Моя милая психопатка (страница 4)

Страница 4

– Но все зависит от того, как ты будешь себя вести. Желание, чтобы ты был или чтобы тебя не было в моей жизни, меняется очень быстро. Однажды мне захотелось убить нашу милую уличную собаку только потому, что она начала лаять. Все зависит от того, что и как ты будешь делать.

Она поставила меня в один ряд с уличной собакой. Но я ни капли не расстроился.

3. Обед психопата

Я узнал тайну этой семьи уже через два дня после того, как появился в их доме. Для себя я назвал это быстрой адаптацией к новым условиям проживания. Я был очень горд, что выстоял и не упал в обморок от услышанного. Даже подумать не мог, что я такой смелый парень.

В прошлом году в школе во время тренировок на выносливость мы бежали ночью через лес и кричали что-то для поднятия духа. Я не кричал. Не потому, что мне не было страшно, я просто не мог открыть рот. С другой стороны, если б кричал, мне не пришлось бы стирать штаны. Видимо, у меня заторможенная реакция. Может, поэтому в глазах моих новых родителей я выглядел как сдержанный человек, способный позаботиться об их дочери.

У меня было две миссии. Во-первых, я должен посещать школу вместо моей новоиспеченной старшей сестры, а потом пересказывать ей весь выученный материал. Во-вторых, контролировать, чтобы сестра не натворила глупостей в нашей деревне. Учитывая, что Тончжу перестала ходить в школу как раз в начале учебного года, когда она должна была перейти в седьмой класс, знания ее остались на уровне начальной школы.

Поэтому моих знаний ученика шестого класса вполне хватало для обучения старшей сестры.

– Иди в школу, хорошо учись, потом все мне расскажешь. Если от тебя не будет пользы, ты знаешь, что произойдет.

Так звучал наказ моей старшей сестры. В понедельник меня ждал первый урок в новой школе. В приемной семье на меня возлагали большие надежды. Конечно, я очень хотел оказаться полезным. Я помнил ее взгляд: без единой капли жалости от меня избавятся, если я стану не нужен. Интересно, профессор Ким видел именно этот взгляд перед смертью?

После усыновления и переезда в новый дом я каждую ночь садился в угол комнаты и писал письма маме. Большую часть комнаты занимала сестра.

– Мне надо больше места.

Я соглашался и не спорил. Я был маленьким слабым мальчиком перед этим психически неуравновешенным человеком. Как и все люди, я мог быть слабым перед сильным и сильным перед слабым. Проблема заключалась только в том, что в этом мире вряд ли есть кто-то слабее меня. В этом узком пространстве за шторами каждую ночь я писал письмо в надежде найти маму. Все мои переживания, проблемы, тяготы и лишения были в этих письмах. Я рассказывал о том, как однажды ночью Тончжу наступила на меня, а я даже не смог закричать. Просто стерпел эту внезапную боль. Рассказал и о проблеме с едой: мне приходилось довольствоваться рисом с водой, потому что все остальное забирала себе Тончжу.

Я не понимал ее образ мыслей.

Она никогда не извинялась. Ни за то, что наступила на меня, ни за то, что ударила, проходя мимо. В этом была вся она.

– Я случайно. Это не специально. А если не специально, то и извиняться не надо.

Как же меня это раздражало. Я был уверен: если Тончжу убьет человека и закопает его труп, то не испытает чувства вины. Профессор Ким, должно быть, умер именно так. И ее младший брат Тончжун.

Девять лет… Столько времени прошло с тех пор. Для семьи это стало ударом: старшая сестра убила своего младшего брата. Внешне, конечно, все выглядело мирно и спокойно, но именно в тот момент в семейных отношениях что-то рухнуло. Это была именно та ситуация, когда ты через силу принимаешь реальность, с которой невозможно смириться, и продолжаешь идти по жизни, как будто ничего не случилось. Как чаша, наполненная до краев. Стоит добавить буквально одну каплю, и все содержимое выльется наружу.

Так можно было описать атмосферу, царящую в моей новой семье.

Мой новый отец, Юн Чанпхаль, говорил, что его отец, а теперь мой дедушка, Юн Ухван, был патологическим лжецом. Он часто рассказывал детям о том, что участвовал в корейской войне, об ужасах того времени, когда Север и Юг воевали друг с другом. В своих рассказах он обычно рисовал кровавые картины сражений и взрывающихся снарядов.

Деревенские мальчишки с замиранием сердца слушали эти истории и представляли себе деда настоящим героем. Благодаря чему и юный Юн Чанпхаль завоевал себе большой авторитет среди местной детворы. Каждый раз, когда мальчишки кричали: «Чанпхаль, твой отец настоящий герой!», он расправлял плечи и гордо вышагивал по деревне. Но скоро это закончилось.

Мальчишки повзрослели, научились считать и поняли, что возраст деда и время корейской войны не совпадают между собой. Дед родился в 1948 году, а корейская война длилась три года – с 1950-го по 1953-й. Получается, в то время деду было три года. Чтобы выкрутиться, старик придумал историю про детские военные отряды.

Во время очередного рассказа один из ребят, парнишка крупного телосложения, поднял руку и спросил: «В три года можно было пойти на фронт? Какая-то сказочка про мальчика-силача».

В конце концов дед и его сын стали объектом насмешек. Но и в этой ситуации дед не испытывал угрызений совести.

Он продолжал повторять даже в состоянии своего затуманенного рассудка:

– Я тебе еще покажу…

Можно было подумать, что дедушка мысленно обращался к тому самому мальчику, который утер ему нос своим вопросом. Это был сын одного из жителей деревни по фамилии Ким.

Однажды в школе учитель объяснил нам, что мелочные люди долго помнят тех, кто когда-то встал у них на пути, и мечтают им отплатить той же монетой. Дед был именно таким. Будучи еще в здравом уме, когда деменция только-только давала о себе знать и он узнал о диагнозе своей внучки, дед очень старался сделать так, чтобы Тончжу каким-то образом оказалась недалеко от дома того самого Кима.

– Тончжу, ты не пойдешь сегодня к нашим соседям?

Учитывая прошлые заслуги деда, сложно представить, что он делал это из добрых побуждений. Он всю жизнь кого-то обманывал. Сама госпожа Нам долго не могла поверить в правдивость его заболевания и думала, что таким образом он просто пытается привлечь к себе больше внимания. Она даже нашла где-то настойку из угря, объяснив ценность напитка ее уникальными свойствами:

– Угорь живет в море, но умирать заходит в реку. Внутри себя рыба несет столько секретов и тайн, что вот-вот лопнет. Желание рассказать о том, что она видела и слышала в море, сводит рыбу с ума, поэтому она так извивается. Настойка на этом угре подталкивает человека рассказать все, что он знает, без утайки.

Конечно, любой алкоголь способен показать истинное лицо человека, но настойка на угре загоняет в угол. Она вытаскивает на поверхность все тайные мысли и скрытые намерения. Поэтому госпожа Нам планировала напоить этим зельем деда.

Но он и тут сумел уйти от ответа. У деда с тех пор стало плохо с головой. Говорят, что в ту ночь тетушка Нам горько плакала, пока мыла стакан из-под этой горе-настойки.

Мне на каком-то этапе стало интересно, почему такой же эксперимент она не провела со своей дочерью. Можно было бы узнать все ее подлые намерения. Особенно планы на убийство. Я попытался заговорить об этом с госпожой Нам, но она замахала руками:

– Ни в коем случае! Этот напиток нельзя давать детям.

Но мне казалось, что мои приемные родители не хотят этого делать не потому, что их дочь несовершеннолетняя, а потому, что боятся узнать то, что у нее на уме. Скорее они боялись, что она выскажет им все, что накопилось в ее черной душе, и набросится со словами «Я убью вас всех!».

Опыт госпожи Нам научил меня тому, что правды должно быть столько, сколько ты готов принять.

Обычный человек наверняка подумает, что делить комнату с психически больным и быть его опекуном – это трагедия всей жизни. Но я не обычный. Если помните, я особенный, как то особое молоко. Какие бы трудности ни случались в моей жизни, я всегда старался найти в них что-то положительное и чему-нибудь научиться. Свое положение в новой семье я решил воспринимать не как страдания и мучения от общения с этой психопаткой, а как жизненный урок.

В мультфильме про покемонов главный герой тренировал своего карманного монстра, который потом сражался с бандитами. Моя новоявленная сестра стала моим карманным монстром, моим Пикачу.

Герой мультфильма обучал своего монстра сражаться. Все, что мне нужно было сделать, – это правильно воспитать Тончжу и переманить на мою сторону. Представляя себе такое будущее, я улыбался. Единственное, за что я переживал, – а настанет ли это будущее. А что, если она убьет меня, потому что я перестану быть для нее хорошим? Мама была моим шансом, единственным шансом на спасение, несмотря на то что ни разу не ответила на мои письма.

* * *

Через месяц после усыновления я перестал ей писать. Она не придет за мной. Она мне даже не ответила. Я на каждом конверте написал адрес отправителя, но мама так и не пришла. Мой крик о помощи, мой сигнал SOS, остался без ответа.

С тех пор как меня оставили в детском доме, прошло девять лет. За все это время мама один раз тайком пришла и купила мне вкусную отбивную котлету. Больше она не приходила, но я никогда не сомневался в ее чувствах ко мне.

«Настоящая любовь – это умение ждать. Любимого человека можно ждать сотни и тысячи лет», – так звучали слова одной из любимых песен директора нашего детского дома. Из слов этой песни я узнал в своем раннем возрасте, что такое любовь, и решил, что буду жить по ее законам.

– Мама, я тебя люблю, и я буду ждать тебя.

Я решил, что мама не приходит за мной, потому что уверена, что я в детском доме, в безопасности. Вот только я был в одном доме с психически больным человеком, и полное отсутствие попыток вытащить меня отсюда создавало ощущение, будто мама меня не любит. Это не мешало ждать, но мешало существовать.

За то время, что я ждал маму, я начал привыкать к своему новому дому. Однообразная рутина в школе, устрашающая обстановка дома – но я в этом жил. Если б не одно событие, моя жизнь была бы спокойной и размеренной, хотя и на грани большой опасности.

Я действительно не мог представить, что такое случится, что появится человек, который станет новой жертвой этой психопатки.

Представьте, что в клетку ко льву должны бросить зебру. Именно такая обстановка царила в нашей деревне. Но до того, как выбрали зебру, Тончжу стала говорить странные вещи:

– Ёнин, а куда исчезают все преступники?

– Исчезают? Это ты о чем?

Тончжу, лежа на полу, продолжала задавать странные вопросы:

– Ты же видел по телевизору передачи про преступников? Ты сам говорил, что в 1997 году в нашей стране отменили смертную казнь. Но где доказательства того, что эти люди все еще живы?

– Доказательства, что преступники живы?

Я не понял с первого раза суть вопроса, поэтому Тончжу повторила еще раз, как будто делала одолжение:

– Именно. Доказательства их существования. Все эти люди пропали без вести, исчезли из этого мира. Их всех поймали и съели.

– Поймали и съели? Кто?

– Что за глупый вопрос. Ты знаешь, как выращивают самку богомола? Ей скармливают других насекомых. Они намного меньше, но они тоже насекомые. Тюрьма, где содержат преступников, похожа на домик самки богомола. И в этой тюрьме есть огромных размеров психопат. Никто не сравнится с ним в жестокости. А все преступники становятся кормом для этого короля психопатов. Это естественный отбор. Все в этом мире относительно. Человеческая жестокость не исключение. Как ты думаешь, если объявить, что преступники исчезают, миру это будет интересно? Преступники – всего лишь корм, который бросают на обед королю психопатов, тайно живущему в тюрьме.

– А для чего они выращивают этого огромного психопата?

– Уничтожать опасных преступников. Бесследно. Как самка богомола уничтожает на обед кузнечиков.

– Откуда вдруг такие мысли?

– Последнее время все тело чешется. Поэтому я начала думать об этом.

С этими словами Тончжу поднялась с пола и подошла к окну. Заложив руки за спину, она обернулась и сказала: