– Демоны! – хлопнул преподаватель в ладоши. – Почему никто не назвал демонов?

– С ними можно договориться, – хихикнул Костя Пономарев.

– Да вы что? А я и не знал, – усмехнулся Голицын. – Но ведь есть демоны, которые не заключают сделок.

Он сощурился и обвел аудиторию пристальным взглядом ярких синих глаз.

– Акудзины не совершают сделок… наверное, – вставила Маша, вспомнив иллюстрацию, которую вчера рассматривала в библиотеке.

– А это что за зверь? – искренне удивился кто-то.

– Это не зверь, – бросил Голицын, а сам неотрывно сверлил Машу взглядом. – Откуда такие познания, Мари? Акуре – это нечто очень необычное для средней полосы России.

– Смотрела иллюстрации и задумалась над японской мифологией, – пожала она плечами.

– Если надумаете, помогу вам. Про этих я могу кое-что поведать, – загадочно улыбнулся Голицын, а Маша подумала, что с ним явно что-то не так – не то возбужденный, не то, наоборот, уставший; а он тем временем продолжал: – Действительно, есть демоны, не заключающие сделок. Акудзин – один из примеров. С японского переводится как «демон» или «злой дух». Они питаются людскими негативными эмоциями: страхом, болью, ненавистью, – реже положительными. И могут их усиливать. Питаясь, демоны становятся сильнее, отчего усиливаются уже их способности – сила, выносливость; акудзины могут мгновенно переноситься в пространстве, владеют телекинезом… Но самое главное – от обычного человека мало чем отличаются, точнее, в обычной жизни ничем, лишь во время трапезы их глаза становятся полностью красными, белки в том числе.

– А на картинке у него были рога и серая потрескавшаяся кожа, – заявила Маша.

Голицын оперся рукой на стол и недоверчиво посмотрел на нее:

– Мне кажется, Мари, вы читаете какие-то неправильные книжки… Загляните ко мне после пятой пары, я скажу, где в библиотеке искать более достоверную информацию.

– Достоверную? – усмехнулась Маша. – Это же мифы. Сказки!

– Неужели вы верите, что вампир испугается чеснока? – улыбнулся Голицын. – Скорее, сварит суп.

Маша пожала плечами. В принципе, насчет чеснока она была с ним согласна.

•••

– Идем? – спросила Лиза.

– Куда? – не поняла Маша, все еще прокручивая в голове перебранку с Нестеровым, который обещал досрочно отправить ее на пересдачу. А ведь она всего лишь указала ему на ошибку в его же пособии по его же предмету.

– О майн гот, Мари! – переиначила подруга ее имя на манер Голицына, который иначе ее редко называл. – К Катюхе на днюху в общагу. За подарком еще надо.

– Ага, только мне еще надо к Голицыну, потом в библиотеку, а потом можно и за подарком.

– Зануда, – улыбнулась Лизка. – Я, как добрая феечка, отпускаю тебя к твоему графу, надеюсь, до библиотеки ты не дойдешь и поимеет он тебя на своем столе в деканате!

Маша стукнула подругу по плечу и сделала вид, что обиделась.

– Ладно, – ехидно улыбаясь, продолжила Лиза. – Маркуша у нас галантный – он сначала на ужин пригласит. Если пригласит, забей на днюху, я бухаю за двоих. Обещаешь?

Маша закатила глаза:

– Давай серьезно. Я быстро.

– Ага, с Маркушей, может, и быстро управишься, а из библиотеки тебя придется на лебедке вытаскивать. Так что план такой: идешь к графу, потом за книжками, и, если они тебя не сожрут, встречаемся у общаги в шесть. Подарок, так и быть, беру на себя.

Маша улыбнулась и хлопнула раскрытую ладонь подруги, закрепив договор.

Она быстро добралась до деканата, постучала и, не дожидаясь ответа, заглянула внутрь.

В кабинете почти никого не было. Только у стола рядом с окном стоял Голицын, перебирая какие-то записи, да у двери сидела незнакомая преподавательница, уткнувшись в монитор.

– Можно?

Марк Юрьевич кивнул, приглашая войти.

– Сейчас напишу.

Он растерянно огляделся, нашел в кипе бумаг небольшой блокнот и, вырвав оттуда лист, широким размашистым почерком написал название книги и автора.

– Ярослав Крапивницкий – специалист по восточной мифологии, и, кажется, в этой книге он уделил акуре даже слишком много внимания, – пояснил он.

Маша прочитала. Поняла, что все понятно, кивнула и улыбнулась.

– Вы домой, Мари? Могу подбросить.

Маша на секунду остолбенела. Подбросить? Может, проницательная Лиза права, шутя о том, что Голицын испытывает слабость к ботаникам вроде нее?

– Э-э-э. Я в библиотеку, а потом нас пригласили на день рождения в общежитие.

Голицын улыбнулся:

– Только, пожалуйста, давайте так, чтобы мне не звонила Валентина Федоровна и не говорила, что толпа пьяных студентов бегает по общежитию в невменяемом состоянии.

– Ладно, – улыбнулась в ответ Маша. – Я прослежу, чтобы не звонила.

Марк Юрьевич искренне засмеялся, а Маша, кивнув на прощание, покинула кабинет как можно скорее.

В коридоре она поняла, что щеки ее пылают от смущения. Вот дура! Ну куда смотрит на Томного Пластилина Всея Универа?!

Злясь на себя, Маша, не помня дороги, добралась до библиотеки, отыскала нужную книгу, оформила ее, но уходить не торопилась. Надо было остыть. Поэтому она плюхнулась за ближайший стол, отыскала главу про акудзин и углубилась в чтение.

Строчки, правда, не хотели обретать смысл. Взгляд то и дело расфокусировался. Девушка думала о Голицыне. А что, если стоило согласиться? Ну, подвез бы до метро, вышла бы и, когда его БМВ скрылся бы за поворотом, вернулась в общагу. План, конечно, не очень, но зато поняла бы, что это было – вежливость или интерес.

Сколько ни старалась вчитаться, почти ничего не поняла. Только то, что Крапивницкий действительно считал, что акуре невозможно отличить от обычного человека. Ну никак. От слова «совсем». Так что Маша засунула книгу в сумку и поспешила в общежитие.

Квадратное пятиэтажное здание института располагалось на огороженной территории и одной стороной выходило на не слишком оживленную улицу. Перед входом давно организовали вместительную парковку, а справа виднелось двухэтажное вытянутое здание общежития из красного кирпича.

Временное жилье студентов и главное здание Института литературы и искусства – в народе ИЛИ либо Илька – соединялись широкой асфальтированной дорожкой, с двух сторон которой разбили цветочные клумбы, ныне усыпанные разноцветными опилками, а за общежитием начинался парк.

Маше удалось отринуть ненужные мысли, тем более последний день сентября выдался на удивление теплым и ее ждал хороший вечер в компании одногруппниц.

•••

– А давайте продолжим банкет? – предложила Лиза заплетающимся языком.

– А давайте я вызову такси и развезу вас по домам? – ответила Маша, поддерживавшая подругу под локоть.

Она уже пожалела, что мало выпила, а то бы сейчас как добраться домой было не ее заботой.

– Я за банкет! – воскликнула Кристина и споткнулась, едва не упав.

– Ну нет, девочки! Я на это не подписывалась! – запротестовала Маша, кое-как возвращая подруге правильную траекторию движения.

Они уже шли по дорожке к институту. Самое сложное – преодолеть парковку, а там автобусная остановка, где можно посадить девчонок на лавочку и спокойно вызвать такси.

Маша тяжело вздохнула и глянула на окна института. В деканате горел свет. Голицын? Он иногда задерживался допоздна, но ведь предлагал подвезти – значит, наверняка уже уехал. Посмотрела на парковку. А нет, все-таки он: машина на месте. Что-то совсем поздно. Так не бывает. Опять взгляд на окна. Теперь свет нигде не горел, отражая лишь белые пятна уличных фонарей.

Поднялся ветер, напоминая, что осень в самом разгаре. Начал гнуть деревья, чьи искаженные мрачные тени ложились на асфальт, пытаясь дотянуться до девушек, требующих продолжения банкета.

За спиной послышались шаги, а следом и наглый, явно нетрезвый голос:

– Опа! Какие пьяные доступные телочки!

Сердце ушло в пятки. Только гопоты им для полного счастья не хватало!

Девушки остановились и обернулись. Со стороны парка приближались три тела. Все три довольно внушительной комплекции.

Маша бы бросилась бежать, но бросить подруг не могла. Говорил же отец купить газовый баллончик – и чего, дура, не послушалась?

А гопота тем временем приблизилась вплотную, и один из них схватил Лизу за локоть.

– Привет, кисуля! Поехали, устроим веселую ночку.

– С тобой, что ли, чмошник? Руки убери, пока я тебе их в задницу не засунула!

Маша сделала пару шагов назад, пока до них не дошло, что сказала Лиза, которая в подпитии становилась настолько дерзкой, что подруге самой хотелось ее придушить.

– Чего сказала, коза? – Парень выкрутил ей руку, но Лиза извернулась и заехала ему по голове сумочкой.

Тот, правда, в отличие от друзей, не растерялся и двинул Лизе по лицу внушительным кулаком. Тут-то Маша и поняла, что не зря незаметно отступала. Бежать! Срочно звать на помощь! В институте всегда дежурит охранник!

Резко развернувшись, она помчалась к институту, бросив свою сумку на одну из клумб, чтоб не мешалась.

– Держи! – раздался крик за спиной, но было поздно, ее не догнать.

Взлетев на крыльцо, она уже собиралась дернуть за ручку входной двери, как вдруг та сама отворилась навстречу, и Маша столкнулась нос к носу с Голицыным. Вот только… Вместо глаз у него была кровавая пелена. Он, словно в замедленной съемке, склонил голову набок и хищно оскалился.

От неожиданности Маша отступила и упала на пятую точку. Даже отползти не могла – оцепенела. Вдруг пелена словно ушла под веки, и Голицын посмотрел на нее своими обычными синими глазами.

– Сиди тут. Тут безопасно, – сказал он строго и исчез. Буквально растворился в воздухе!

Маша закрыла глаза, медленно досчитала до трех и встала.

На ватных ногах спустилась с лестницы и остановилась, всматриваясь вдаль, туда, где в свете фонарей на дороге между институтом и общежитием стояли люди.

Кровь стучала в висках, дыхание сбилось, но Маша взяла себя в руки и решила, что это все алкоголь и дурацкие книжки по японской мифологии, и направилась в ту сторону.

Не дойдя пару шагов до подруг, которые стояли, прижавшись друг к другу, она остановилась. Девушки дрожали, Лиза прижимала ладонь к глазу, а Кристина, видимо, только закончила рассказывать Голицыну о том, что случилось.

Он же стоял чуть в стороне, а гопники странным образом лежали перед ним на асфальте. Все трое в позе звезд, раскинув в стороны руки и ноги, и, казалось, не шевелились.

Голицын мельком глянул на подошедшую Машу и, достав из кармана мобильник, набрал кого-то.

– Это я. Мне нужна группа зачистки. – Пауза, слышно было, как собеседник что-то отвечает. – Помнишь дорожку между институтом и общежитием? Жду.

Несколько очень долгих минут ничего не происходило. А Маше хотелось, чтобы Голицын хотя бы взглянул на нее, но он смотрел куда-то в сторону парка, не обращая на них внимания. Она подошла к Лизе, которая будто впала в транс, и насильно убрала руку подруги от глаза. Вокруг него и на щеке наливался огромный синяк.

– Ой, ты прямо рыцарь! Девушек спасаешь от гопоты. Это так мило!

Голос показался знакомым. Маша обернулась. Они появились буквально из ниоткуда. Четверо или пятеро. А голос, как оказалось, принадлежал Ивану Ивановичу Воронову. Эту наглую рожу она хорошо запомнила.

Он, кажется, почувствовал ее взгляд и повернулся. Она вздрогнула, увидев у него такие же кроваво-красные глаза, какие были у Голицына.

– Я тебе вчера не говорил, что твой страх очень вкусный?

Маша вскинула брови. Ее, конечно, трясло, казалось, что происходящее нереально, что ей все это просто снится, но даже во сне захотелось двинуть наглецу.

– Нет, Иван Иванович. Вы сказали, что он просто есть.

Воронов искренне засмеялся и обратился уже к Голицыну:

– Прикольная. Если ты ее не трахаешь, маякни, мне такие нравятся.