Ермак. Регент (страница 8)
По данным 1900 года, в Российской империи восемьдесят пять процентов населения – это крестьяне, при этом 35,6% крестьянских хозяйств относится к малоземельным, то есть с наделом до 5 десятин, причём из этих 35,6% вообще без земли 14,9%. Ещё 34,7% имеют надел от 5 до 10 десятин, чуть больше необходимого минимума.
По сути, все эти люди живут как бы вне государственной экономики, так как потребляют почти всё выращенное, из-за этого не могут позволить себе купить продукцию российской промышленности, а в неудачные годы просто умирают от голода. Сейчас в Российской империи проживает около ста сорока миллионов человек. Кажется, огромный рынок, но по факту почти семьдесят процентов населения живёт вне его. Даже не живёт, а выживает.
Причём это касается и основной массы помещичьих хозяйств. Крепостное право в России – это не уникальное явление. В европейских странах процесс его отмены начался всего на полвека раньше. Сама аграрная реформа Александра II очень напоминает прусскую. Личная свобода, выкупные платежи, множество привилегий для землевладельцев-юнкеров…
Только в Пруссии в результате реформы сельское хозяйство перестроилось на капиталистический лад. Например, безлошадные и однолошадные изначально выкупать землю не имели права. В результате юнкера за счёт выкупных платежей создали крупные хозяйства, крестьяне разделились на богачей и батраков, а часть подалась за лучшей долей в города. Казалось бы, земельный вопрос и в царской России должен был решиться сам собой по мере проникновения капитализма в село.
Однако в Российской империи существовала община, которая сдерживала разорение отдельных своих представителей, а прирост сельского населения намного превышал европейский уровень. Это оказывало влияние не только на крестьянские, но и на помещичьи хозяйства. Рабочая сила была чрезвычайно дешёвой, и её было много. Намного проще и выгоднее для помещика было не заниматься своими землями, а сдавать их в аренду. Вначале за часть урожая или отработку, а потом за деньги. По данным Струве, в европейских губерниях таких 83–85% помещичьих хозяйств.
Но, несмотря на то что в собственности помещиков после реформы 1861 года оказались леса, луга и остальные земли, которые требовались крестьянам для нормальной жизни, такие усадьбы оказывались такими же малорентабельными, как и крестьянские. Помещики хотели получать, а не вкладывать деньги в развитие своих поместий. Яркий пример – мои полученные имения.
И ещё одно «но». На фоне стабильно низкой доходности поместий последние двадцать лет стабильно росла стоимость земли. До реформы её продавали в среднем по европейской части России по 13 рублей за десятину. После неё цена выросла до 20 рублей, а сегодня средняя цена десятины около 90 рублей. Поэтому дворянство нашло великолепный выход: продавать или закладывать свои земли, чтобы вложить полученные деньги в ценные бумаги. Доход от ценных бумаг значительно выше, чем от усадьбы. Особым спросом на сегодняшний момент пользуются государственные и железнодорожные облигации.
Проданные или заложенные поместья скидываются на управляющих, которым ставится одна задача – деньги, деньги и ещё раз деньги, которые необходимы дворянам для городской жизни. К концу прошлого века почти всё дворянство выбрало городскую жизнь. И не только из-за комфорта и доступа к образованию и медицине. Многие из благородного сословия не могли вести достойную для дворянина жизнь за счёт доходов с поместья и поступали на государственную службу, в родовые усадьбы они приезжали только в отпуск.
Таким образом, на настоящий момент мы имеем замкнутый круг. Больше семидесяти процентов крестьян не имеют достаточного количества земли, чтобы выбраться из бедности, увеличить урожайность и производительность. Из-за этого выпадают из потребительского рынка. Стране в то же время требуется индустриализация, но для этого необходимы ресурсы и люди, которых нет.
И всё упирается в земельный вопрос, а сейчас к нему добавился ещё один – голод. Тот самый голод, который исторически присущ России с древних времён. Большой голод происходит примерно раз в десять лет и уносит сотни тысяч, а порой миллионы жизней. Причины неурожаев те же, что и сейчас: засуха, избыток дождей, ранние морозы, саранча, суховеи и так далее.
Самый масштабный голод прошлого столетия в 1891–1892 годах охватил семнадцать губерний с населением тридцать шесть миллионов человек, умерло от него, по официальным данным, чуть больше четырёхсот тысяч человек. По данным Струве, около двух с половиной миллионов. Причина такого расхождения в цифрах проста – официальная статистика считает лишь взрослых и только русских наций: русских, украинцев и белорусов, инородцы и некрещёные вообще не учитываются.
С начала XX века голодные годы пошли один за другим. В зиму 1900/1901 годов голодало по официальным данным 42 миллиона человек, умерло же в результате данного голода 2 миллиона 813 тысяч душ. Опять же по данным Струве, который учитывал не только православных взрослых.
Голодными были и 1902, и 1903 годы, из-за чего начались крестьянские бунты. Так, для подавления крестьянских восстаний только в Полтавской и Харьковской губерниях было использовано двести тысяч регулярных войск, не считая десятков тысяч жандармов, казаков и полицейских. И это в тот момент, когда мы готовились к войне с Японией, где на театре военных действий будет задействовано меньше воинских частей, чем при подавлении бунтов.
Да и сейчас ситуация не лучше. По прогнозам, следующий год будет неурожайным как минимум в двадцати двух губерниях, в том числе в четырёх нечернозёмных: Псковской, Новгородской, Витебской, Костромской. А магазины продовольственной помощи практически полностью пусты.
Действующая система продовольственной помощи начала развиваться ещё в царствование Екатерины II, а в её современном виде была учреждена при крепостном праве в 1834 году. Базовым принципом системы является накопление за счёт взносов крестьянами продовольственных и денежных запасов, которые выдавались крестьянам же в ссуду в случае неурожая.
В волостях и крупных сёлах находились сельские запасные магазины-склады, нормативный размер которых составлял: четверть пшеницы или ржи, соответственно 154 и 102 килограмма; и ½ четверти овса или ячменя, соответственно 45 и 63 килограмма на одну ревизскую душу. Так как ревизиями учитывались только мужчины, а последняя ревизия была проведена в 1858 году, то условные 21 миллион ревизских душ в губерниях, охваченных продовольственной системой, соответствовали спустя сорок пять лет реальным 43 миллионам.
Таким образом, расчётные нормативные запасы для середины девятнадцатого века сейчас составляли в среднем 6 пудов, или 98 килограммов зерна на одну реальную «ревизионную» душу, без учёта членов его семьи. К 1891 году в Европейской России было девяносто пять тысяч запасных магазинов, а сельское население приближалось к ста миллионам, увеличившись почти в два раза по отношению к 1858 году.
Осенью 1891 года правительство решило проверить реальное наличие запасов в системе продовольственной помощи. Результаты оказались пугающими, точнее, устрашающими. В пятидесяти губерниях Европейской России налицо оказалось только 30,5% от нормативного запаса зерна; в 16 пострадавших от неурожая губерниях ситуация была ещё хуже – там имелось только 14,2% от нормы. В Казанской, Оренбургской, Рязанской, Самарской, Тульской губерниях имелось менее 5% от нормы, то есть общественные сельские магазины были почти пусты.
И через тринадцать лет картина не улучшилась, а даже ухудшилась. Проблема заключалась в том, что за состоянием запасов не было надлежащего контроля. Крестьяне охотно брали хлебные ссуды из местных продовольственных магазинов и неохотно их отдавали. Система работала в одну сторону – однажды занятое было очень сложно вернуть. Ещё хуже было то, что статистика о натуральных запасах на нижнем уровне в общественных продовольственных магазинах постепенно всё глубже и глубже фальсифицировалась.
Целый ряд причин: плохой урожай предыдущих трех лет, так и не налаженная система контроля и возврата ссуд, безответственность крестьянских обществ, застойная бедность хозяйства привели к тому, что предусмотренные законом запасы к моменту возможного крупнейшего неурожая в 1905 году отсутствовали.
Широкомасштабная кампания продовольственной помощи, которая теоретически могла бы большей частью опираться на местные сельские запасы, теперь была возможна только за счёт крупных централизованных закупок и государственных субсидий.
Кстати, Столыпин, которого два года назад назначили саратовским губернатором, добился того, что магазины в губернии были заполнены больше чем на пятьдесят процентов. Правда, для выбивания долгов из крестьян пришлось привлекать казачьи части и полицию. Натуральная продразверстка получилась в отдельно взятой области, тьфу, губернии.
Но основным поставщиком зерна и денежных средств в запасные магазины у Столыпина стали колхозы. Столыпин и Струве за время работы над аграрной реформой пришли к выводу, что наиболее эффективным решением крестьянской проблемы являются коллективные хозяйства с государственной поддержкой в виде плуговых артелей и другой техники, что-то типа МТС в СССР, и гарантированной закупкой зерна по фиксированным ценам. По такому типу были организованы хозяйства в моих двух имениях, которые, кстати, Столыпин пару раз посетил, так же как и Струве.
До этого Пётр Аркадьевич считал, что естественным противовесом общинному началу является единоличная собственность. Она же служит залогом порядка, так как мелкий собственник представляет собой ту ячейку, на которой покоится устойчивый порядок в государстве.
Он считал, что если дать выход инициативе лучших сил деревни в виде отдельного земельного участка, вырезанного из государственных земель, или из земельного фонда Крестьянского банка, обеспеченного наличностью воды и другими насущными условиями культурного землепользования, то наряду с общиной появился бы самостоятельный зажиточный поселянин, устойчивый и крепкий представитель земли.
Первоначально аграрная реформа Столыпина предполагала передачу надельных земель в собственность крестьян, постепенное упразднение сельской общины как коллективного собственника земель, широкое кредитование крестьян, скупка помещичьих земель для перепродажи крестьянам на льготных условиях, землеустройство, позволяющее оптимизировать крестьянское хозяйство за счёт ликвидации чересполосицы.
Но в Гродненской губернии, где было решено первоначально проводить эксперимент, губернии с развитым сельским хозяйством, Столыпин и Струве столкнулись с нежеланием крестьян следовать новым технологиям и выходить из общины, несмотря на «земельную тесноту».
Большинство крестьянских общин всё ещё широко практиковали зелёный пар, то есть использование поля под паром как общего пастбища до начала посева озимых. Они сажали яровые культуры, не поднимая зябь – без вспашки поля поздно осенью под посев весной; не выполняли двоения – повторной пахоты в середине лета. Большинство крестьян не были знакомы с рядным сеянием и не сортировали семена для посева. В крестьянском обиходе эффективные плуги ещё не успели заменить примитивную соху.
Крестьяне уделяли мало внимания картофелю, дающему больший урожай с единицы площади при чуть больших трудозатратах; не сеяли кормовые травы и не культивировали кормовые корнеплоды. Так как площадь пашни постоянно увеличивалась за счёт лугов, в крестьянских хозяйствах на десятину пахотного поля приходилось всё меньше навоза – единственного доступного на тот момент для крестьянина удобрения.