Хоть Лаэрт и сказал, что лишь он сможет снять заклятие, я не сомневалась – должен быть способ обойти его слое волшебство. Не бывает такой ворожбы, на которую нельзя найти управу.

Насколько заклятий удалось отмести быстро.

Например: “Наведение полной покорности во сне”.

Я точно не спала, когда Лаэрт меня заколдовал.

Под утро у меня осталось всего-то четыре из десяти вариантов возможных воздействий на мою волю.

Увы, противостоять можно было только против трех из них. Четвертое тоже снималось, но довольно сложным способом – можно отразить его и вернуть владельцу, то есть магу, что и навел эту “порчу безволия”. А для этого требовались личная вещь мага, прядь его волос, ноготь с мизинца левой руки и слеза. Последнее – самое невероятное. Разве может такой тип, как Лаэрт, прослезиться?

Чтобы утрясти как-то эту информацию в голове, я прилегла отдохнуть и проспала около двух часов. А проснувшись, поняла, что буду пробовать сегодня все, что только мне доступно.

Увы, приблизить полнобустие я никак не смогла бы. А “наговор на избирательную немоту” можно было снять только в этот период.

Но в остальном… травки, минералы, кристаллы волшебства – все это у меня было. До вечера мастерила я себе три разных амулета, которые должны были ослабить действие чар.

– Милая, что ты делаешь? – удивилась мама, зайдя ко мне после того, как я на обед не явилась.. – Не ешь сегодня совсем, вон щечки-то втянулись! Ты так из подвенечного наряда выпадешь! А до брачной ночи это не рекомендуется.

Упоминание о брачной ночи меня еще больше подстегнуло.

После угроз, услышанных от Лаэрта во время нашего танца, я не сомневалась – он захочет взять свое. Просто чтобы отомстить мне за дерзость, за неповиновение.

Такие мужчины, как Лаэрт, уверены, что женщины живут ради них.

Собственно… да. Как ни горько в этом признаваться, в моем случае это ведь действительно было именно так!

И я бы не поняла этого, не случись тот момент истины, когда я увидела обожаемого мною мужчину, своего жениха, свет в центре купола храма, своего любимого… так, я отвлеклась. Если по существу – не откройся мои глазоньки от измены Лаэрта, ходила бы я до сих пор зачарованная любовью.

Хоть так околдованная, хоть эдак.

Зато какой богатой, насыщенной стала сейчас моя внутренняя жизнь. Какие разнообразные казни научилась я придумывать. Сколько необычайно эмоциональных ругательств сумела вообразить.

Я расталкивала в ступке тяжелым пестиком собранный в полночь цветок черного георгина, представляя, что это любимые часы Лаэрта.

Разрезала деревянной расческой, как положено по рецепту, корень горького женьшеня, воображая, что делаю это с правой рукой Телеро.

Размешивала полынный порошок с красным перцем, желая дунуть им в глаза ненавистному жениху.

И сама чихала, разумеется.

Вечером мама забила тревогу, и пока она не притащила ко мне кастрюлю с кашей и не начала кормить с ложечки, я поспешила на ужин, едва успев вычистить из-под ногтей магические растения и отмыв кожу рук от зелени.

И за столом ко мне пришел аппетит, неожиданно для меня самой. Так, что даже мама похвалила:

– Правильно, дорогая, набирайся сил. Скоро они тебе понадобятся. В день свадьбы на ногах придется стоять с утра до ночи, а уж сколько танцев оттопать! А уж потом…

– А что потом? – насупился отец.

– А то ты не знаешь! – игриво улыбнулась мама.

– Аурика! – возмутился папа. – Ты говоришь о моей дочери.

Ага, кажется, до него начинает доходить, чем люди в браке должны заниматься.

– И желаю ей настоящего счастья. Во всех его проявлениях.

– Ты плачешь, дочка? – впервые за последние дни отец посмотрел на меня внимательней, чем на свою газету.

– Свадьба – это всегда сложное испытание для девицы, – осторожно ответила я.

– Уверен, Лаэрт поможет тебе не растеряться в такой важный день, – сказал папа.

Тьма! Он произнес “волшебное” слово. И я, разумеется, поплыла.

– Да, только мысли о нем и позволяют мне держаться без паники, – вздохнула я.

А после ужина продолжила свою ворожбу.

Спать нынче ночью я не собиралась. Нужно проверить свои амулеты в действии. Если хоть один из них попал в точку, я смогу проявить свою волю, отличную от повеления моего мерзавца-жениха.

И тогда я сбегу. Куда? Не так уж и важно. Сниму номер на постоялом дворе, напишу родителям подробное письмо, где опишу, что сотворил со мной Лаэрт. А главное, скроюсь на три дня, пока свадьба не сорвется.

Или… просто поговорить с родителями?

Я металась между двумя этими идеями. Такими разными.

Ближе к полуночи я взяла все свои три поделки, сжала в кулаке до боли, зажмурилась, и сказала шепотом:

– Лаэрт Телеро – предатель и презренный обманщик.

И у меня получилось!

Сердечко забилось чаще. Если я все им объясню прямо так… если расскажу…

Дочерняя любовь во мне победила.

Тихонько, на цыпочках прошла я к родительскому крылу. По стеночке, по темному коридору дошла до спальни мамы и папы. А если они уже спят? Ночь ведь на дворе.

Замешкавшись у двери, решаясь, что делать дальше, я вдруг услышала громкие голоса. Мама и папа ссорились?

– Доминик, почему ты скрыл это от меня?

– А почему я должен был рассказывать и расстраивать тебя? Тем более, мы все обсудили с Телеро. Решенный вопрос.

– Но это письмо… оно такое гадкое! Разве не должны мы…

– Не должны, Аурика.

Судя по звукам, папа прошелся по спальне, задев стул.

– Все молодые мужчины довольно легкомысленны, пока не женятся. Или не состарятся.

– Хочешь сказать, и ты до нашей свадьбы себе позволял…

Мама повысила голос так, что скоро и прислуга ко мне присоединится, будем вместе уши греть тут стоять.

– Аурика, мы говорим не обо мне! – голос отца звучал строго. – Да, если в письме правда и у Лаэрта есть любовница, это возмутительно. И я поговорю с ним по-мужски. Но после свадьбы. Но этому браку ничего не должно помешать! Он важен для нас.

– Ну… – мама сделалась неуверенной. – Я и сама ей говорила, что Лаэрт балбес, которого нужно перевоспитать.

– Вот и чудесно, – проворковал папа, – ты все понимаешь, милая. Мы все решим. В процессе. Да и это письмо… Тот, кто его написал, не пожелал себя назвать. Почему мы должны ему верить. И потом, скажу тебе честно. О каких бы грехах Лаэрта Телеро я сейчас не узнал, моего мнения это не изменит. Свадьбе – быть!

Я попятилась.

На что я рассчитывала?

Отец вряд ли пожелает вот так запросто отпускать идею, с которой носится вот уже семнадцать лет. Даже если я сейчас скажу всю правду, он, вероятно, разозлится на Лаэрта, потребует извинений. Но мне не нужны извинения. Мне нужна свобода от этого негодяя. И если за нее придется заплатить любовью родителей… что ж.

Бежать, бежать!

Бежать!

Я вернулась в комнату, взяла сумку, которая еще с прошлого неудачного побега стояла неразобранной.

Так же тихо выбралась из родительского дома.

Помогите же мне, мои амулеты!

Я верила, что все у меня получится.

Пробираться пришлось пешком. В поместье сейчас народу много, есть те, кто прогуливается по ночам, смотрит на пруд, красиво освещенный Буст. Промчись я мимо наших задумчивых прекрасных местечек верхом, это привлечет внимание.

Сбежать я решила через восточные ворота, расположенные в самом тихом месте. И они точно в противоположной от Телеро стороне!

Идти до них пешком было около часа.

Пугаясь шорохов и ночных звуков, я все шла и шла, сжимая свои амулеты. Не подведите. Дайте мне уйти!

Вот и ворота!

– Прощай, Лаэрт! – прошептала я, дергая за ручку. Заговоренный замок должен был открыться только одному из нас, Милтос. Остальным нужны ключи.

Дверь дернулась.

Я вот-вот буду на свободе.

Но вдруг ладонь, сжимающую амулеты, пронзила боль. Такая резкая, что я закричала.

Поднесла руку к лицу, разжала пальцы. И увидела, что созданные мной защитные артефакты рассыпались, превратившись в острые осколки. Некоторые из них были довольно острыми, они разрезали кожу и полилась кровь.

– Что это такое? – простонала я. Попыталась шагнуть вперед, чтобы миновать ворота и выйти за границы имения.

Но в глазах моих помутилось и я упала без чувств.

ГЛАВА 5

– Совершенно недопустимое, совершенно детское, совершенно безответственное поведение!

Отец потрясал кулаками, стоя посреди моей спальни, в то время как я лежала в кровати, прижимая к голове пузырь со льдом.

– Я на этот брак всю жизнь положил! Даже больше, чем жизнь! Репутацию!

Рыжие волосы отца, которые я зачем-то унаследовала, были взлохмачены. Зелено-карие глаза бешено вращались.

– Я требую Зелла, чтобы ты сейчас же, во всех подробностях, рассказала, почему тебя ночью нашла охрана в таком печальном состоянии?

Переложив пузырь в другую руку, я невольно застонала, когда ледяная поверхность соприкоснулась с разрезанной ладонью.

– Доминик, ты на нее давишь!

Мама, сидевшая на краю постели, сочувственно погладила мое колено.

– Девочка просто растерялась. Всю жизнь она провела в ожидании этой свадьбы. Поэтому сейчас ее душа так неспокойна. Мы сами виноваты, нужно было окружить ее большим вниманием, чем мы ей дали!

– Ничего себе, растерялась!

Отец посмотрел на меня совсем уж разъяренно. И я лишний раз порадовалась, что не рассказала ему о своих переживаниях.

– Объясни, Зелла, что ты собиралась делать? Просто погулять? Что еще может ночью выманить девицу на улицу? Или…

Он вдруг сам задохнулся от своего предположения.

– Или у тебя есть кто-то кроме Лаэрта? Ты собиралась к другому мужчине? Отвечай!

Потрясенный собственным подозрением, отец даже пошатнулся, будто вот-вот упадет.

– Нет у меня никого кроме Лаэрта, – простонала я, – и даже если бы я к кому бежала в ночь, так только к нему. Потому что он лучший из мужчин.

– Такая преданность меня уже пугает, – вздохнула мама.

– Наоборот, это очень хорошо, – у папы на лице отразилось облегчение, – не нужно сбегать, чтобы увидеть своего будущего мужа. Конечно, до вашей свадьбы всего два дня… но мы можем устроить вам встречу. Последнюю перед церемонией. Чтобы Лаэрт помог тебе успокоиться.

– Отличная идея, – всплеснула руками мама.

Я заскрипела зубами.

– Что-то не так? – папа посмотрел на меня беспокойно. – Или не звать Лаэрта?

– Как же я могу отказаться от встречи с лучшим из мужчин, – произнесла я совсем не то, что думала, как уже стало обычным.

Меня тут же принялись готовить к встрече с ненаглядным женихом, да придет к нему во сне демон Плеши и выщипает макушку!

Прибежал семейный целитель, чтобы ускоренно зарастить кожу на руке, а заодно избавить от головной боли.

Нянюшки помогли облачиться в одно из парадных платьев, как я не пыталась доказать, что в домашней обстановке девушка может одеваться и скромнее.

Лаэрт Телеро пожаловал к обеду.

Одет он был элегантно и необычно. Рубашка из черного шелка, черные обтягивающие брюки и белоснежный пиджак. Волосы взлохмачены, но не как у моего папеньки с утра, а с нарочитой небрежностью, выдающей долгую работу над каждой прядкой.

При каждом шаге обрисовывались мускулы на бедрах, а рубашка, расстегнутая на груди, дополняла этот мужественный, притягательный образ.

Не жених, просто мечта!

Вот я раньше о нем и мечтала. Правда, когда начала, он был неуклюжим, стремительно растущим мальчиком, затем нескладным подростком с ломающимся голосом. После – юношей, который никак не мог привыкнуть к своему новому телу. А уж потом Лаэрт Телеро стал вызывающе красивым мужчиной. А еще изменщиком и негодяем.

За обеденным столом нас посадили рядом, так что локти почти соприкасались.

– Ах, всего через два дня наша девочка покинет семейное гнездо и перелетит в обитель Телеро! – растрогалась мама, глядя на нас.