Он был пастух, он пас коров.
Потом пастуший рог разбил.
Стал юнкером, – из юнкеров
Я Лермонтова лишь любил.

За Чертороем и Десной
Я трижды падал с крутизны,
Чтоб брат качался под сосной
С лицом смертельной желтизны.

Нас годы сделали грубей,
Он захрипел, я сел в седло,
И ожерелье голубей
Над ним в лазури протекло.

А третий брат был рыбаком.
Любил он мирные слова.
Но загорелым кулаком
Мог зубы вышибить у льва.

В садах гнездились лишаи.
Деревни гибли от огня.
Не счистив рыбьей чешуи,
Вскочил он ночью на коня.

Вскочил и прыгнул через Дон.
Кто носит шрамы и рубцы,
Того под стаями ворон
Выносят смело жеребцы.

Но под Варшавою в дыму
У шашки выгнулись края.
И в ноздри хлынула ему
Дурная теплая струя.

Домой привез меня баркас.
Гремел пастух в коровий рог.
Четыре брата было нас —
Один вхожу я на порог.

Вхожу в обмотках и в пыли
И мну буденовку в руке.
И загорелые легли
Четыре шрама на щеке.

Взлетают птицы с проводов.
Пять лет не слазил я с седла,
Чтобы республика садов
Еще пышнее расцвела.

За Ладогою, да Двиной
Я был без хлеба и воды,
Чтобы в республике родной
Набухли свежие плоды.

И если кликнут, я опять
С наганом встану у костра.
И обняла слепая мать,
И руку подала сестра.

Прощание

Хорошо
на свете жить,
Пограничником
служить!
Мне к ногам твоим
не жалко
Кудри черные
сложить.

Расставанья час
настал.
Ветер в уши
засвистал.
Выпью воду
из колодца,
Чтобы голос
чище стал.

А вода там —
словно хмель.
А над нею
птичья трель.
На одной ноге
шагает
Прямо в небо
журавель.

Бродит ворон
у ворот,
На родном наречье
врет:
– Тот, кто любит,
тот голубит,
На прощанье
слезы льет.

Ты не верь ему,
вралю,
Часто говорят:
«люблю»
Те, которые
не знают,
Сколько верст
от «Л» до «Ю».

Разве стоит
горевать?
Посмотри:
родная мать
Вышла в новом полушалке
До заставы
провожать.
Ей слеза
ресниц не жгла.
Хороши
ее дела —
Сына ладного какого
Красной Армии дала.

Хлынул дождь
при свете дня,
В колокольчики
Звеня…
Принесут письмо
без марки —
Это, значит, от меня.

1933

Родина смотрела на меня

Я в дом вошел, темнело за окном,
Скрипели ставни, ветром дверь раскрыло,
Дом был оставлен, пусто было в нем,
Но все о тех, кто жил здесь, говорило.

Валялся пестрый мусор на полу,
Мурлыкал кот на вспоротой подушке.
И разноцветной грудою в углу
Лежали мирно детские игрушки.

Там был верблюд и выкрашенный слон,
И два утенка с длинными носами,
И дед Мороз – весь запылился он,
И кукла с чуть раскрытыми глазами.

И даже пушка с пробкою в стволе,
Свисток, что воздух оглашает звонко,
А рядом в белой рамке на столе
Стояла фотография ребенка…

Ребенок был с кудряшками, как лен,
Из белой рамки здесь, со мною рядом,
В мое лицо смотрел пытливо он
Своим спокойным ясным взглядом…

А я стоял, молчание храня.
Скрипели ставни жалобно и тонко.
И родина смотрела на меня
Глазами белокурого ребенка.

Зажав сурово автомат в руке,
Упрямым шагом вышел я из дома
Туда, где мост взрывали на реке
И где снаряды ухали знакомо.

Я шел в атаку, твердо шел туда,
Где непрерывно выстрелы звучали,
Чтоб на земле фашисты никогда
С игрушками детей не разлучали.

1941

Партбилет

Под ясенем, где светлый луч бежал,
Боец, сраженный пулей в полдень ясный,
Сверкая каской, в полный рост лежал
Лицом на запад, мертвый, но прекрасный.

Как твердо стиснут был его кулак!
Рука его была так крепко сжата,
Что не могли ее разжать никак
Два белобрысых зверя, два солдата.

Они склонились в ярости над ним, —
Скоты таких упорных не любили, —
Кололи грудь ему штыком стальным
И кованым прикладом долго били…

Но все равно, сквозь злобный блеск штыка,
Как верный символ нашего ответа,
Тянулась к солнцу сжатая рука
С простреленным листочком партбилета.

Письмо от жены

Там, где яворы мирно дремали,
Тишиной и прохладой полны,
В незнакомом селе, на привале,
Получил я письмо от жены.

И прочел я, волненьем объятый,
Дорогие для сердца слова.
На конверте был адрес обратный
И отчетливый штемпель «Москва».

А потом незаметно я снова
Все письмо перечел в тишине,
Отзывалось в нем каждое слово
Самой нежной любовью ко мне.

Я читал, и росла моя сила,
Мне казалось, что вместе с женой
Тем же голосом мне говорила
Вся страна: «Будь здоров, мой родной!»

Обо всем мне жена написала
И в конце, вместо слов о любви
Вместо «крепко целую» стояло:
«Ты смотри, мой хороший, живи!

Ну, а если от пули постылой…»
Тут шли точки неровной строкой,
И стояло: «Запомни, мой милый,
Есть бессмертие в смерти такой».

Буду жить, буду драться с врагами,
Кровь недаром во мне зажжена.
Наше счастье топтать сапогами
Мы с тобой не позволим, жена.

Над бойцами плыл дым от цигарок,
За деревней гремел еще бой,
И лежал у меня, как подарок,
На ладони конверт голубой.

Я глядел, а улыбка сияла,
И глаза были счастьем полны:
Это Родина мне написала
Чистым почерком верной жены.

1941

Я пишу, дорогая, тебе

Повезло нам сегодня с ночлегом —
Печка топится, лампа горит.
И подсолнух, засыпанный снегом,
Вдалеке на пригорке стоит.

Чай дымится, душистый и сладкий.
Отогрелись мы в теплой избе.
На листочке из синей тетрадки
Я пишу, дорогая, тебе.

Я пишу, а вокруг, дорогая,
Спят бойцы на шинелях своих,
Печка топится. Лампа, мигая,
Свет спокойный бросает на них.

Снова голос твой тихий я слышу —
Он навеки мне в сердце проник:
«Как же, милый, на холод ты вышел
И забыл застегнуть воротник?»

В светлой дружбе мы жили с тобою,
Как цветы полевые росли,
И над нашей чудесной судьбою
Вдруг топор занесли.

Ничего! Мы обрубим им руки,
Ничего! Стисни зубы сильней,
Каждый миг нашей гордой разлуки
Враг оплатит нам кровью своей.

Если б только увидеть могла ты,
Как ползу я с гранатой в дыму…
Грозный счет мой открыт для расплаты,
Платят кровью враги по нему.

Не один я такой в нашей роте,
Каждый счет свой открыл именной…
И берем мы втройне при расчете
За семью, за разлуку с женой.

За страну, за сады, что шумели,
Кровью платят враги нам сполна.
Правда, волосы чуть поседели:
Что ж поделать, на то и война!

Дорогая, горжусь я тобою,
Только вспомню – и сердцу тепло.
К нам в окопы вчера, после боя,
Много разных подарков пришло.

Пулеметчики варежки взяли…
И узнал я, мой друг, не таи,
Их у детской кроватки вязали
Руки родины, руки твои.

Зимний ветер в трубе завывает.
Спят бойцы – просыпаться им срок.
Печка топится, лампа мигает,
И дописан последний листок.

Я окреп для борьбы и для жизни,
И сплелось воедино во мне
Чувство родины, верность отчизне
С нежным чувством к любимой жене.

1942

Хусен Андрухаев
(1920–1941)

Родился в ауле Хакуринохабль в Адыгее. Окончил Сталинградское военно-политическое училище. 8 ноября 1941 года в ожесточенном оборонительном бою на окраине села Дьяково Антрацитовского района Ворошиловградской области немцы окружили его и несколько раз кричали: «Сдавайся, рус!». Когда закончились патроны, Хусен, адыг по национальности, крикнул: «Русские не сдаются!» и подорвал себя и окруживших его вражеских солдат связкой противотанковых гранат. О последних минутах поэта поведал один из плененных позже немцев, тогда же информация попала в газету. Фраза «Русские не сдаются!» понравилась Сталину, и он не один раз ее использовал. Указом Президиума Верховного Совета СССР в 1942 году младшему политруку 136-й стрелковой дивизии Х. Б. Андрухаеву посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

«Я для врагов всегда найду…»

Я для врагов всегда найду
Слова, разящие, как пули,
А для друзей я славлю труд,
Чтоб словом добрым помянули.

И я пою, чтоб никогда
Не ведали друзья печали
И эту песню в честь труда,
Как хлеб, они благословляли!

Ласточка

В синем небе качаясь,
Любит летать
Ласточка белогрудная —
Гостья весны.
Ты звонче и радостнее
Других птиц
Своими крыльями рассекаешь воздух.
Делая стремительные повороты.
Мне нравится
Плавность твоего полета.
В жаркий день
Ты низко летишь над головой и рекой
И, касаясь крылом ее поверхности,
Сливаешься с ней.
Твое пенье доставляет мне радость,
Тихая, мирная птичка,
Ласточка, любимая всеми!

«… Сердце мое просит звонких песен…»

…Сердце мое просит звонких песен
Радость не измерить, не унять!
В армию иду я, чтобы с честью
Родину, народ свой защищать.

Все друзья, родные провожают,
Весь аул у нашего двора,
Счастья мне они во всем желают —
Подошла желанная пора!

…Всем желаю, радуясь, волнуясь.
Весело трудиться, мирно жить.
Ведь за это с гордостью иду я
В армию Советскую служить!

Александр Артёмов
(1912–1942)

Родился в Подмосковье. После службы в армии остался во Владивостоке. Успел создать четыре книги поэм, баллад, сказов, стихов, в которых живут и дышат океанская ширь, приморская тайга, седые горы Сихотэ-Алиня, ледяные пустыни Севера. В 1940 году поступил в Литературный институт им. А.М. Горького. В июне 1941 ушел добровольцем на фронт. Погиб в боях за Родину в 1942 году.