В первую брачную ночь она со всей ясностью осознала, что ее счастье хрупкое, как тонкий, едва схвативший реку лед, ступишь неосторожно и погибнешь.

Вита почувствовала, как внутри все напряглось, когда Филипп снял брюки и боксеры. Его член был готов заполнить ее. Такой большой, что Вита до сих пор никак не могла понять, как принимает его в себе каждый раз. Хотя она знала его вкус, брала в рот, сначала потому, что Филипп приказывал ей, потом потому, что сама хотела. Обхватывать губами шелковистую головку, облизывать, как леденец, мощный упругий ствол, смаковать соленое семя.

– Фи-и-и-л, – протянула Вита в нетерпении. Облизнула пересохшие губы.

– Хочешь его, девочка?

Вита кивнула.

Филипп разорвал упаковку презерватива и натянул резинку на член. Пока Вита кормит Тимку грудью, гормональные препараты ей нельзя, а рожать снова после тяжелой беременности еще рано. Врач рекомендовал выждать два года, а лучше три.

Да уж, в его жизни многое поменялось с появлением Виталины. Презервативами он пользовался в последний раз в дни буйной молодости. С первой женой и любовницами никогда.

Филипп забрался на кровать, лег между ее широко разведенных ног. Впился поцелуем в губы, трахая языком ее рот, как до этого трахал клитор.

– Сама, – выдохнул Филипп. Вита разочарованно застонала, просунула руку между их разгоряченными телами, нашла его член, некрепко сжала. Филипп тихо зарычал. Вита направила его в себя. Положила ладони на ягодицы Филиппа и сжала, одновременно двинув бедрами ему навстречу, принимая.

– Девочка. – Филипп слегка прикусил мочку ее уха. Вита выгнулась дугой, задохнувшись от страсти. Провела ладонями по мускулистой спине мужа и впилась ногтями, когда он толкнулся в нее.

– Жестко, хочу жестко, – простонала Вита.

– Желание супруги для меня закон, – выдохнул Филипп и рванулся в ней, двигаясь жадно, властно, беря ее, как изголодавшийся полководец прекрасную пленницу. Вбивая себя в нее, утверждая свою власть над ее телом.

Вита закричала, забилась под ним, впилась ногтями, царапаясь, оставляя кровавые борозды на спине и плечах, поверх еще не заживших после прошлых ночей. Она оставляла на нем свои метки. Он был ее. Только ее. Филипп почувствовал, как сквозь ткань ее платья снова проступает молоко. Запах вскружил голову. Пробуждая древние дикие инстинкты. Он вышел из нее и резко насадил на член. Вдолбился на всю длину. Вита заорала. Филипп проглотил ее вопль жадными губами. Выпил его залпом, как обжигающий коктейль. Она судорожно сжималась вокруг его члена. Затягивая в себя. Пленяя.

Нет, девочка, еще рано.

– Посмотри на меня, – прорычал Филипп, едва сдерживая накрывающий оргазм, положил ладонь на ее лоб и убрал растрепавшиеся волосы.

Вита открыла пьяные, шальные от похоти глаза. Заглянула в его стальные.

– Теперь всегда вместе, – прохрипел Филипп, снова почти вышел из нее и толкнулся на всю глубину по самые яйца. Вита закусила губу, не отрывая взгляда от глаз Филиппа. Он толкнулся в ней сильнее и почувствовав, как она яростно сжимается в подступившем оргазме, кончил сам.

– Фи-и-и-л, – протянула Вита в изнеможении. Он все еще лежал на ней, между широко разведенных ног, вдыхая ее аромат, слизывая капельки пота с шеи, целуя припухшие губы, насилуя языком рот, не спеша покидать влажное, горячее лоно. Почувствовав, как он снова наливается в ней, затвердевает, распирает изнутри, Вита положила ему ладони на грудь.

– Ты обещал, Фил, я хочу этого. Пожалуйста.

Филипп вышел из нее, отстранился, взял с прикроватной тумбочки новый презерватив, сменил.

Вита раскрыла шире глаза, взмахнув длинными ресницами, когда Филипп провел головкой по ее половым губкам, задев чувствительную точку, и скользнул внутрь.

– Обещал и сделаю, но пока я не насытился твоим лоном. – Толчок, на этот раз медленно. – И я хочу тебя так, как должен был взять в первый раз. Осторожно, трепетно, прислушиваясь к твоему телу. Думая о твоем удовольствии… – толчок, – а не о своем…

Он не спешил, целовал ее шею, грудь через влажную ткань, посасывая соски и выступавшее молоко. Пьянея от него сильнее, чем от алкоголя. Даже в конце не ускорился, внимательно наблюдая, как сладко кончает его жена от медленной пытки.

– Я хочу, чтобы ты родила мне дочку. Такую же красивую, как сама, – прошептал он Вите, глядя в глаза. – Когда будет можно. Я хочу от тебя еще одного сына и еще одну дочку, и еще… и еще…

– Хочешь, чтобы я стала матерью-героиней с орденом на огромной груди? – Вита поцеловала его подбородок с отросшей за день щетиной. – Стала такой толстой, чтобы на меня никто не смотрел? – Провела языком по шее Филиппа, лизнув за ухом, как кошка. Потерлась о его грудь, пачкая сладковатым молоком.

– Для меня ты будешь самая красивая даже…

Филипп не договорил, его прервал громкий крик, раздавшийся из соседней спальни.

Глава 5

– Что? – Вита попыталась приподняться на локтях, но Филипп все еще лежал на ней, придавив весом своего тела. Он приподнялся, прислушиваясь.

Снова женский крик. Сменившийся протяжным стоном.

Филипп усмехнулся.

– Все в порядке, девочка, похоже, Тим с Любой вдохновились нашими проделками.

Вита отчаянно покраснела, вспомнив, что орала, как дикая кошка при случке. Точно, Тимофей и Люба заняли гостевую спальню рядом. Женские стоны стали громче, к ним присоединились глухие хриплые мужские.

– Хорошо, что детская далеко и Тему не разбудим, – прошептала Вита, прижимая пальцы ко рту от смущения. – Что о нас Софья подумает? Особняк плейбоя какой-то.

– Подумает, что нам хорошо.

Филипп выскользнул из нее и лег рядом, какое-то время они прислушивались, как подростки, к крикам и стонам из соседней спальни. Было в этом что-то запретное, пошлое, но в то же время волнующее.

– Черт, кажется, я сейчас на тебя наброшусь, – сказал Филипп и провел ладонью по животу Виты.

– Мне надо в душ, я вся в молоке, – прошептала Вита, боясь, что их услышат за стеной.

– А почему шепотом? – поддразнил ее Филипп. – Кричала ты не стесняясь.

Вита слегка хлопнула его по груди:

– Ты меня довел!

– И снова доведу, – прохрипел Филипп, когда Вита соскользнула с кровати, всплеснула руками, разглядывая пятно на платье, и направилась в ванную.

Филипп откинулся на подушки. Он и забыл уже, когда был так счастлив в последний раз. В браке с Ингой? До того как ревность к покойной возлюбленной уничтожила их семью? Или с Дашей, когда они, еще совсем подростки, прятались за гаражами, чтобы целоваться, пока дружеская компания пела под гитару и строила планы на будущее, которое не наступило? Не заслужил он этого счастья, ни Виту, ни сына. Тим заслужил, брат так и остался верным своим принципам. Он к свету тянулся. Все они. Тимофей, Виталина, Люба, Софья… одного его тьма как клещами удерживала, не давала вырваться.

Сейчас, когда в его руках была сосредоточена такая власть, что еще немного – и раздавит, Филипп одного хотел: бросить все к чертям собачьим, схватить Виту и сына в охапку и увезти далеко-далеко, где никто не знает, кто они, где нет ни следа прошлой жизни. И не быть уже ни Хароном, ни Дьяволом, похоронить их и памятник сверху поставить над безымянной могилой. Остаться мужем и отцом. Все время посвящая семье, баловать их, нежить, укрывать любовью, как теплым пледом. Провел по лицу, прогоняя грезы. Не пледом он их укроет, а саваном, если решит все бросить. Не бросают так просто то, чем он занимается. Прошлое, от которого сбежать хотел, настигнет и отберет все, что спасал. В крови, которую с рук смыть пытался, любимых первыми и утопит. И все же, и все же… внезапно невыносимо захотелось пожить нормальной, обычной до оскомины жизнью. Даже представил, каково это – приходить домой после рабочего дня, скажем, на заводе. Вита у плиты крутится, в халатике и тапочках, уютная такая, теплая. Темка в кроватке сидит, на руки к папке просится. И не надо думать о грузе оружия, спрятанном в контейнерах с консервированным соком, застрявшем на границе из-за того, что подкупленный чиновник с гриппом слег. О том, что две группировки миром территорию поделить не смогли и видео перестрелки в федеральные СМИ просочилось, да еще пенсионерку ранили, так что скандал разгорался, который гасить придется вливаниями купюр всех расцветок. И это не говоря о том, что так и не удалось выяснить, кто продолжает живой товар на рынок поставлять и за границу девчонок вывозить.

В ванной шипела вода. Эх, сейчас бы туда, к жене под горячие струи. Филипп довольно ухмыльнулся при мысли о том, что он женатый человек, а не седой бобыль с бесом в ребре. Но пока Вита приводит себя в порядок, надо хоть немного дела порешать. И так день потерял.

Филипп взял телефон с тумбочки. Да уж, день не проверял, а будто месяц прохлаждался.

Сначала просмотрел сообщения от Малюты. Брат Виты в «Пандемониуме», заперт в одной из камер, которые Мастер приготовил для своих шоу. Подробностями Филипп не интересовался. Все, что касалось художественного оформления, программы и прочего, он полностью отдал в руки Мастера. Платил, не обращая внимания на счета. Вита занималась персоналом, в основном это были девушки, освобожденные из борделя Акчурина. Те, кому некуда пойти. Сироты, одиночки, сбежавшие из дома. Почти все согласились остаться и работать в «Пандемониуме». Для них Филипп выкупил несколько квартир в новостройке рядом с клубом. Три девчонки решили помогать Виталине с центром для жертв насилия. Его сейчас достраивали, закончить должны были месяцев через девять, как раз Тема подрастет. И она сможет вплотную заняться делом, которым загорелась прошлым декабрем.

«Он сказал, зачем явился?» – Филипп набрал сообщение Малюте. Знал, что, несмотря на поздний час, палач еще глаз не сомкнул.

Ответ пришел незамедлительно:

«Нет. Настаивает на встрече с Виталиной Александровной».

Настаивает…

Я ему покажу, блядь, встречу.

«Не отпускайте его. Утром сам разберусь».

Филипп пролистал сообщения дальше, но уже не воспринимал написанное. В голове ржавым гвоздем засело беспокойство. Не нравилось ему, что брат Виты вынырнул из прошлого, как белая акула у берега. Возможно, что после свадьбы с олигархом мудак рассчитывал с сестры денег стрясти, но чутье подсказывало – дело не в деньгах, а в чем тогда?

«Нарой про него все, что сможешь».

«Хорошо, Филипп Игоревич».

Вода перестала литься. Филипп кинул телефон на тумбочку, молодецки вскочил с кровати и направился в ванную. Ему нравилось наблюдать за Виталиной после душа, как она, распаренная, с алым румянцем на щеках, выходит из кабины. По белоснежной гладкой коже скользят капельки воды, влажные волосы падают на лицо. Она, не замечая его, начинает вытираться полотенцем, откидывает голову назад, промокая волосы, чуть выгибая спину, отчего налитая упругая грудь словно тянется за прикосновениями ласкового любовника. Вита склоняется, чтобы провести по стройным ногам, волосы падают на лицо. Она прекрасна, как лесная нимфа, застигнутая у ручья разгоряченным страстью сатиром. Именно этот момент Филипп любил больше всего, когда Вита замечала его и смущенно прикрывала грудь полотенцем, на щеках рдел румянец, а в уголках влажных губ зарождалась улыбка. Вот и сейчас девушка повернулась в его сторону и потянула полотенце к груди, словно он ни разу не видел ее нагой.

– Люблю тебя, – прошептал Филипп, – больше жизни люблю.

Подошел ближе, Вита подалась к нему.

Но он ее отстранил:

– Нет, мне тоже надо в душ. И, если не передумала, после я выполню твою просьбу.

По лицу Виты скользнула тень, но потом губы упрямо сжались.

– Не передумала.