывать мои стихи незнакомцам и пытаться подружиться с этим мальчишкой. Вдруг он подумает, что я слишком странная?

– Да, – с трудом отвечаю я. – Возможно.

– Надо как-нибудь пригласить его в гости вместе с родителями, – предлагает мама.

Я молчу. Отыскав ключ, мама открывает дверь. Перед этим она снова бросает взгляд на мои ноги.

– Должно же быть что-то… – говорит она и замолкает. – Мы непременно что-нибудь придумаем.

Она говорит это так, словно удерживает тяжёлую стену, и, если опустит руки хотя бы на секунду, всё вокруг рухнет. Она пытается говорить твёрдо, но я вижу тревогу. Я вижу страх. Она поправляет очки и крепко сжимает дверную ручку. Я закрываю глаза. Как же хорошо было в том Саду, где я чувствовала лишь почву под босыми ногами!

Пенни

Сэкономленный пенни
упал в водосточный люк.
На заработанный пенни
не купишь ни шнурки, ни счастливые лица.
Не откупишься от урагана
и низко нависших туч,
грозящих дождём.
Груда монет
возвышается как Эверест,

крутая, отвесная,
и она всё растёт,

осыпая меня с головы до ног.

Перестановка

Прежде чем снова лечь спать, я понимаю, что что-то пора менять. Внизу мама и папа смотрят телевизор, а я стою в дверях и не свожу взгляда со своей комнаты. Я думаю о холодной, мёртвой хватке, сдавливающей мою лодыжку. Нельзя, чтобы это повторилось. Может быть… может быть, здесь кроется что-то зловещее. В том месте на полу под кроватью, где много лет назад меня схватила невидимая рука и появилось карамельное яблоко.

И вот я решаю, что пришло время для небольшой перестановки. Я отодвигаю комод к противоположной стене. Долго вынимаю книги из книжного шкафа, а затем ставлю его с другой стороны от окна и ещё какое-то время расставляю книги обратно. Я перетаскиваю прикроватную тумбочку из одного конца комнаты в другой, и мама, услышав шум, зовёт меня.

– Что у тебя происходит? – кричит она, заглушая голос ведущего новостей. – Ты что там, крепость строишь?

Может быть, если бы я была постарше, я бы ответила, что в моём возрасте не строят крепости. Но я знаю одно: что на самом деле я совсем не взрослая, потому что крепость мне бы сейчас очень и очень не помешала, и отвечаю:

– Да, что-то вроде того.

Звук телевизора становится тише, и вскоре на лестнице раздаются шаги. Мама торопливо стучит в мою дверь, затем входит в комнату. Она замирает, рассматривая мою новую планировку.

– Прости, что не спросила разрешения, – говорю я.

Мама улыбается.

– Выглядит очень даже неплохо, – говорит она. – Я бы даже могла тебе помочь. Не знала, что ты хочешь что-то переделать.

– Я… Мне как-то внезапно захотелось, – говорю я.

Это довольно близко к истине.

– Что тебе осталось сделать? Тебе нужна моя помощь?

– Думаю, я справлюсь. Осталось только поставить на полку пару книг.

Мама подходит ко мне и убирает прядь волос с моего лица.

– Ну хорошо. Скажи, если тебе что-нибудь понадобится, ладно?

Я киваю. Приятно слышать эти слова, хотя я до сих пор не знаю, как правильно сказать маме, что мне нужно. Я и сама не до конца понимаю. Мама прижимает меня к себе и целует в макушку. От неё пахнет её любимым лавандовым лосьоном.

– Спасибо, мам, – говорю я.

Она спускается вниз, а я возвращаюсь к перестановке. Кладу оставшиеся вещи на прежнее место в шкафу, а книги на полку, и вот наконец там, где раньше стояла моя кровать, остаётся пустое место. Почему-то мне не хочется заходить в этот угол, как будто, если я это сделаю, меня засосёт в пол. Но нельзя, чтобы это место пустовало. Нужно его чем-нибудь прикрыть.

Жаль, что я не могу украсить его подсолнухами.

Всего на секунду я крепко зажмуриваю глаза, пытаясь ощутить этот жёлтый свет и тепло на своей коже, эту тёмную землю под ногами, но когда я снова открываю глаза и заглядываю в соседние комнаты, ни из душевой кабины, ни из-за двери моей спальни, ни из шкафа – ниоткуда не исходит это свечение.

Тогда я выхожу в коридор. В нише между моей комнатой и ванной я замечаю журнальный столик, на котором раньше стояли часы, пока не сломались. Я беру столик, приношу его в свою комнату и ставлю в пустой угол. Затем нахожу бабушкину книгу стихов, тот экземпляр «Подлеска», который она подписала для меня, и бережно кладу на стол, а рядом ставлю свою банку с монетками и семена, которые принесла из сада.

Это самое надёжное, что у меня есть. Самая прочная защита и крепость, какие я могу создать.

Вот теперь посмотрим, что скажет Творец Страха.

Важные вопросы

В следующий раз, когда я вхожу в вестибюль «Олимпа» и направляюсь по коридору к бабушкиной спальне, я разрываюсь между двумя желаниями: идти не торопясь, с широко распахнутыми глазами, высматривая Глэдис или кого-то ещё, кто сейчас может стать одной из жертв с отнятой душой и пустыми глазами, и, с другой стороны, помчаться в бабушкину комнату, закрыв лицо руками, как шорами для лошадей, чтобы ничего вокруг не видеть. В конце концов я замедляю шаг, но не замечаю ничего необычного. Может быть, у Глэдис сегодня выходной.

Я снова мечтаю о какой-нибудь волшебной пилюле, которая могла бы вылечить души от пустоты. Но я знаю, что это вряд ли остановит Творца Страха. Он бы всё равно возвращался, и возвращался, и возвращался. К тому же я знаю, что видела. Не думаю, что найдётся способ вылечить эти пустые глаза, не прибегая к тропинке между деревьями, не углубляясь в лесную чащу, без стука в дверь дома, где живёт Творец Страха.

Ничего нельзя исправить, пока кто-нибудь (может быть, я?) не сразится с ним один на один.

Даже когда я спокойна, я всё равно иногда чувствую, как яблочное зёрнышко слегка теребит мои внутренности, словно пытается выбраться наружу и вернуться к своему создателю в его ненасытный дом. Но я всего лишь одиннадцатилетняя девочка, а он – Творец Страха. Как будто Красная Шапочка встретилась лицом к лицу с Большим Злым Волком, и тот её проглотил.