– Как мне ответить на ваш вопрос, мистер Финн? Впрочем, отвечу как есть. Мы уже поведали друг другу, что оба бедны и не располагаем иными средствами, кроме тех, которые могут дать нам отцы. Вы пойдете далеко – несомненно, пойдете. Но как вы можете жениться сейчас – на той, у кого нет своих денег? Мой же удел, как и множества других девушек, либо жить с отцом, либо искать жениха достаточно богатого, чтобы он взял меня без приданого. Человек, которого я считаю достойнейшим в мире, предложил мне разделить с ним все. Я сочла благоразумным принять его предложение.

– А я-то был так глуп, что вообразил, будто вы меня любите, – сказал Финеас.

Леди Лора не ответила.

– Да, был. Я чувствую, что должен признаться вам в собственной глупости. Я полагал, что ваше сердце принадлежит мне. Во всяком случае верил в то, что это возможно. Совсем как ребенок, который тянется к луне, не так ли?

– Но почему бы мне не любить вас? – сказала она медленно, осторожно кладя ладонь ему на рукав.

– Почему нет? Потому, что Лохлинтер…

– Стойте, мистер Финн, стойте. Не говорите мне того, чего я не заслужила и что встанет между нами навеки. Я согласилась стать женой хозяина Лохлинтера, ибо верю всей душой, что так исполню свое предназначение – там, где судил мне Бог. Мистер Кеннеди всегда был мне по нраву, и я сумею его полюбить. Что касается вас, могу ли я довериться вам и говорить откровенно?

– Вы можете положиться на меня во всем.

– Что касается вас, скажу, что вы тоже всегда были мне по нраву и я полюбила вас как друга. И могла бы полюбить иначе, если бы жизнь не показала мне ясно, что это будет неблагоразумно.

– О, леди Лора!

– Послушайте. И, прошу вас, помните: того, что я говорю сейчас, не должен слышать никто и никогда. Об этом знают только отец, брат и мистер Кеннеди. В начале весны я оплатила все долги Освальда. Его братской любви более чем достаточно, чтобы я чувствовала себя вознагражденной. Но, решившись сделать это, я также решила, что не могу позволить себе ту свободу выбора, которая была бы у меня в ином случае. Довольно ли вам этого, мистер Финн?

– Что мне ответить вам, леди Лора? Довольно ли! Так вы не сердитесь на меня за мои слова?

– Не сержусь. Но, разумеется, ничто из сказанного не должно повторяться, даже между нами. Сойдемся на этом?

– Даю вам слово.

– А теперь вы пожелаете мне счастья?

– Уже пожелал, леди Лора, и сделаю это вновь. Пусть вам достанутся все блага на свете. Не ждите пока, чтобы я был особенно весел, но моей меланхолии никто не увидит: я скроюсь в Ирландии. Когда свадьба?

– Ничего пока не известно. Решать ему, но, конечно, нужно время, чтобы обо всем договориться и все уладить. Вероятно, весной… или, быть может, летом. Я повинуюсь решению старших.

Финеас опустился на тот самый камень, куда хотел усадить леди Лору, чтобы поведать ей о своих чувствах, и вперил взгляд в озеро. Казалось, все изменилось, пока он был здесь, на вершине, – и изменилось самым необыкновенным образом. Поднимаясь сюда, он видел лишь две перспективы: счастье взаимной любви (которое, говоря по правде, казалось ему маловероятным исходом) и отчаяние отверженного, которое последует за презрительным отказом. В действительности, однако, не случилось ни того ни другого. Леди Лора, по сути, сказала ему, что любила бы его, когда бы не была бедна, что уже полюбила и подавила в себе это чувство, потому что не могла позволить себе выйти за человека без денег. В таких обстоятельствах он не мог досадовать, не мог на нее сердиться – мог лишь поклясться самому себе, что останется ее другом. И все же теперь он любил ее еще больше – в то время как она была невестой его соперника! О, зачем только он не сломал себе шею, свалившись с пони Дональда Бина?

– Спустимся вниз? – спросила она.

– О да.

– Не хотите пройтись дальше вдоль озера?

– К чему? Теперь в этом нет смысла. И вы, конечно, захотите вернуться пораньше, чтобы встретить его с охоты.

– Едва ли. Его не трогают подобные мелочи. Но мы были здесь так долго, что лучше вернуться коротким путем. Я скажу мистеру Кеннеди, что вам известно о помолвке, если вы не против.

– Скажите ему что хотите.

– Нет, мистер Финн, я не приму такого обращения. Вашу резкость со мной я прощаю, но жду, что вы искупите ее тем красноречием, с которым станете поздравлять мистера Кеннеди. Я не позволю, чтобы вы были с ним неучтивы.

– Прошу прощения, если был неучтив с вами.

– Не стоит извинений. Мы старые друзья и можем позволить себе говорить прямо, но с мистером Кеннеди ваш долг – быть любезным. Вспомните о пони.

Обратный путь прошел почти в полном молчании. Перед тем как выйти из сени кустов и скал на открытую лужайку, Финеас остановился перед своей спутницей:

– Я должен с вами проститься: я уезжаю рано утром.

– До свидания – и да благословит вас Бог, – сказала леди Лора.

– Дайте руку. – Она повиновалась. – Едва ли вы знаете, что значит любить всем сердцем.

– Полагаю, что знаю.

– Но страстная влюбленность – знакома ли вам она? А чувство, что упустил свою любовь? Я думаю, вынужден думать, что вы никогда не испытывали этих мук. Это горькая участь, но я приму ее мужественно.

– Да, друг мой, да. Я верю, что такая малость не ляжет тяжким бременем на ваши плечи.

– Бремя поистине тяжко, но я приложу все силы, чтобы оно меня не раздавило. Как я любил вас! Сейчас нам предстоит расстаться, так подарите мне поцелуй, чтобы я мог сохранить его в памяти!

Не стану повторять те слова, которые шептала леди Лора, пытаясь отказать ему, но поцелуй случился прежде, чем они отзвучали. После этого пара пошла к дому – в молчании, но в мире друг с другом.

На следующее утро уезжали несколько гостей, и завтрак для них подали рано. Дамы не спускались, но мистер Кеннеди присутствовал как хозяин. Большая карета, запряженная четверкой лошадей, ждала у входа, чтобы отвезти путешественников и их багаж на станцию, и, пока все готовились к отъезду, в передней, естественно, царила суета. Посреди всех этих хлопот мистер Кеннеди отвел Финеаса в сторону:

– Лора сказала, что сообщила вам о моем счастье.

– И я сердечно вас поздравляю, – ответил тот, крепко пожимая ему руку. – Вам поистине повезло.

– Я того же мнения, – сказал мистер Кеннеди. – Мне всегда нужна была такая жена, а сыскать ее очень трудно. Помните, Финн, в Лохлинтере для вас всегда найдется место и вам всегда будут рады. Говорю это от имени леди Лоры и своего собственного.

По пути на железнодорожную станцию Финеас не мог не задаваться вопросом: что из случившегося на прогулке вдоль Линтера известно мистеру Кеннеди? По крайней мере одна небольшая подробность осталась для него тайной, в этом наш герой был уверен.

Глава 16
Финеас Финн возвращается в Киллало

Первая для Финеаса Финна парламентская сессия завершилась, а с ней и все приключения. Когда он вернулся в дом к миссис Банс – ведь та, несмотря на увещевания супруга, сохранила комнаты за своим любимым жильцом, – он, боюсь, уже готов был счесть, что жить там ниже его достоинства. Он был, конечно, совершенно несчастен и разбит, порой ему казалось, будто жить и вовсе не стоит, если он не сможет расстроить брак леди Лоры и мистера Кеннеди, тем не менее ему было чем утешиться, и в его размышлениях присутствовало некоторое грустное удовлетворение. Женщина, которой он признался в любви, не отвергла его с презрением, не дала понять, что считает его недостойным себя, не восприняла его любовь как оскорбление. Более того, она, по сути, сказала, что только благоразумие мешает ей ответить взаимностью. И он поцеловал ее, а после они расстались близкими друзьями. Не знаю почему, но эта мысль привносила в его терзания нотку утонченного наслаждения. Он больше никогда ее не поцелует. Подобные радости будут принадлежать лишь мистеру Кеннеди, и Финеас не собирался вставать между достойным джентльменом и его супружескими правами. Но все же поцелуй случился, и ничто уже не могло изменить этого факта. А кроме того, во всех прочих отношениях визит в Лохлинтер оказался чрезвычайно успешным. Мистер Монк стал нашему герою добрым другом и побуждал его выступить во время следующей сессии, приводя с этой целью примеры для подражания и рекомендуя курс чтения. Лорд Брентфорд был с ним накоротке. С мистером Паллизером и мистером Грешемом Финеас свел самое приятное знакомство, а уж с мистером Кеннеди они были теперь едва ли не закадычными друзьями. Казалось, Финеас далеко обошел всех Ратлеров, Фицгиббонов и Бонтинов, снискав в обществе политиков тот успех, который порой так сильно влияет на успех собственно политический и к тому же столь отраден сам по себе. Он обошел этих людей, несмотря на их должности и посты, и не мог теперь не думать, что даже мистер Лоу, знай он все, согласился бы, что ученик выбрал правильный путь.

Дружба с мистером Кеннеди, конечно, тяготила Финеаса. Разве в сердце соперника не полагалось вонзить кинжал? Но правила приличия это запрещали – оставалось принять закадычную дружбу. Почему бы и нет, если уж они не могут быть заклятыми врагами?

Переночевав в доме миссис Банс, Финеас отправился в Ирландию. Для Киллало его приезд стал чуть ли не вторым пришествием. Даже отец готов был смотреть ему в рот, а уж мать и сестры сбивались с ног, удовлетворяя каждый его каприз. Наш герой успел научиться по крайней мере одному – держаться в любых обстоятельствах уверенно и словно бы без всякого внутреннего смущения. Когда Финн-старший заговорил с ним о юриспруденции, сын не то чтобы посмеялся над его невежеством, но излил на него столько мудрости, почерпнутой у мистера Монка, что отец не нашелся с ответом: Финеас доказал совершенно неопровержимо, что должен сейчас изучать не право, а ораторское искусство и работу палаты общин. Словом, он стал теперь фигурой такого масштаба, что отец, простой обыватель, едва осмеливался интересоваться его делами, а простушке-матери – каковой и была миссис Финн – оставалось лишь благоговейно заботиться о его белье.

Мэри Флад Джонс – надеюсь, читатель ее еще не забыл, – впервые встречаясь с другом детства, триумфально возвратившимся после парламентской сессии, была в превеликом волнении. Газеты ее слегка разочаровывали: они не были полны речей, произнесенных Финеасом в парламенте. Собственно, это тревожило и женщин из семьи Финн, которые никак не могли взять в толк, отчего Финеас с таким стоицизмом воздерживается от выступлений. Но мисс Флад Джонс в разговорах с мисс Финн ни разу не усомнилась в нашем герое. Когда он написал отцу, что не собирается брать слово на протяжении первой сессии, потому что благоразумнее для новичка считается подождать, мисс Флад Джонс и мисс Финн, хоть и с сожалением, восприняли это как должное.

Встретившись со своим героем, Мэри едва осмеливалась взглянуть ему в лицо. Она прекрасно помнила их предыдущую встречу. Неужто он и правда носил ее локон у сердца? Сама Мэри не расставалась с полученной от Барбары Финн прядкой, предположительно с головы Финеаса. К тому же за это время она успела отвергнуть – едва ли не с возмущением – предложение руки и сердца от мистера Элиаса Бодкина, говоря при этом себе, что никогда не предаст Финеаса Финна.

– Все так благодарны, что ты приехал, – сказала она.

– Благодарны, что я приехал домой?

– Ведь ты мог бы сейчас гостить у каких-нибудь знатных особ.

– Нет, Мэри. Случилось так, что я и правда ездил к одному человеку – ты, верно, сочла бы его аристократом. И да, там я встречался с другими из того же круга. Но всего лишь на несколько дней, и, уверяю тебя, я счастлив снова оказаться здесь.

– Мы страшно рады видеть тебя.

– А ты рада, Мэри?

– Очень. Как мне не радоваться, ведь у меня нет подруги ближе Барбары! Она все время говорит о тебе, и оттого я тоже тебя вспоминаю.

– Ах, Мэри, знала бы ты, как часто я вспоминаю тебя!