Дурость какая-то. Но коль взялся обучать ловкости и скорости – сделаю, покуда хватит моего терпения и её сил. Да и нет лучшего учителя для человека, чем волколак… ежели по совести! Кто ещё лучше поможет свыкнуться с его мощью и победить страх перед его клыками?..

Потому и погнал её. Только хрупка была девчонка. Ещё получаса не прошло, уже хрипела и ноги едва волочила. Хотел было стопорнуть, да она сама рухнула наземь, за корень извилистый зацепившись. С размаху, всем телом, и даже руками не попытавшись себя подстраховать.

В нос тотчас ударил запах свежей крови. Рана небольшая, но Славка взвыла, за коленку хватаясь.

Приблизился, недовольно скалясь. Славка тотчас захлюпала носом, глотая молча слёзы.

– Покажи, – строго велел.

Мелкая нехотя руки от коленки убрала, где тотчас рана кровью заполнилась.

Мда, и плоть у неё слаба, и кости… Не получится из неё воительницы, как из наших, ежели не сделаю то, от чего подохнуть может на месте. Ведь до сего дня ни одна человечка не выжила, принимая кровь Зверя.

Это был риск, но не выжить ей без того ни сейчас, ни потом!

Наша кровь – ключ для снятия проклятия. Это поняли давно, но как им пользоваться, так и не смекнули. Ещё Роден опыты проводил над самками человеческими. Опаивал их кровью нашей, да только не выдерживали слабые существа такой мощи: с ума сходили, плоть свою раздирая от боли. Зверь не приживался в них. А слишком маленькие дозы ничем не помогали, личины не меняли.

Потому и страшился я, задумав это дело.

Альфа сурово накажет, ежели ошибусь. Брат мне войну объявит. Сам себя не прощу…

Ещё пару дней назад, когда в ничейных землях совета спрашивал у одного знающего волколака, которого не то чтобы слушал и уважал, но к которому, оказавшись в передряге, интуитивно обратился. И он велел рискнуть.

Я сомневался несколько секунд:

– Жить хочешь?

– Да, – кивнула, не мешкая, Славка и таким на меня взглядом преданным посмотрела, что смела все преграды и страхи.

– А умереть боишься?

– Да!

– Мне веришь?

– Да… – сглотнула боязливо. Страшилась, но верила. Удивительное существо. А вот я никак не мог понять, с чего это она мне доверяет? Я рядом с ней себе не доверял, а она…

Лизнул размашисто ушибленную коленку, залечивая рану своей слюной, и то, что затянется быстрее, чем на псе, знал наверняка. Только глотку сдавило и кишки скрутило от того, как сладка была её кровь. Того не ожидал, Зверь вновь стал рваться наружу, требуя тотчас пометить свою самку. Чтобы не сорваться, зло рыкнул:

– Открой рот!

Побоялся много крови своей дать. Каплю… для начала, как мне и советовали. Так и дал – на пробу. Не ведал же, как она на это отреагирует. Может и ничего страшного с ней не станется, как с другими, кому такую дозу давали, а может…

Славка хоть и обещала, что будет слушаться безоговорочно, но когда велел проглотить, пришлось рыкнуть, а то вытаращилась, как рыба, и уже была готова выплюнуть… Но только когда пригрозил, что уйду, выполнила требование. Пока тошноту перетерпливала, прокашливалась, за шкварник вздёрнул её на ноги, и вновь погнал по лесу, не позволяя яду взять верх над телом человека.

Гонял много, наплевав, что плохо ей было, рвало и штормило с непривычки. Сам едва не подыхал от ужаса, что падёт девчонка и, обращаясь в Зверя, сама себя убьёт прежде, чем оборот случится. Но ни первого, ни второго не случилось.

Славка боролась и под конец тренировки, хоть и бледная была точно полотно, но живая! И сердце её билось хоть и яростно, но чётко. Только человеческое – как и до сего.

День, второй, третий… Славушка безоговорочно выполняла мои указания. Не скулила, а ежели плакала, то молча, беззвучно, потому что я дал понять, хоть один звук, что мне не по нраву придётся, хоть одно какое-то неудовольствие или каприз – сделаю хвостом! Пусть подыхает под свояками!

Славка упрямо губы поджимала, с готовностью и упорством выполняла, что наказывал. А получая увечья и царапины, не жаловалась, хотя видел, как ей тяжко давались мои задания и сколько боли накопилось в немощном теле.

Но не жалел. Следил, а на грани её отчаяния и полнейшего изнеможения, уходил. И её домой отправлял. Никогда больше не звал на тренировку, но ждал. И мелкая приходила.

– Меня Славушкой зовут, – обронила через несколько дней, прежде чем в сторону дома пойти. Она так вымоталась, что не шла, а ноги еле волочила, дышала тяжело и шумно. – Но все зовут Славкой, – понурила сильней голову, хотя не имя её огорчало, а моё безмолвие.

А я молча следил за тем, как уходит.

Это было необходимо: у меня давно свои тренировки шли. И прощание с мелкой – одна из них.

– Рагнар, – бросил в спину несколькими седмицами позже, когда понял, что хочу услышать из её уст своё имя, а не просто «Волк», «Серый» или «Эй»!

Славка запнулась на ходу, уже почти скрывшись за пушистой елью. Выглянула робко, синющими глазами меня околдовывая:

– Раг… – запнулась и я помог:

– Рагнар, – вторил с рыком, ибо не любил дятлом быть. Одно и то же не желал повторять. – Звать меня так, – секундой позже смилостивился, когда личико Славки озадачилось. – Все зовут меня… Рагнар! – глупо прозвучало, и потому я деланно отвернулся, мол, уходить пора.

***

Месяц, второй, третий… полгода, год… Мы тренировались с редкими перерывами в несколько дней, когда я уже не мог Зверя своего в узде держать. Выплескивал животную суть на охоте, усмирял дикие порывы с Иррэ, а потом возвращался к Славушке, и мы продолжали обучение.

Кровь давал сначала по капле в седмицу, повторяя полный оборот Луны, увеличивал до нескольких капель с каждым новым витком, пока до глотка небольшого не дошли.

Каждый раз моё сердце съёживалось от ужаса, что вот-вот доза окажется фатальной, и я лишусь Славки, но она переживала яд достойно. Тошнило, мутило, слабость в теле… и при этом мелкая терпела изнурительные тренировки. Не упрекала, не молила – была рада, ежели приходил, и тосковала, ежели держался в стороне.

Это ощущал нестерпимым, до вырывающегося из пасти волчьего воя, щемлением в груди.

Но я даже не смел думать о том, чтобы показать слабость!

Просто душил в зародыше любые чувства, кроме обязательства, и с тихим удовольствием отмечал изменения в ней и в себе…

Она старалась быть спокойной и сдержанной, но была непредсказуема в своей чистоте и невинности: каждой встречи была так рада, что со временем стала затягивать в диковатые игры с обниманиями и поцелуями. А ещё у меня за ушками любила чесать, загривок ногтями вздыбливать, просто гладить, нежности и глупости шептать. Не страшилась меня, словно с любимой игрушкой играла.

Я, сам того не замечая, привык к её рукам, хотя всячески избегал сближения: не просил нежности и прикосновений. Я – Зверь. Хищник. Волколак! Негоже мне урчать от оглаживаний аки псу ручному в руках хозяина, но в глубине души… ждал этого тепла. И даже глаза закрывал, отравленный теплотой ощущений.

Меня это и злило, и бесило, и озадачивало.

Первую ошибку сделал в тот день, когда на неё глянул во младенчестве. Повторил, когда согласился её обучать. А теперь по накатанной шло, но по моему плану, хоть и с некоторыми деталями, коих не мог просчитать.

И всё чаще себя уверял: ещё раз, и я проучу мелкую, но вместо порки, показательного наказания, вновь позволял себя в объятия загребать, вернее виснуть на моей шее.

Бывало, как натренируемся вдоволь, завалится Славушка, руки раскинув над головой, уставится в небо, а я точно зачарованный слушаю счастливый грохот её сердца.

Вот тогда и на меня блажь находила. К ней ложился рядом и чувствами её травился, покуда они меня не переполняли настолько, что срывался прочь к своим, где спасение было…

А в лагере отцу Иррэ, Арому, говорил свои наблюдения по поводу самок человеческих и нашей крови. Он ведь знахарь, авось, что надумает и Альфе передаст.

Мы не были дружны с Аромом, особенно после того, как я с его дочерью стал жить. Но волколак мудрый, личное и дела стаи не смешивал. Пусть не благодарил в открытую, не допытывался, откуда мне то или иное известно. И с каждый моим изысканием, его интерес возрастал.

Пока в один прекрасный день на очередном гоне он Альфу не уговорил дать невестам зелья. Дагр не рискнул всеми. Одной – самой крепкой и не третьей по роду. Ещё до начала…

Я сам не ведал о том, что за питье там было, но самка не загнулась в муках боли, не сдирала с себя шкуру, а на гоне была самой выносливой и быстрой. И даже первый натиск Зверя пережила…

Так что да, зелье пришлось по нраву Альфе.

Аром заслужил от него скупое «отлично».

Я не желал перетягивать лавры и даже не ждал благодарности от отца Иррэ, но он обронил, торопясь мимо, когда Имар, – ту самую девицу, – на руках в лагерь принёс, требуя помощи:

– Ты достойный сын отца.

На миг меня охватило чувство, что лучшей похвалы не существовало. Но усмирил бой сердца после первых глупых эмоций. Меня осенило: куда важнее знать, что у стаи появилась первая зацепка на пути к выживанию!

Глава 5

Рагнар

Несколько несколько лет спустя…

Годов пятнадцать Славке грянуло, когда заметил, что девочка уже была не мелкой и трусливой. Молодая самка: крепкая, ловкая, задорная и даже дерзкая. До такой степени привыкла ко мне и моим клыкам, что уж не страшилась игр наших. Вызов бросала и бежала, подол задрав да коленками голыми сверкая. А ещё смеялась… смеялась так заразительно, что глох я от этого, слеп от чистоты её…

Однажды гонясь за сорванцом – Славкой, забылся в пылу охоты. Нагнал жертву да повалил её наземь… Кровушка в башке от долгого бега аж грохотала. Сердце как очумелое колотилось. От дурмана сходя с ума и не в силах оторваться от манящего запаха, жадно носом по ней вёл от шеи… по груди, заметно подросшей, сейчас жадно вздымающейся и упругими бугорками теснящей узкий верх рубахи под сарафаном. Скользил, обнюхивая, вниз, пока в развилку между ног не упёрся… Меня точно молнией прошибло первобытным голодом. Так ослепило…

Славушка

– Прочь пошла! – грозно рыкнул. Я обмерла, хотя и без того застыла на земле, пошевелиться страшась. Уже на раз отличала, когда он правда злился, когда его голос наигранно звучал. А сейчас он был не в себе…

– И седмицу не приходи, – добавил, люто глазами сверкнув, – иначе задеру… – и мощным прыжком в кусты сиганул, протаранил ветки и был таков.

Я ещё несколько секунд лежала, боясь дышать, да в небо пасмурное глядела. Сердечко гулко-гулко стучало, кровь горяча.

С землицы поднялась, воздуха хватанув полной грудью, да бегом до села бросилась, подол удерживая, чтобы не шибко кусты цеплял.

В животе странное чувство было: не то томило, не то тянуло… И уже который день меня оно не покидало.

Домой пробралась крадучись. Покуда никто за мной не следил, хотя теперь приходилось удирать из села окольными путями. Иржич со своими друзьями караулил, и ежели б не быстрота бега, не видать бы мне тренировок с волколаком. А он единственный, кто меня не ненавидел, пусть и не любил шибко, но и не отказывал в помощи.

А вот Иржич, поганец, всё равно находил, как достать. Когда возвращалась из лесу, несколько раз залавливал у щели в частоколе, а пару раз – уже на подходе к хоромине в крыло невест.

Он сын смотрящего, потому вёл себя так, словно законы ему не писаны…

Вот и сейчас поджидал, но я осторожней была, чем раньше, потому только его завидела, тотчас обратно шмыгнула вдоль внутреннего забора, что хоромины невест от общих домов отделяли. А потом рискнула через ограждение полезть близохонько крыла, где комнаты для сна были.

Юбкой зацепилась за острие забора, а, услыхав: «Славка, стой, разговор есть!» – голос Иржича, с испугу поспешила да вниз полетела, с треском ткань порвав.

– Блин, – чертыхнулась в сердцах, уже приземлившись на стороне резервации невест.