Мы с сыном уже почти неделю собираем меня в поход. И мне очень приятно, что этот взрослый ребёнок постоянно проверяет за мной список всего. Контролируя всё, что мне нужно взять с собой.

Я смотрю на сына и каждый раз умиляюсь: хороший вырастет мужчина. Всё-таки правильные приоритеты мы заложили в ребёнка.

Саша родился, когда мне исполнилось двадцать два. И вот вроде прошло уже пятнадцать лет, а помню всё до мелочей. И как рожала, и как на руки первый раз взяла, и как после первого переодевания потеряла сознание рядом с сыночком, потому что перенервничала от страха сделать что-то не так, и первые его шаги.

А сейчас рядом со мной идёт высокий, худощавый парень с модной стрижкой, с ещё немного угловатым по-детски лицом, но с таким умным видом проговаривает список покупок, уточняя, все ли мы взяли.

– Сынок, не переживай – если не всё, то я тебя попрошу, и ты сбе́гаешь, – улыбаюсь сыну и вижу, как он начинает злиться.

– Мам, ну ты опять?

А я не выдерживаю и начинаю смеяться. Такой он сейчас серьёзный!

– Ладно, не злись, – успокаиваю сына. – Садись давай, и поехали домой.

Показываю на нашу машину, параллельно запихивая пакеты с покупками в багажник.

А уже в машине замечаю, что что-то гложет моего ребёнка. Вижу, как он хочет что-то сказать, но каждый раз останавливает себя.

– Говори, Саш, – решаю помочь сыну в нелёгком решении.

– Мам, ты только не обижайся, – как-то напряжённо говорит сынок, – Но ты уверена, что хочешь пойти в этот поход? – и голос у сына в этот момент такой взволнованный, что у меня даже мурашки бегут по коже.

– Сынок, ну ты чего? – улыбаюсь сыну, – Я, конечно, немолодая уже, но силы свои могу оценить.

– Да не в этом дело, мам, – тяжело вздыхает сынок. – Я просто много почитал о походах, что там и как. Мам, тайга – это не развлечение. Тем более тот тур, в который тебя тащит тётя Катя. – Я вижу, что мой мальчик хочет донести до меня то, что его тревожит. – Ты знаешь, что сказал один из тех туристов, кто записывал видео после такого похода? Тайга не терпит слабых. Это не развлечение, а выживание, мам. Я просто волнуюсь за тебя.

– Сашунь, сыночек, – умиляюсь заботе своего ребёнка. – тыТЫ большой молодец, и для меня это очень ценно, что ты решил изучить всё о моём походе. И да, я понимаю, что это не развлечение. Это проверка себя на прочность, – говорю спокойно, чтобы постараться убедить своего сына не волноваться. – И да, я хочу себя проверить. Хоть и понимаю, что последние мои походы и такой труд были в далёком подростковом возрасте. Но, как говорит твой дед, если раз научился, то уже не забудешь.

– Мам, дедушка много чего говорит, – вздыхает мой ребенок. – И истории твоего детства мы с Машей знаем из первоисточника, но я всё равно волнуюсь.

А я только улыбнулась сыну. И такое щемящее чувство нежности появилось во мне в этот момент. Мой мальчик!

– Саша… – прошептала, выныривая из сна.

Как же ты был прав, сынок. Если бы ты знал.

Воспоминания, из которых вынырнула в этот раз, перекрыли физическую боль. Но добавили другой… Душевной.

Попыталась оглядеться одним глазом, но вокруг была темнота. Значит – ночь.

Рядом чиркнули спички, и запах серы сразу достал до носа. Всегда любила, как пахнут сгоревшие спички.

Возле лица мелькнул огонёк свечи. И опять это огромное бородатое лицо.

На лоб легла огромная ручища! И если учитывать, что я не современная утончённая «леди», то тогда каких же размеров этот Лесник? Или, может, Леший? Как в сказках да былинах. Хах!

– Жар ещё есть, но уже не такой сильный, – прогрохотал этот мужик. – Тебе бы поесть.

– Пить, – попросила осипшим голосом.

– Сейчас дам.

Он отошёл от меня, а спустя минуту вернулся с кружкой чего-то тёплого и сладкого. Что-то травяное и явно с мёдом. Я выпила отвар за пару минут, и даже настроение поднялось, насколько это возможно в моей ситуации.

Теперь можно лучше оценить обстановку. И этот запах! Пахнет так необычно, но очень приятно: что-то хвойное, мох, берёзовые веники и что-то ещё такое интересное, но не могу понять, что это.

Но это всё отступление, а вот реальность совсем не радует.

– Кто такой Саша? – задал вопрос мужчина, а меня прошиб озноб, что не осталось незамеченным. – Ты звала несколько раз его, пока спала.

– Сын. – решила ответить, чтобы никого не смущать, да и толку что-то скрывать, если я даже не знаю, смогу ли выжить.

– Он был с тобой? – ну, судя по вопросам, человек волнуется.

– Нет, – на большие ответы не хватает сил, потому что горло дерёт всё-таки.

– Как ты оказалась в реке?

О-о-о, вот мы и подошли к самому интересному. Но отвечать на этот вопрос нет никакого желания. Злость, обида, ярость, непонимание – всё это начало подниматься во мне после такого вроде бы простого вопроса.

Нужно успокоиться. Нужно просто переварить эту ситуацию. Только как?

Как принять то, что человек, с которым ты работал больше двух лет, который был вхож в твой дом, ел и пил за твоим столом, просто решил избавиться от тебя, потому что: «Ты, Алина, мешаешь мне. И да, я тебя ненавижу. И всё, что у тебя есть, ты не заслуживаешь. Так что без обид, но так будет лучше».

И всё, что мне осталось из последних воспоминаний – это улыбка человека, который называл себя моей подругой. Улыбка превосходства. Мерзкая гримаса на лице женщины, которая вдруг решила, что она лучше меня.

Я зажмурилась, стараясь отогнать от себя ЕЁ лицо, но не вышло. И нужно же было тебе спросить, как я оказалась в этой реке?

– Я понял, ответа не будет, – голос со злой интонацией решил ответить за меня. И что злится-то? – Имя у тебя хоть есть? – Ты глянь, рычит уже. Хотя у него, скорее всего, и есть такой тембр.

– Алина, – ответила я.

Что уж скрывать, когда, можно сказать, жизнью обязана мужчине. И вроде бы спасибо нужно сказать, да только никакого желания нет.

Может, когда у меня перестанет всё болеть… кстати, болеть. А почему я сейчас не испытываю боли?

Ну, точнее, она есть, как отголоски, но не такая, что теряешь сознание от малейшего движения. У меня не было в аптечке ТАКИХ обезболивающих. Антибиотики были, и достаточно сильные, а вот такого – нет.

Я попыталась повернуть голову набок, чтобы посмотреть на мужчину, но меня остановили, причём довольно грубо.

– Лучше не шевелись пока так сильно. Тем более не поворачивай голову на правый бок, может слезть повязка со щеки. – Значит, всё-таки будет шрам. – Или ты в отхожую хочешь?

Боже, что за слова. «Отхожая». Ты откуда такой взялся, блин? Вояка, что ли?

Хотя вопрос, конечно, резонный. Прислушавшись к себе, я поняла, что действительно хочу писать.

И как быть? Да будь что будет. И слова бабушки пришли сейчас как никогда кстати: «Пусть лучше лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь».

– Хочу. – ответила всё-таки спустя пару минут.

И да будет свет, как говорится. Только в моём случае… ведро! Да и понимание пришло ко мне. Скорее всего, меня «накачали» чем-то достаточно сильным, что я даже не покраснела, когда этот Лесник поднял меня на руки, а после подошёл к ведру.

– Сильно шевелиться тебе нельзя пару дней, – прогрохотал этот бородач, – так что придётся тебе пока так ходить по нужде.

А когда он мне ещё и штаны снял, так я даже опешила. Так, стоп, я в штанах? И на мне футболка? О, как интересно.

«А когда же это я переодевалась?» – начала язвить внутренняя «я».

Но природа звала, и я, запихнув свою противную натуру куда поглубже, сделала свои дела. А после дала возможность одеть себя назад и отнести к… та-да-дам… ЛЕЖАНКЕ!

Это была самая настоящая лежанка. На печи. У моей бабушки с дедушкой была такая же когда-то.

И сейчас мне было постелено на такой лежанке.

И вот можно было бы даже посмеяться от души, если бы всё не было так печально и тяжело. Если бы в груди не давила реальность, а мозг не отказывался анализировать всё как положено, потому что сейчас был под дурманом лекарств и перенесённой боли.

Ну да ладно. Выжила, значит, так было нужно, правильно? Только почему от этой нужности так паршиво.

Бородач уложил меня на лежанку и даже поправил ногу, которая действительно была затянута бинтами, а по бокам было примотано что-то, похожее на куски плотного картона, для фиксации.

Но моя беспомощность сейчас действовала на меня как депрессант. Я плотно сжала зубы, но от этого заболело лицо, там, где был пластырь. Поджала губы от этого, и во рту сразу разлился вкус крови. Лопнула губа. Да зашибись просто.

Всё тело ныло, но терпимо, а мне хотелось орать от злости на саму себя сейчас. Вот тебе и женская натура, которая меняется со скоростью ветра – то штиль, то шторм.

На глазах опять навернулись слёзы. Нет. Не буду я плакать при постороннем.

Хотя какой он мне посторонний, если уже даже на горшок носит, вашу мать.

И всё-таки слеза побежала по щеке. А когда затекла под пластырь, я не выдержала и зашипела.

– Сейчас сделаю укол, – сказал мужик, поднимая взгляд к моему лицу после моего шипения.

– Не нужно, – прохрипела я.

– А кто меня остановит? – рыкнул мне грубо. – И делаю я его для того, чтобы не слушать твой скулёж во сне.

«Мудак!» – так и крутилось на языке, и ещё куча всего, что хотелось выкрикнуть в лицо этому бородачу, но я промолчала.

Смысл сейчас пыль поднимать, если он всё равно сделает по-своему. Нужно расслабиться и получать удовольствие… от похода.

Глава 3

— Донь, давай ещё раз повторим, а? – прошу дочь повторить басню, которую мы учили уже почти час.

– Ну мам, – хнычет моя девочка, – я же её уже и так знаю. Давай лучше с тобой пойдём гулять.

– Маш, ты мелкая хитрюга, – улыбаюсь дочери и даю ей книгу с басней.

– Мх-мх-мх, – всё-таки захныкала.

– Давай так, ты сейчас читаешь её три раза, а после мы идём гулять, – иду на компромисс.

– Идёт, – весело заключает дочь.

– Только в голос, Маша. В голос! – вижу расстроенные чувства дочери, но она начинает читать, а я только и могу, что улыбнуться.

– А меня ты гоняла до последнего, – возмущается Сашка, заходя в комнату.

– Сынок, не утрируй, – одариваю старшенького улыбкой.

– Ну конечно, Маша же любимая девочка, а я просто «сынок».

– ТЫ не просто сынок, ты мой любимый сынок, – говорю сыну и подхожу, чтобы поцеловать его.

– Мам, ну я уже взрослый. – возмущается мой мальчик.

– А говоришь, что я Машу люблю больше, – вздыхаю тяжело и грустно, замечая, как Саша краснеет.

– Ладно, – соглашается упрямец, – но только в щеку.

– Ну конечно, в щеку, – соглашаюсь и растягиваю губы в улыбке.

И только подхожу к сыну, как слышу Машу:

– Я тоже хочу Сашку поцеловать, – и дочь подрывается, чтобы первой быть возле брата.

– Не-е-ет! – кричит тот и начинает убегать от сестры.

И так тепло становится в доме от смеха моих детей, их улыбок и беготни. А на кровати остаётся лежать учебник Маши с басней «Стрекоза и муравей».

Мои детки. Открываю глаза и понимаю, что плачу. Слёзы текут по щекам, не переставая, даже когда я всё-таки понимаю, что проснулась опять в избе Лесника, и боль моя не только физическая.

Да ещё и эта басня… «Стрекоза и муравей»:

“… Лето красное пропела;

Оглянуться не успела,

Как зима катит в глаза…”

Лето. Сейчас же лето, но в этой избе печь топится. Чувствуется живое тепло. Его-то я ни с чем не спутаю. Всё детство и юность прожила с ним рядом. Летом печка в саду, зимой – в доме и кухне: чтобы и тепло было, и кашу животным варить не в доме.