Дочь тренера. Бой без правил (страница 23)
Отмахиваюсь и без куртки выскакиваю на улицу. Иду туда, где недавно курили наши. Тут небольшая беседка, скамейки. Облокачиваюсь на деревянное ограждение. Тряхнув головой, снова перелистываю «занимательные» картинки. Живот сжимается, превращаясь в камень. Сердце больно лупит по ребрам. Пытаюсь вдохнуть. Выходит так себе. Ощущение, что кислород в воздухе резко закончился.
– Блядь, как так-то, Лекси? – сиплю я. – Как, мать его, так?!
В висках стучит. Закрываю глаза, но они тоже пульсируют. Я весь, сука, горю и пульсирую! Мне внутри холодно до дрожи, а кожа горит. Даже ночной ноябрьский минус не помогает.
Вцепившись пальцами в волосы, присаживаюсь на корточки. Рычу, хриплю, как смертельно раненый зверь.
– Пока меня нет, ты с ним, да? Куда он тебя повез? Куда, мля?! – скриплю зубами.
И ведь, сука, давно она с ним. И со мной…
Заебись, ситуация!
Ты же мне сказала, что любишь! И я… я люблю тебя. Зачем ты это со мной сделала, Улыбашка? Нахуй было меня спасать? Чтобы потом утопить?
Ты, выходит, нихрена не особенная. Обычная лгунья и предательница, как все. Это я олень, захотелось поверить, что бывает иначе. Я, блядь, начал в это верить!
Нет, не бывает…
Все люди лгут.
И получается, что родители показали мне максимально честный вариант отношений – рыночный.
Чувств захотел? Включаться в них начал? Втянулся?
А хорошенькая Улыбашка тебя нокаутировала, Хаски!
Жизнь не ринг. У нее свои правила. И как только я решил сыграть по ним, забив на собственные, напоролся на очередную ложь. Только теперь у меня вскрыта грудная клетка. Тай ведь советовал…
Меня трясет всего. Зубы стучат, голова трещит, будто сейчас лопнет. Вдох сделать все еще не могу.
– Мэт, бля, встал! – Тай подхватывает под мышки и дергает вверх. Я даже не заметил, как с корточек уронил себя задницей на холодную землю.
Прислоняюсь спиной к перилам. Не вижу перед собой ничего. Мне никогда так хуево не было. Я пока не понимаю, как с этим справиться.
На плечи ложится куртка.
– Курить есть? – прошу у Салахова.
– Сейчас принесу, – вместо него отвечает Клим.
Через пару минут мне в руку ложится теплый вейп. Затягиваюсь. Никотиновый пар с ментолом непривычно дерет горло. Давлюсь им, кашляю, но тяну в себя снова.
– Что случилось? – спрашивает Тайсон.
– Глубокое разочарование, – хриплю в ответ. – В себе.
Потому что поверил ей. Потому что позволил себе чувствовать, скучать, влюбиться.
– Я пока не готов говорить об этом, сорри, парни.
– Норм. Мы тут молча рядом потусуемся.
И они с Зориным остаются со мной. Тай за компанию делает пару затяжек. Тоже кашляет. Клим забирает у нас вейп, прячет в карман.
– А-а-а, сука! – ору в агонии и швыряю трубу об асфальт, чтобы не вернуться в то сообщение и не смотреть больше на Улыбашку с другим.
Тайсон поднимает мой телефон, собирает, включает. Экран в трещинах, но эта качественная тварь продолжает работать.
Забираю у него трубу, иду в отель. Пацаны за мной.
Ложусь на кровать, отворачиваюсь к стене и зажмуриваюсь, кусая губы до крови.
Лежу, смотрю в одну точку, пытаясь протолкнуть в себя всю эту ситуацию, переварить и избавиться естественным путем. Не получается. Меня накрыло и придавило.
– Мэт. – Салахов толкает в плечо. В номере светло уже. Утро. – Нам выезжать через два часа.
Встаю, на автомате собираюсь. Даже жру в столовой под внимательным взглядом тренера и всех наших пацанов. Выгляжу, наверное, хуево. Насрать мне сейчас на это. Мне бы просто дышать, а не получается.
Я же приеду сейчас туда и… опять один. Без нее. Я целовать ее хотел сегодня. Обнимать. Тискать. Но никогда не буду третьим. Мне мерзко от одной мысли, что кроме меня ее трогал кто-то еще. Параллельно, блядь! Ненасытная маленькая сучка!
Жестокая, как я ей говорил. Очень жестокая девочка.
Выходим с сумками к автобусу.
– Загорский, – тренер тянет меня за локоть подальше от парней, – у тебя лицо как у мертвеца, серое.
– Спал плохо, Юрий Германович. Все нормально.
– Маме с папой эти сказки оставь, Матвей! – рявкает он.
– Мне пока нечего вам сказать, правда…
Дочка же его. Как все будет дальше?
Голова снова взрывается острой болью. Точно так же я недавно ощущал тоску по Лекси, но мне было тепло в этом ощущении. Теперь опять холодно.
Разбитый телефон начинает вибрировать в кармане.
Достаю, смотрю на экран. В грудь пробивает приступом боли, и горло сдавливает удушьем.
Улыбашка…
Сбрасываю. Мне пока не о чем с ней говорить. Позже.
Глава 31
Алексия
Тяжелый разговор с Динарой Асановной забрал у меня последние силы. Я уговорила ее пока ничего не сообщать отцу. Мне нужно время, чтобы все обдумать, поговорить с Матвеем. Чертов Хаски все еще не отвечает, но я больше не эмоционирую. За последние сутки меня выжгло внутренней истерикой. Безразлично смотрю в пыльное окно троллейбуса. Все картинки сливаются в грязно-серую блеклую массу.
Тяжелые веки так и норовят закрыться. Я позволяю им это, вслушиваясь в голос, объявляющий остановки.
Выхожу на своей. Не глядя по сторонам, добегаю до подъезда. Поднимаюсь в квартиру отца и, скинув в одну кучу куртку и грязные ботинки, закрываюсь в комнате.
Прячусь с головой под одеяло и быстро засыпаю без сновидений, бесконечно выныривая в реальность и проваливаясь обратно в темноту.
В очередной раз просыпаюсь, когда в прихожей щелкает замок. Отец приехал, но подняться и встретить его у меня нет сил. А еще мне страшно и стыдно смотреть ему в глаза. Мне кажется, если я это сделаю, он сразу обо всем догадается.
Зовет. Не получив ответа, заглядывает в комнату, подходит к кровати. Я жмурюсь, делая вид, что сплю. Тепло проводит по моим волосам, поправляет одеяло и тихо выходит, оставив дверь приоткрытой. Из прихожей в комнату попадает полоска теплого желтого света. Смотрю на нее и жду, когда позвонит Хаски.
«Ты же приехал. Набери меня», – умоляю его, снова проваливаясь в сон.
До утра я как будто в лихорадке. То холодно, то жарко. Ладонь ложится на живот, я ее тут же отдергиваю. Сердце начинает биться быстрее. Задрав футболку, делаю это еще раз, уже осознанно.
Там теперь живет ребенок. Что мне с ним делать?
До боли закусив губу, выбираюсь из комнаты на кухню. За окном еще темно, лишь далеко-далеко виднеется серая полоска рассвета. На уличном подоконнике снежок, и даже по виду там очень холодно. Поежившись, делаю себе горячий сладкий чай. О еде пока даже думать трудно. Желудок урчит, и одновременно с этим меня мутит. Чай смягчает это состояние, и я возвращаюсь к себе, чтобы собраться в университет.
Сбегаю до того, как встанет отец. Пока еду на занятия в полупустом транспорте, листаю отзывы о разных клиниках и гинекологах. Мне при любом раскладе нужен будет хороший врач.
«Интересно, какой он, малыш?» – лезет в голову очередная мысль.
Маленькая голубоглазая девочка со светлыми кудряшками или кареглазый мальчик?
Если он вообще родится…
Меня вгоняют в холодный пот обе мысли: и то, что я буду мамой, и то, что могу пока ей не стать.
Так страшно решать судьбу человека. Понятно, что там его еще нет толком. Но все равно меня придавливает этой ответственностью так, что с трудом удается встать и выйти на своей остановке. Хочется побыстрее разделить ее с Мэтом. Мы же вместе сделали этого ребенка, значит, и решать должны вместе.
Но Хаски на занятия не явился, как, собственно, и вся его компания.
Вполуха слушая Сашу, выдерживаю учебную часть дня. Прощаюсь с подругой, забегаю в аптеку и зачем-то покупаю еще несколько тестов на беременность. На руках уже есть результат, но мне надо.
Делаю их в туалете ближайшего кафе. Грустно, нервно улыбаюсь. Все три положительные.
Себе оставляю один, остальное выбрасываю в мусорное ведро.
Отец звонит.
– Да? – стараюсь отвечать как можно бодрее.
– Ты во сколько ушла утром?
– Мне пораньше надо было. Будить тебя не хотела. С приездом.
– Спасибо. После занятий домой или к нам заглянешь? Я хоть увижу тебя, – смеется папа.
– Домой, наверное. Задали много, да и сессия скоро. Надо готовиться. А во сколько у вас тренировка?
– Да вот, еду уже. Через час начинаем.
– Хорошо. Тогда вечером увидимся. Обнимаю, – грустно улыбаюсь, глядя на свое отражение в зеркале.
Прикидываю, что сейчас они тренируются не меньше двух часов с перерывом. Дома я сойду с ума. Останусь пока здесь.
Выбираю столик у окна, заказываю себе латте с вишневым сиропом и шоколадный торт с грецкими орехами. Почему-то очень резко захотелось именно такого сочетания. Наверное, это от стресса. Шоколад и орехи, насколько я помню, благотворно влияют на нужные мне сейчас гормоны.
Расплатившись за свой заказ, вызываю такси и еду прямиком во Дворец. В машине меня начинает знобить и потряхивать от нервного напряжения.
Они же вернулись, а Матвей так и не перезвонил.
Пытаюсь себя не накручивать, но в голову все равно упрямо прорываются мысли о том, что это конец. Нас с ним. От этого становится еще хуже. Я не хочу его терять. Я не готова. Я же люблю его. Холодного, малоэмоционального придурка!
Шмыгнув носом, вытираю дурацкие слезы.
Не плакать, Лекси! Не смей при нем плакать! Тем более, если все так!
И я беру себя в руки. Салфеткой вытираю влагу с лица, даже немного поправляю едва заметный корректирующий макияж.
Выдыхаю.
Не надо раньше времени делать выводы. Мой парень такой… Сложный.
Подняв подбородок выше, выхожу из такси. Меня моментально до самых косточек пробирает холодом.
– Добрый день, – приветствую охранника во Дворце спорта. – Скажите, а у Терехова уже закончилась тренировка?
– Не выходили еще, – отвечает мужчина в форме.
– Я пройду тогда?
Кивает и отворачивается.
Все уже в курсе, что я дочка тренера по боксу. В узком коллективе, где все друг друга знают и видят чаще, чем собственных родных, долго такое не утаишь.
На деревянных негнущихся ногах иду по коридору в сторону открытого спортивного зала. Отец как раз отпускает парней. Хоть время на моей стороне, правильно все рассчитала.
Терехов первый выходит ко мне.
– Приве-е-ет, – подходит и крепко обнимает. – Ты прости, что я не звонил последнюю пару дней. Было много тренировочной и организационной работы. Но я обещаю компенсировать, – улыбается папа.
– Все хорошо, я все понимаю, – шепчу ему, прижимаясь щекой к крепкому плечу.
– Дождешься меня? – заглядывает в глаза. – Бледная, Лекси, – только сейчас замечает.
У него у самого вид уставший, так что я не обижаюсь. Рада, что он вернулся, и у меня вроде даже земля под ногами перестала так сильно раскачиваться. Появилась опора.
– Ты плохо себя чувствуешь?
– Это так, – выжимаю из себя улыбку, – женское, – понижаю голос.
– Ясно…
Я перестаю его слушать. Из зала выходит Матвей. Мы застываем друг на друге взглядами. Отец понимающе уходит, забирая с собой Тайсона и Клима.
А мы все стоим. От самого затылка по шее, спине к пояснице ползет очень страшный холод, который сочится из ярких голубых глаз моего… или уже нет, Хаски.
Он и не Хаски сейчас. Ледяное чудище. Такое же бледное, как и я, если не хуже.
– Матвей, нам надо поговорить. – Голосовые связки едва слушаются. Их будто тоже заморозило.
Отчетливо скрипнув зубами и сжав руки в мощные кулаки, он делает несколько тяжелых шагов ко мне. Смотрю в его красивое лицо. Сейчас оно заострилось, стало жестче, опаснее, но мне важно другое. Я же знаю, где искать его настоящего. И, пересилив себя, вновь заглядываю в глаза. Ищу там то, что заставляет мое сердце биться в разы чаще. Огонь и постоянная жажда тепла, спрятанная за толстой коркой синего льда. Но вместо этого меня накрывает другими его эмоциями. Сильными настолько, что мой живот становится каменным, пытаясь их оттолкнуть.