Иногда я думал просто плюнуть на конспирацию, но вспоминал расстрелянных мужиков, матерился на корейском и с новыми силами вступал в негласный бой. Оружие было одно – голос. К концу поездки все четко уяснили – Лим Тэхон ужасно стеснительная особа, которая ради уединения вопит так, что птицы с веток падают. Даже если в её огороженный темным халатом угол пытается заглянуть женщина. Спасибо моему контртенору, который позволял сходу брать самые высокие ноты без вреда для связок. Знали бы мои преподаватели, как их ученик использует высокое искусство вокала, – обхохотались бы.

Но человек привыкает ко всему, а поездки рано или поздно заканчиваются.

В какой-то момент лесные шорохи сменились городским гомоном, и кони звонко зацокали подковами по брусчатке. В воздухе явственно запахло рекой и рыбными потрохами. Арант скомандовал сбор. Люди моментально стянули свои узлы. Я сдернул с веревки свою импровизированную ширму и затолкал её в чемодан. Повозка дернулась, встала – и мудрец бесцеремонно схватил в одну руку мой чемодан, а в другую – мою ладонь. Мне страстно захотелось отвесить ему пинка, чтобы не тащил, но я лишь прошелестел:

– Арант Асеневич, мне неудобно.

Тот уже спрыгнул на землю и сдернул меня следом, кажется, даже не заметив моего веса. Я аккуратно высвободил руку, отступил от него поближе к Зденьке, но мои маневры остались незамеченными.

– Добро пожаловать в Кром Порядка! – пафосно провозгласил Арант, обведя широким взмахом руки представший двор. – Светоч Равновесия всего Северного края, центр мудрости, просвещения и исцеления! Мы готовим здесь лучших мудрецов Порядка, которые лечили самого царя!

Версия с островом язычников у Камчатки рухнула с грохотом. Кром Порядка представлял из себя не что иное, как кремль: огороженный крепостной стеной из камня комплекс строений. Мы высадились в небольшом дворике с конюшней, от основной части его отделяли две сторожевые башни и тяжелые резные ворота, сейчас распахнутые. А вот дальше взгляду открывалась мощеная площадь с симпатичным фонтаном в центре и три высоких каменных здания, поставленных вокруг площади буквой «П». Самое роскошное – по центру – было с тремя золотыми куполами, которые венчали весы. Чем-то смахивало на церковь, но церковью явно не было. Не строили так церкви в России: ни православные, ни католические, вообще никакие. Да еще, по утверждению мудреца, это был центр Северного края! Получалось, существовал как минимум еще и Южный. И плюс царь, которого они лечили! То есть эти боевые ребята не просто служители религиозного культа, которые помогали Дану Втораковичу по доброте душевной, они лекари, вхожие аж в царский двор!

Островные язычники, у которых с одной стороны огромная христианская империя, а с другой – злобные японцы, такое не смогли бы организовать никогда в жизни!

Что ж… Значит, всё-таки альтернативный мир с магией. Жаль, в родном прошлом я бы знал, куда примерно грести и с кем дружить. Попросил бы помощи у Ломоносова и Менделеева, мы бы точно нашли общий язык! А тут… Совсем беда.

Арант раздувался от гордости, поглядывая на меня в ожидании восторженного писка. Я с трудом отогнал тяжелые мысли, послушно округлил глаза и ахнул:

– Как… впечатляет!

Я ничуть не покривил душой. Да, огромные белокаменные, расписанные роскошными узорами дворцы этажей в шесть с золотыми куполами действительно впечатляли. Особенно на фоне пропахшего тухлой рыбой убогого городка, раскинувшегося под холмом, на котором стояло это великолепие. Сразу видно – хоть и альтернативная, а всё же Россия. Страна контрастов что там, что здесь: невероятное богатство соседствовало с невероятной нищетой.

Служители подхватили свои пожитки, Зденька мягко дотронулась до моего плеча и перехватила у Аранта чемодан.

– Поселите её в гостевую башню, – велел он. – Пока её не одобрили в воспитанницы, пусть живет отдельно.

Отдельное жилье! Я вздохнул с облегчением. За три дня мне невероятно осточертело постоянно быть под надзором.

– Пойдем, Тэхон.

Мы вошли в ворота, и я завертел головой, рассматривая росписи. Те довольно сильно напоминали русскую иконопись, но были и отличия… Никаких нимбов, какие-то совсем непривычные одежды, и все святые держат не кресты, а весы.

– Кто это? – показал я пальцем на первого попавшегося бородача.

– Не показывай пальцем, Тэхон, это невежливо, – мягко упрекнула Зденька. – Показывай полной ладонью. Это наш пророк Осмомысл. Он первый открыл суть Равновесия и Порядка. Тебе о нем расскажут на уроках.

– Осмомысл, – кивнул я.

– Да, правильно. Это Собор Равновесия, там врачуют равновесие души, – она показала на центральный храм с куполами. – Это больница, там изучают болезни тела, – кивнула она вправо. – А это снадобница, там делают снадобья. Ими лечат.

Ага, служители Равновесия не строили бесполезной роскоши. Передо мной стоял местный больничный комплекс. Надеюсь, вход и выход тут были свободными…

Гостевых башен оказалось две: справа и слева от Собора. Каждая была примерно в девять этажей, естественно, каменных. Но внутри её отделали деревом, да как! Я иногда видел в русских деревнях резные дома с красивыми птицами, зверями и ставнями, но никогда не доводилось посмотреть, какая мебель была внутри. А тут и стены, и лестница, и двери, и стулья со столами – всё украшали узоры. Даже в доме Дана Втораковича я не встретил такой тонкой работы с деревом. Видимо, башня строилась для знатных гостей. Зденька завела меня в небольшую комнату на втором этаже, поставила чемодан и вышла со словами:

– Я прикажу наполнить бочку.

Я осмотрелся. Узорчатой мебели и украшений на эту комнату явно пожалели. Здесь был небольшой стол с ящиками, на котором красовалось три ветвистых подсвечника, и один шкаф с двумя дверцами и просторными полками внутри. Высокий, до потолка, который был под стать аборигенам. В общем, обстановка не располагала к излишествам. Я поставил чемодан в шкаф, стянул запыленный костюм приключенца, оставшись в сорочке и штанах, и рухнул на кровать. Та оказалась жесткой, не располагающей к праздности, зато чистой. И дверь в комнату закрывалась изнутри на небольшой деревянный крючок.

После дороги тело ломило так, словно эти три дня я разгружал вагоны. Болел прыщ на подбородке, кожу на руках неприятно тянуло, ногти отросли и бесили одним своим видом. В моем случае уход за собой был не прихотью, а суровой необходимостью. Без ухода кожа вокруг ногтей начинала сохнуть и шелушиться, как сейчас, и уже обозначились первые заусенцы. Если оставить всё как есть, то заусенцы будут мешать и кровить, а это прямой путь к инфекциям. Без регулярного мытья и средств моя кожа покрывалась прыщами и сальными пробками. Вся, и на спине в том числе. Давить их – опять открыть путь инфекциям. Не давить – уйдут под кожу и вылезут с компанией. Антибиотиков здесь не знали, магия если и работала, то как-то через раз. По крайней мере, какого-то вау-эффекта от всех этих заговоров на нитки я не заметил. В условиях местной медицины один заусенец мог привести к заражению крови и смерти. Впрочем, до инфекции я и так рисковал не дожить – дракон на груди мог подвести меня под расстрел в любой момент.

Поэтому первое, что нужно было сделать – найти приемлемый антисептик, острый нож, какое-нибудь зеркало и избавиться от тату. Затем выяснить, что за странное явление отправило меня сюда. Может быть, оно было цикличным или появлялось в определенных местах. Если так, то в библиотеке наверняка найдутся упоминания. Хотя бы сборник легенд. Я стиснул зубы, стараясь не думать о том, что пути назад, возможно, не существует. Этого не могло быть. Если был вход, значит, был и выход.

Но если его поиски затянутся, тогда открыться как мужчина точно придется. Это в пути мне шли навстречу и позволяли мыться отдельно. Что будет тут, где принято ходить в баню всей толпой, большой вопрос… Не возникнут ли из-за обмана дополнительные проблемы? Ладно, главное – избавиться от тату, а там как-нибудь отболтаюсь, скажусь больным, ничего не понимающим иностранцем.

В конце концов, тут не гарем, а храм лекарей. Должны же они идти навстречу больным людям?

В дверь постучались – пришли слуги с ведрами и большой пузатой бочкой для мытья. Они наполнили бочку и подали полотенце с мочалом и куском рыхлого мыла, которым можно было чистить посуду от жира – настолько его делали едким. Служанка тихо прошелестела:

– Вам помочь, госпожа?

– Нет, – я повелительно махнул рукой на выход. – Ступай. И дай… – я показал на пустое ведро, делая вид, что не знаю слова.

Служанка послушно поставила его и вышла. Я поплотнее занавесил окно, для вида намочил местное мыло, достал свои принадлежности и, впервые оставшись в одиночестве за эти бесконечные дни, позорно расплакался.

От беспомощности хотелось выть. Вместе с привычной устроенной жизнью в тартарары отправился и контроль. Я был один, совершенно один в этом чертовом мире и не мог ровным счетом ничего. Даже слезы – и те мне не подчинялись.

Я согнулся над бочкой, вцепился в её края до побелевших костяшек. Соленые капли текли по лицу и падали в горячую воду, пуская круги. Беспорядочные всхлипы рвались из груди, сбивая дыхание. С темной смутной поверхности на меня тоскливыми глазами смотрел не уверенный в себе Тихон Викторович, высококлассный специалист двух стран, а хрупкая испуганная девушка Лим Тэхон, абсолютно потерянная и не имевшая ни малейшего понятия о своей дальнейшей судьбе.

– Тряпка! – зло прошипел я своему заплаканному отражению. – Разнюнился по кремам и маникюру. Так вошел в девчачью роль, что сам стал девчонкой? Твой русский прадед Европу освобождал, из окружения вырвался, на себе вынес двоих солдат, руку потерял, домой вернулся. Ни вши, ни грязь, ни голод, ни морозы – ничего ему не помешало. А ты? Ты потомок русских героев, корейских генералов и самых успешных ильпхэ^[2]. Ты жив, здоров, сыт, нашел неплохой приют и стол. Ты выживешь и вернешься, чего бы это ни стоило! Соберись!

Через час я уже был спокоен, свеж, замаскирован и точил карандаш для глаз его же колпачком с маленькой точилкой, которую откопал в недрах чемодана. Тот не переставал меня поражать. Видимо, как всякая женская сумка, он хранил в себе множество вещей… стоило только хорошенько поискать. Так, дырка в подкладке в одном из внешних карманов явила мне несколько невидимок, парочку выцветших чеков, резинку для волос, карандаш для глаз и баночку пудры. Я поклялся себе, что по возвращении подарю веер Дана Втораковича Регине. За забывчивость и незашитый карман, который, подобно черной дыре, засосал в себя такие полезные вещи и выдал их мне. Жаль только, что антисептик и многофункциональный ножик с пилочкой и ножницами чемодан не поглотил.

Но что есть, то есть. Я напудрил лицо, скрыв красные пятна от слез, подвел глаза, расчесался – и когда ко мне постучала служанка, её встретила неизменно спокойная Лим Тэхон, очаровательная и вежливая. У меня был план, у меня была цель, у меня была роль, и до нужного момента я должен играть её так, чтобы сам Станиславский плакал и рукоплескал!

* * *

Лим Тэхон. Всё в ней было другим – от лица до манер. Милое создание в струящихся одеждах таило внутри своего маленького нежного тела железную волю и спокойствие, которое, казалось, не могло поколебать ничто на свете. Она с одинаковой невозмутимостью отвернулась от казни, смотрела, как служители ели хлеб из порченой муки, и приводила Дана Втораковича к Равновесию. Она могла спокойно отказаться от того, что считала неприемлемым, и подчинить своей воле безо всякого знания языка. Арант в свои двадцать пять не чувствовал себя так уверенно, как эта девушка. А он руководил людьми не первый год, в отличие от Лим Тэхон.

Непривычная, незнакомая внешность мгновенно очаровала. Она притягивала своей инакостью, манила спрятанной в уголках губ улыбкой, загадкой. Дивная, заморская красота.