Влияние морской силы на историю (страница 11)
Если можно верить истории, то путь, каким испанцы и родственные им португальцы искали богатств, не только оставил след в их национальном характере, но оказался фатальным для здорового роста торговли, для промышленности, на которую торговля опирается, и, наконец, для того национального богатства, которое этим ложным путем стяжалось. Жажда приобретений переросла у них в жестокую алчность; они искали в новооткрытых землях, обеспечивших развитие коммерческого и морского дела в других странах Европы, не новое поле промышленности, не здоровое возбуждение духа исследования и жажды приключений, а серебро и золото. Они имели много великих качеств: были смелыми, предприимчивыми, умеренными, терпеливыми в страданиях, пылкими и одаренными развитым национальным чувством. Присоединим сюда выгоды географического положения Испании, ее хорошо расположенные порты, а также факт, что она первая заняла обширные и богатые земли Нового Света, долго оставаясь без соперников, так что сто лет после открытия Америки была первенствующим государством в Европе; ввиду сказанного справедливо было ожидать, что она займет и первое место между морскими державами. Результат, как все знают, оказался противоположным. Со времен сражения при Лепанто в 1571 году страницы истории Испании, несмотря на участие страны во многих войнах, не освещены ни единой сколько-нибудь серьезной по своим последствиям морской победой. Упадок торгового судоходства достаточно объясняет горькую и иногда смешную немощность испанских моряков на палубах военных кораблей. Без сомнения, такой результат не следует приписывать одной только причине. Без сомнения, правительство Испании во многих отношениях затрудняло и подавляло свободное и здоровое развитие частной предприимчивости, но характер великого народа ломает или сам формирует характер своего правительства, и едва ли можно сомневаться, что, имей народ склонность к торговле, само правительство увлеклось бы тем же течением. Обширное поле колоний было удалено от центра того деспотизма, который вредил росту старой Испании. В самом деле, тысячи испанцев – как рабочего, так и высшего классов – оставляли родину, и промыслы на чужбине позволяли посылать домой мало что, кроме денег или товара малого объема, не требовавшего судов большой грузовой вместимости. Метрополия сама производила разве что шерсть, плоды и добывала железо; ее мануфактуры были ничтожны, промышленность страдала, население постоянно уменьшалось. Она и ее колонии встали в такую зависимость от Голландии по отношению к необходимым предметам жизненного потребления, что для оплаты последних продуктов скудной местной промышленности уже недоставало. «Голландские купцы, – пишет современник, – которые разносят деньги во все уголки света для покупки товаров, должны из этой единственной страны Европы вывозить деньги, получающиеся за ввозимые туда продукты». Таким образом, богатство, столь желанное для испанцев, лихорадочно его домогавшихся, быстро уходило из их рук. Уже указывалось, как слаба была Испания с военной точки зрения вследствие упадка ее мореходства. Богатство страны, транспортировавшееся в малом объеме на небольшом числе судов, которые следовали более или менее установившимися путями, легко подвергалось захвату со стороны неприятеля, и эти набеги тут же парализовывали «нервы войны». Между тем богатства Англии и Голландии, рассеянные на тысячах кораблей во всех частях света, выдерживали множество тяжких ударов на протяжении многих изнурительных войн и притом возрастали, хотя и не без болезней. Португалия, судьбы которой тесно связаны с судьбами Испании в наиболее критический период ее истории, тоже стремится, как говорят, под гору; хотя в начале соперничества за морское могущество она стояла во главе всех европейских стран, но потом далеко отстала. «Рудники Бразилии сделались источником разорения для Португалии, как рудники Мексики и Перу – для Испании; все мануфактуры подверглись пагубному презрению, скоро Англия начала снабжать Португалию не только тканями, но и товарами всякого рода, даже соленой рыбой и зерном. Разгоряченные жаждой золота, португальцы забросили саму обработку своей почвы, виноградники Порту в конце концов скупили англичане на бразильское золото, которое проходило через Португалию для того, чтобы рассыпаться по Англии». Нас уверяют, что за пятьдесят лет целых пятьсот миллионов долларов «извлечено из бразильских рудников» и что по истечении этого срока в Португалии осталось всего двадцать пять миллионов в звонкой монете», – вот поразительный пример различия между богатством действительным и мнимым.
Англичане и голландцы жаждали приобретений не менее, чем южные нации. Тех и других называли «нациями лавочников», но эта насмешка, в той мере, в какой она справедлива, делает честь их благоразумию и добросовестности. Они были не менее смелыми, предприимчивыми и терпеливыми, чем испанцы и португальцы. Они даже были более терпеливы и настойчивы, ибо искали богатства не мечом, который сулил, по-видимому, скорейший результат, а трудом, то есть путем долгим, но верным, что, собственно, и послужило причиной для вышеприведенного прозвища. Но англичане и голландцы, принадлежа к одной и той же расе, обладали всегда и другими качествами, не менее важными, чем поименованные выше; таких качеств испанцы и португальцы лишены, а они, вместе с географическим положением самих стран, побуждали к развитию мореходных сил. Это всегда были деловые люди – промышленники, производители, негоцианты. Поэтому, как на родине, так и за границей, поселяясь ли на землях цивилизованных наций, во владениях варварских восточных правителей или в основанных ими самими колониях, они везде старались воспользоваться всеми местными ресурсами, которые старались приумножать. Острый инстинкт прирожденного купца – лавочника, если хотите, – постоянно побуждал к поискам предметов для обмена, и это побуждение, в соединении с трудолюбием, свойственным целым поколениям, неизбежно делало их производителями. Дома они становились великими фабрикантами, а за границей, там, где они первенствовали, земля постоянно богатела, продукты ее умножались, и необходимый обмен между метрополией и колониями требовал все большего и большего количества судов. Судоходство поэтому возрастало вместе с требованиями торговли, и нации с меньшей способностью к мореходной предприимчивости – даже сама Франция, как ни велика она была, – начали нуждаться в их продуктах и в их судах. Так они многими путями приближались к достижению могущества на море. Эти природные устремления и это развитие, конечно, по временам уклонялись в сторону и серьезно задерживались вмешательством других держав, ревниво относившихся к такому процветанию Англии, какого их население могло добиться лишь путем искусственной поддержки; о последней мы будем говорить при разборе влияния характера правительства на морскую силу.
Склонность к торговой деятельности, в том числе необходимое производство предметов для торговли, составляет национальную характеристику, в высшей степени важную для развития морской силы, так как маловероятно, чтобы при такой склонности и соответствующих морских границах нация могла бы испугаться опасностей моря или иных неудобств мореплавания и пренебречь стяжанием богатств через океанскую торговлю. Конечно, богатство приобретается разными путями, но тогда оно не приводит к развитию морской силы. Возьмем для примера Францию. Это чудная страна с трудолюбивым населением и превосходным положением. Французский флот переживал известные периоды большой славы и даже в дни своего упадка никогда не обесчещивал военной репутации, столь дорогой для наций. Тем не менее как морское государство, надежно опирающееся на широкий базис морской торговли, Франция в сравнении с другими историческими морскими державами никогда не занимала положения по-настоящему значимого. Главная причина в отношении свойств народа заключается в способах, какими народ добывает богатства. Испания и Португалия искали обогащения в добывании золота из недр земли, а характер французского народа заставляет идти к благосостоянию путем бережливости, экономии, накопления. Говорят, что труднее сохранить состояние, чем его составить. Может быть, так и есть; но отважный темперамент, побуждающий рисковать наличным ради большего, имеет много общего с тем духом предприимчивости, который завоевывает мир для торговли. Осторожность и стремление к экономии, действия робкие, подразумевающие уверенность в успехе, могут привести к общему благосостоянию в малом масштабе, но не к развитию внешней торговли и мореходных интересов. Для иллюстрации сказанного приведем пример, придавая ему только то значение, какое он заслуживает.
Один французский офицер, разговаривая с автором о Панамском канале, сказал: «Я имею две акции в этом предприятии. Во Франции мы не поступаем так, как у вас, где большое число акций сосредоточивается в руках немногих. У нас многие берут одну или всего несколько штук. Когда акции появились на рынке, то жена посоветовала мне купить одну для себя и одну для нее». По отношению к обеспечению личного достатка человека такое благоразумие, без сомнения, оправданно; однако когда излишняя осторожность или финансовая робость становятся национальной чертой, то они неизбежно начинают ограничивать национальные торговые предприятия и судоходство. Осторожность в денежных делах в приложениях к другим сторонам жизни ограничила деторождение и почти остановила прирост населения Франции.