Я взял записку, где, помимо названий на латыни, был написан адрес аптеки. Затем посмотрел на таинственный кошель, в котором вполне может оказаться какое-то жутко богопротивное колдунство.

– А меня не потащат на костёр за связь с ведьмой и колдуном, который рядится под аптекаря?

Через секунду я забыл о своих прежних опасениях, потому что Виринея напугала меня куда сильнее. Она вновь стала жуткой и зашипела как змея:

– Никогда не называй ведунью ведьмой! И уж тем более ведуна колдуном. Заруби это себе на носу. Нам пора возвращаться к Захару, пока он не надумал чего лишнего.

Похоже, что жуть она нагоняла специально, так сказать, для закрепления внушения. Получалось неплохо, но вопросы у меня остались, причём один из них зудел, как укус пчелы. Задать его я решился уже на ходу.

– Виринея Гораздовна, – спросил я, спрятав кошель во внутренний карман пиджака вместе с запиской, благо карман был большим и застёгивался на пуговицу. – А как вы познакомились с пинским аптекарем, да и некоторые ваши слова… Откуда их беру я, мы уже выяснили, а откуда их знает ведунья, живущая в глухой языческой деревне?

Виринея замерла на месте и посмотрела мне в глаза с таким выражением на лице, что мне стало не по себе.

– А может, в тебе всё-таки сидит кто-то чужой? Слишком любопытный и не очень умный.

В этот раз не испугался, потому что видел, что она шутит.

– Думаешь, я родилась в этой глуши? Нет, Степан, родом я из Новгорода, где и училась в медицинской академии. Сокурсники называли меня Лисой. Остальное тебе знать незачем. Может, когда-нибудь, когда мы станем друзьями, а бывший дурачок Стёпка научится держать язык за зубами, ты узнаешь мою историю полностью.

Мне стало стыдно за свою назойливость, и я опять покраснел, чем снова рассмешил ведунью. И это не так уж и плохо.

Полуподвал, который мы покинули, уже не казался мне зловещим, но под ярким солнышком было намного лучше. Правда, радовался я недолго – ровно до того момента, как вспомнил, что совсем недалеко, на завалинке, сидит всамделишный оборотень. А взгляд на него окончательно разогнал всю благость.

Увидев ведунью, оборотень вскочил на ноги, точнее перетёк из сидячего положения в стоячее, да так плавно и незаметно, что это показалось мне волшебством – красивым, но зловещим. На этом чудеса не закончились. Виринея посмотрела сначала на оборотня, а затем на меня и сказала:

– Познакомься, Степан, это Здебор.

Оборотень мягкой звериной походкой приблизился, посмотрел на ведунью и, дождавшись её кивка, протянул мне руку. И тут на его лице расцвела улыбка. Смотрелось это абсолютно дико, с его-то почти звериной мордой, но при этом получилось настолько искренне, что веявшая от оборотня жуть куда-то подевалась.

И вот что теперь делать? Понятия не имею, как у язычников, а у нас рукопожатие являлось знаком доверия. Обычно обходились поклонами. И вообще, можно ли мне как православному ручкаться с оборотнем? Хотя чего мудрить? Выбора-то всё равно нет.

Моя нерешительная пауза явно не понравилась оборотню, и его лицо снова стало угрюмым. Будто кто-то стёр весёлые краски с демонического идола. Я поспешно протянул руку, и цепкие пальцы с какими-то странными наростами вместо ногтей схватили меня чуть вышел запястья. Хватка была сильной, но не болезненной.

Оборотень подступил ещё ближе и заглянул мне в глаза, заставив застыть испуганным котёнком, которого вздумала обнюхать здоровенная псина. Через мгновение наваждение ушло, а оборотень отпустил мою руку и отступил назад.

Виринея наблюдала за всем этим с весёлыми искорками в глазах, но без ехидства.

– Пошли, а то Захар уже заждался и может нафантазировать себе много чего нехорошего. Оно тебе точно не нужно.

И снова, словно подтверждая слова хозяйки, над нами застрекотала сорока, а затем и вовсе села Виринее на плечо.

Мы пошли по улице, не особо спеша, но и не задерживаясь. Здебор двигался следом, выдерживая почтительную дистанцию. А мне в голову опять полезли непрошеные мысли, порождая кучу вопросов. Пришлось сортировать их, чтобы успеть задать самые важные:

– А почему вы не продадите орехи через дядьку Захара?

– Говорила же, что он жадный, а ещё трусливый, и рассказывать ему о моей связи с Арсением опасно.

– А я, значит, надёжный и мне можно доверить безопасность вашего друга? – мой голос был пропитан сомнениями.

– Не такой уж он мне друг, но да, ты куда надёжнее. Опыта у тебя очень мало, да что уж там, его вообще нет, но душа светлая, и ум развивается быстро. К тому же другого варианта всё равно нет. Мне нужны реактивы, которых здесь не найти, так что скоро пришлось бы довериться Захару. У того парня, которого я просила о помощи в своём видении, точно всё получится.

– Ну, мне до него ещё далеко, – с непритворным сожалением вздохнул я, действительно не понимая, как смогу стать тем, на кого надеется ведунья.

На это она ничего не сказала, лишь загадочно улыбнулась, одновременно кивая людям, мимо которых мы проходили. В ответ они отвешивали практически земные поклоны. Ведунью здесь явно уважали. А ведь в историях, ходивших среди детворы и посетителей тётушкиного трактира, ведьм в деревнях не любили и жили они всегда на отшибе, да ещё и, так сказать, в чёрном теле. То ли разница между ведуньями и ведьмами действительно огромна, то ли все те россказни очень далеки от реальности.

Мы наконец-то дошли до пристани, где уже вовсю шёл торг. Местные по-прежнему не приближались к берегу, а наши старались не высовываться из ушкуя. Лишь дядька Захар и какой-то бородатый мужик в костюме городского кроя, правда, с домотканой рубахой под пиджаком, вели переговоры на нейтральной территории, которой стал бревенчатый причал.

А нет, вон ещё два крупных парня взбежали на пристань и, подхватив по ящику, умчались обратно к росшей на берегу горке товара. Рядом крутилась какая-то то ли слишком смелая, то ли чересчур наглая девчонка. Нашим было чуть проще. Всё необходимое из трюма поднималось и переносилось на пристань с помощью крана, которым управлял Данилка, хотя это работа Чухони, а он сейчас наверняка впахивал в трюме, загружая подъёмные поддоны.

Тут же заскакавшие от одного факта к другому мысли принесли понимание, что если задержусь возле ведуньи и буду наблюдать за разгрузкой со стороны, то работавший буквально за троих Чухоня возненавидит меня навсегда. Поэтому я повернулся к Виринее и сказал:

– Мне нужно идти. Не стоит злить ушкуйников.

– Хорошо, беги. Всё, что тебе нужно знать, я вроде сказала. Остальное обсужу с Захаром. Ты с ним не особо откровенничай и уж точно не доверяй ему. Старайся жить своим умом, теперь его у тебя хватает, но будет очень непросто.

Поняв, что на этом напутственная речь ведуньи закончилась, я почтительно поклонился, пусть и не так глубоко, как делали это деревенские, и помчался к пристани. На бегу мельком глянул на наглую девчонку, которая с любопытством уставилась на меня, но, похоже, не увидела ничего интересного и снова вернулась к копанию в куче товара. Одета она была намного лучше других деревенских детей и подростков, но кем является, мне узнать вряд ли удастся. По крайней мере, до следующего визита в это селение.

Миновав недовольно зыркнувшего на меня капитана, я запрыгнул на борт. Быстро снял пиджак и замер, не решаясь оставлять его, а точнее то, что находится в кармане, в ненадёжном месте. Так что в трюм сиганул вместе с пиджаком, сунув ценную ношу в канатный ящик.

Обстановка в трюме была даже хуже предполагаемой, потому что капитан привлёк к работе Гордея. Вот уж с кем мне не хотелось бы ссориться.

– Где тебя носит?! – тут же вызверился на меня Чухоня.

Очень хотелось в ответ сказать, чтобы спросил у капитана, но предпочёл промолчать. Да и вообще, за последние пару минут сумел переосмыслить поговорку о том, что молчание – золото. За работу взялся с небывалым энтузиазмом, причём старался оттереть от дел именно Гордея. Чухоне это не понравилось, но вот уж на чьё мнение мне наплевать с самой высокой колокольни Пинска. Немой механик, оставшись не у дел, довольно оскалился и покинул трюм.

Разгрузку закончили где-то через полчаса, но не успели толком передохнуть, как сверху опустился поддон уже с деревенскими товарами. Тут были и кипы шкур, и мешки с орехами, наверняка вполне себе обычными, а не голубыми. Особенно тяжко было с бочонками, в которых плескалась медовуха.

Наконец-то и загрузка осталась позади. Едва вниз спустился последний поддон, как загудели механизмы машины и захлопали по воде лопасти колёс. Похоже, дядька Захар действительно не имел ни малейшего желания задерживаться в деревне. Понять бы ещё, по какой причине, но почему-то была уверенность, что пояснять что-либо, да и вообще разговаривать со мной, капитан захочет нескоро.

Как только раскидали последний поддон, я вытащил из ящика пиджак и по лесенке выбрался на палубу. Мы уже отошли от пристани, на которой, кроме старосты, стояла ведунья и прижимавшаяся к ней нахальная девчонка. Казалось, что сейчас Виринея помашет мне рукой, но я тут же понял, что это было бы с её стороны крайне неразумно. А разумения у ведуньи хватит на десяток таких, как я.

Кстати, насчёт предположений о настроении капитана я ошибся. Заметив моё появление на палубе, он вышел из рубки и уставился на меня тяжёлым взглядом:

– Чего от тебя хотела ведьма?

Было желание поправить его насчёт неправильного термина, но я опять сдержался, радуюсь, что это получается у меня всё лучше и лучше. Ответил, старательно выбирая слова попроще:

– Не знаю. Спрашивала, кто такой, откуда.

Капитан явно не поверил и, зло прищурив глаза, уточнил:

– А не врёшь ли ты мне, Стёпка?

– Я? – для достоверности сделал большие глаза и, мотнув головой, добавил: – Не.

– Что «не»?

– Не вру, дядька Захар.

Опять не поверил. В голове возникла идея, но не факт, что разумная, хотя скормить ему хоть что-то всё же нужно, иначе своими сомнениями он действительно может дойти до крайностей. Изобразив мучительный мыслительный процесс, я вдруг весь просиял и сказал:

– Она сказала, что видела меня в этом, как его…

– В видении? – проявил прозорливость капитан, и я тут же всем своим видом выразил восторг:

– Да, точно! В увидении.

– Ага, вот оно как, – задумчиво произнёс капитан.

Кажется, получилось. Я дал ему пищу для размышлений, которые меня касаются лишь опосредованно.

О, ещё одно красивое слово! После пояснений ведуньи новые знания не настораживали, а поднимали настроение, которое особо-то можно и не скрывать – что с дурачка возьмёшь, радуется каждой мелочи.

Да, ведунья права, и мне придётся старательно изображать из себя недоумка. Тяжко придётся, зато на ушкуе есть отдушина в виде общения с Гордеем. Будь он менее нелюдим, то даже с помощью дощечки мог бы поделиться сомнениями с капитаном, но будем надеяться, что мизантропия механика окажется сильнее подозрительности. Улыбнувшись ещё одному диковинному слову, я побежал на корму, умылся под рукомойником, а затем нырнул в машинный отсек, чтобы продолжить обучение языку жестов.

Одним из недостатков моего нового состояния было то, что всегда хочется свежих впечатлений. Красоты озера уже немного приелись, и бездумно пялиться за борт больше не хотелось, разве что решая какую-то задачку. Зато пока ещё не освоенный язык манил, а его сложность лишь раззадоривала.

Похоже, Гордей не сильно обиделся за то, что пришлось на время покинуть свою уютную норку, да и моё желание научиться общаться с ним напрямую тоже смягчало механика. Обучение шло почти до самого вечера. Временами я отвлекался, чтобы подкинуть дров в топку, это и было моей платой за науку.

Нас снова прервал Чухоня, который сунул голову в люк и недовольно заявил:

– Пошли готовить катапульту. Опять Данилка у штурвала. Как пить дать сядем на мель.