Да, я читала книги о попаданках. И точно поняла одно: таким людям, как я, в других мирах делать нечего. Никогда не пропадет, скажем, врач: для него везде обязательно найдется работа. Или повар-профессионал. Или хотя бы домохозяйка – виртуозная, способная создать домашний уют из ничего, сложить печку из подручных материалов и приготовить ужин из даров леса. Та же Лика Ведунова с ее опытом управления людьми наверняка любой другой мир под себя подстроит. А у меня – нет никаких полезных навыков.

Собственно, мне их и в этом-то мире всегда отчаянно не хватало.

Почему-то люди часто думают, что, если ты из детского дома, значит, точно везде пробьешься и умеешь все на свете, ибо «жизнь научила». Но правда в том, что детдомовские дети не умеют множества самых обычных вещей, которым «домашние» учатся чуть ли не с младенчества – не намеренно даже, а просто наблюдая за взрослыми, попадая в самые обычные житейские ситуации.

Вот, скажем, готовка. Конечно, у нас были уроки домоводства в школе – это когда человек пятнадцать девчонок у одной плиты жарят общую сковородку картошки или пекут единый противень печенья. На самом деле тесто замешивает одна, раскатывает вторая, противень в духовку сажает третья. А большинство просто стоят в сторонке в своих косынках и фартуках. И в итоге – ни одна не может уверенно сказать, что теперь умеет печь это чертово печенье, хотя все записали в тетрадки его рецепт. Или может – если уже пекла что-то дома с мамой. Да хотя бы видела, как мама это делает!

А представьте, что абсолютно весь ваш опыт приготовления пищи и вообще обращения с продуктами до их попадания в тарелку сводится к тем самым урокам домоводства! Нет у вас мамы и своей кухни, всю еду вы видите только готовой – в столовке. Да я даже не знала, как включить газовую плиту. И картошку чистить так и не научилась.

После девятого класса нас распределяли в средние специальные учебные заведения. Выбор нерабочих специальностей был невелик – и я пошла на секретаря-референта. Да-да, есть в училищах такая специальность. Обучение два года после одиннадцатого класса или четыре – после девятого. Нас учили основам бухгалтерии и делопроизводства, стенографии – кому нужна вообще стенография в век, когда у каждого есть смартфон с диктофоном?

Но мы учились. Машинопись у нас тоже была – слепой десятипальцевый метод, и мы на полном серьезе учились печатать на здоровенных механических пишущих машинках. Наша преподавательница гордо говорила, что профессиональная машинистка даже мизинцем левой руки может ударить так, что мало не покажется! Чистая правда. По клавишам этих монстров приходилось колотить со всей дури – и мизинцами в том числе. Та еще тренировка. Зато как после этого легко оказалось набирать текст на компьютере!

В общаге при училище были и «домашние» дети. И нас, детдомовских, они обычно сначала жалели – а потом недолюбливали. Считалось, что мы поголовно – лентяи и неряхи. А у нас просто не было элементарных навыков, которые казались им само собой разумеющимися – например, мыть за собой посуду или стирать свои вещи. Конечно, всему этому пришлось очень быстро учиться – в общежитии водились и тараканы, и даже мыши, так что оставаться неряхой там было чревато – но слава уже закрепилась.

Потом был универ и новая общага. Я пошла на непрестижный факультет филологии – не по особенному зову души, а потому что не верила, что смогу поступить куда-то еще. А общежитие было мне жизненно необходимо. После выпуска детдомовцев полагается обеспечивать жильем… но на практике его часто приходится ждать, а то и выбивать. Как что-либо выбивать, я тоже не представляла, и спросить было не у кого.

А на третьем курсе я вышла замуж и родила Лельку. Сначала взяла в универе академический отпуск, но потом как-то стало не до учебы: денег нам с Игорем вечно не хватало, и пришлось идти работать… хм, по первой специальности. Офис-менеджером. Хотя мой диплом училища у всех вызывал нервный смех, и устроиться с ним в серьезную компанию и на хорошую зарплату оказалось невозможно – даже от секретарши все ждали законченного высшего образования. Правда, к моим профессиональным качествам вопросов не возникало.

Зато вопросы постоянно возникали дома. Я бесконечно сталкивалась с тем, что чего-то не знаю и не умею. Не представляла, как платить за коммуналку, какие продукты покупать… свекровь очень любила тыкать меня носом в эту мою бытовую беспомощность.

Да даже отношения в семье – та тема, что была для меня очередным «темным лесом». Обычно, растет ребенок в хорошей семье или в плохой, в полной или неполной, но у него есть хоть какая-то модель, представление, «как должно быть». У меня не было никакого. Наверное, я постоянно делала ошибки… может быть, еще тогда, когда согласилась на предложение Игоря.

Потом случилась моя болезнь, и Игорь растворился в пространстве. Благо, к тому времени свекровь все-таки добилась того, чтобы мне выделили жилье, мы обменяли его на двушку, за которую доплачивал муж – а после развода разменяли снова.

И все, что я делала после этого, свелось, по сути, к борьбе за собственную жизнь, попыткам свести концы с концами – и обеспечить своей дочери хоть насколько-то нормальную жизнь.

Словом… вряд ли во мне есть хоть что-то особенное. Я не из тех, кто способен изменить к лучшему какой-то чужой мир. Тут бы с собственной дурацкой жизнью разобраться.

Я честно рассказала обо всем этом Ларисе. Вывалила на нее – может, рассказ получился и сумбурным, но она не переспрашивала. Только посмотрела долгим взглядом, когда я замолчала, отхлебнула остатки уже остывшего чая и поставила чашку на стол.

– Ты даже не представляешь, насколько ты особенная, – сказала она наконец.

И почему-то отчаянно захотелось ей поверить.

*

Говорят, один переезд можно сравнить с двумя пожарами и тремя потопами. Пожалуй, соглашусь… особенно если ты собираешься переезжать в другой мир!

Ну да, ну да – я собиралась «переезжать» еще и в другое тело, и Лариса сделала большие круглые глаза, когда я объявила, что мне нужно собрать вещи. А как вы думали? У меня-то, понятно, на новом месте будет одежда и прочее. А вот у Лельки – нет. А вдруг там будет холодно? А что мы будем делать зимой? А одеяло? А любимые игрушки и книжки? Ха! Ничего-ничего, вон, у Ларисы в качестве носильщика отличный скелет есть. И парень у нее в агентстве работает, я видела! Авось донесут как-нибудь мой багаж.

Лариса от моей наглости так опешила, что даже не нашлась, что возразить. Да, да, дайте водички напиться, а то так кушать хочется, что аж переночевать негде.

А еще нужно было решить вопрос с тем, что остается у меня здесь. Все та же Лариса посоветовала нотариуса, и я составила хитрое завещание, по которому никто не сможет получить мою квартиру только потому, что мы с ребенком «пропали без вести много лет назад». Квартира принадлежит Лельке, и точка! С оговоркой: если моя дочь не объявится в течение двадцати пяти лет, ее наследство перейдет благотворительному фонду. Но если Лелька, когда вырастет, захочет вернуться – ей будет куда.

Лельку я пока оставляла на Ларисиных соседей – родителей ее коллеги и, по-моему, ее парня Матвея. Эти прекрасные люди согласились присмотреть за ребенком несколько дней – у них и у самих растут двое детей, так что скучно там никому не будет. Лариса приведет ее ко мне, когда разыщет меня в новом мире. И багаж принесет!

Провожала меня целая делегация – Лариса, Матвей, скелет Генри, соседское семейство в полном составе… и Лелька, конечно. Непривычно серьезная. В чудеса и другие миры она поверила сразу. А вот в то, что какая-то незнакомая тетя будет ее мамой, и это все равно буду я… по-моему, не очень.

В очередной раз обняв дочь, я наконец повернулась к ближайшей из множества дверей – и нажала на ручку.

На этот раз Лариса стояла в стороне – и никакого видимого мира за дверью не оказалось. Там клубился густой разноцветный туман.

И почему-то только сейчас я поняла, что пути обратно не будет. Я принимаю решение здесь и сейчас. Стало дико, безумно, до рези в желудке, скрутившемся тугим узлом, страшно. Захотелось все отменить, повернуть назад.

В конце концов, врачи создают все новые методы лечения, и иногда чудеса случаются даже в нашем мире.

Но…

Я оглянулась на Лельку. А потом снова шагнула к ней и присела на корточки.

– Ты ведь понимаешь, что я не брошу тебя ни за что на свете? – спросила ее.

– Точно? – серьезно переспросила она, сосредоточенно хмурясь.

– Точно-точно.

Легко чмокнув дочь в лоб, я поднялась на ноги и снова обернулась к дверному проему, заполненному туманом.

И почему-то страх сменился вдруг диким азартом. Адреналин забурлил в крови от предвкушения. У меня будет новая жизнь. Совсем другая. Наверняка интересная. У меня будет… жизнь!

Уже не сомневаясь ни в чем, я шагнула через порог.

Глава третья. Свадьбы не будет!

Иллиана Вернес

Спину уже ломило от долгого стояния в одной позе, но госпожа Кири и ее помощницы были неумолимы. Мне они казались гарпиями, кружащими вокруг в ожидании скорой поживы. Что ж, если я еще чуть-чуть постою на этой распроклятой банкетке, непременно рухну к их ногам, готовая к употреблению. Особенно если в меня воткнут еще хотя бы одну иголку! Я уже сама себе напоминаю ежа, хотя эти хищницы уверяли, что сделают из меня волшебную фею!

– Мам, – не выдержала я наконец. – Я больше не могу!

– Милая, но ты же понимаешь, что это свадебное платье! Все должно быть безупречно! – мама отозвалась с таким праведным негодованием, как будто я как минимум выколупала камушки из ее любимого бриллиантового ожерелья… был в моем детстве такой постыдный эпизод. Но камушки были красивые и отлично подходили к прическе моей куклы! Большинство из них потом даже удалось отклеить. И что было так переживать?

– Но я правда больше не могу! – я топнула ногой. – А Викасу, кстати, вообще без разницы, какое на мне платье. Он его даже не заметит!

– Зато ты заметишь, – строго отвечала моя беспощадная родительница. – И гости тоже. Ну Илль, разве тебе самой не хочется быть самой красивой невестой?

Гарпии между тем успели намотать на меня еще один слой ткани. Одна из них при этом постоянно как будто застревала, заглядывая мне в глаза и нарушая тем самым общий ритм. Портниха госпожа Кири время от времени даже отвешивала ей подзатыльники. Новенькая, поди. Так ей и надо! Раздражает.

И вообще все раздражает! И свадьба эта. И Викас. И госпожа Кири. И проклятые булавки!

Когда очередная булавка в чьих-то кривых руках слегка промахнулась и вонзилась мне прямо в зад, я сначала завопила – а потом зарычала.

И тотчас почувствовала пробежавший по позвоночнику холодок.

Ну отлично. Только этого и не хватало!

Впрочем, чешуя, кажется, на этот раз выбрала не слишком заметное место. Под платьем все равно не видно. Зато в бронированный зад мне точно больше не воткнут булавку!

Во всяком случае, хорошо, что на этот раз не когти. И не лапы. И не…

Почувствовав неладное, я нервно обернулась, потом медленно и осторожно ощупала себя руками за то самое стратегическое место. Та-а-ак…

– Мама, – напряженно произнесла я. – У нас проблема.

– Милая, перестань, ты…

– Ма-ма, – четко и раздельно повторила я. – У нас серьезная проблема. Более того – у нас та самая проблема.

– А? – какую-то секунду дорогая родительница продолжала смотреть на меня непонимающими глазами, а потом разом округлила их и завопила:

– Во-о-о-он! Все вон!!!

Честное слово, меня чуть саму не вынесло. Или как минимум не снесло с банкетки. А уж портнихи с ее помощницами спустя пару секунд и духу в моей гостиной не было.

– Дочь?! – мама смотрела на меня, готовясь, по-моему, упасть в обморок.

– Мама, – я постаралась говорить как можно более нейтральным тоном. Ни к чему травмировать любимую родительницу больше необходимого. – Кажется, у меня хвост.

– Что?! Где?!

Нет, вообще-то мама у меня вполне разумная дама. И наверняка догадывается, где именно обычно растет хвост. Наверное, я просто была все же недостаточно тактична. Впрочем, раз уж начала рубить с плеча…