Под поверхностью таких эмоциональных сдвигов неустанно трудятся гормоны.

– Как только мозг запускает этот процесс взросления, работой эстрогена после его поступления становится контроль за созреванием всех систем и органов тела, – объясняет Бейл. – Сюда входит стимулирование роста нейронных связей в мозге, чтобы все его области коммуницировали друг с другом и функционировали синхронно.

Эта мастерская оркестровка – хаотичная, как может показаться переживающему ее подростку и его растерянным родителям, – имеет цель, и цель эта стара как мир. И здесь мы переходим от базового урока биологии, посвященного пубертату, к ответу на более важный вопрос: почему именно девочки внезапно, с началом подросткового возраста, в большей степени подвергаются влиянию социальных и средовых стрессоров в отличие от мальчиков?

– В конечном счете основной ролью гормонов, в том числе эстрогена, является обеспечение готовности вашего мозга и тела к одной и той же цели – будущему продолжению рода, – говорит Бейл. – И для подготовки вас как женщины к репродукции и материнству на биологическом уровне вашему мозгу сперва нужно учесть и оценить все стресс-факторы и трудности окружающей среды. Данный процесс включает анализ всех переживаний невзгод и травм, с которыми вы когда-либо сталкивались в своей жизни вплоть до текущего момента.

Это немного напоминает компьютерную систему, рассчитывающую шансы в настольной игре, основываясь на актуальном расположении фигуры игрока на поле и прошлых произведенных ей перемещениях. Посредством оценки таких шансов мозг пытается выяснить, как подготовить вас к любым грядущим угрозам, возможно, ожидающим вас и ваших детей. Задача состоит в уменьшении риска для вас и вашего будущего потомства, чтобы вы смогли безопасно выносить ребенка и оградить себя и младенца от всего потенциального вреда, появляющегося на вашем пути.

Поэтому вполне логично, что в течение данного чувствительного периода прошлые и настоящие переживания стресса и токсичные социально-средовые воздействия влияют на то, как программируется мозг и как он будет работать. Бейл предлагает еще одну полезную аналогию. Представьте: женский мозг – дом, стимулируемый эстрогеном пубертат – период его масштабной реконструкции и перестройки, а внешние стрессоры – мощная гроза.

– Вообразите: вы жили в таком доме какое-то время, – рассказывает эксперт, – и собираетесь сделать ремонт. Вы решаете обновить стены изнутри, электропроводку и базовую сантехнику. Вдруг по местности проносится сильная гроза и затапливает ваш дом. Молния ударяет в электрическую панель. После урагана вы начинаете ремонт, но обнаруживаете определенные серьезные повреждения труб, электросистемы, полов и интерьера. Пубертат – штормовой период, в ходе которого прошлые и настоящие средовые удары проявляются в реконструкционных изменениях, совершаемых с архитектурой мозга.

Затем, основываясь на поглощенной организмом информации, мозг, бывший ранее открытым и неуклюжим в подростковом возрасте, снова напрягается. Это другой мозг, учитывающий всю информацию, полученную им в процессе^[11].

Решения, принимаемые мозгом с точки зрения того, чувствует ли себя защищенной взрослеющая девочка или нет, с учетом прошлых и текущих стрессоров, принципиальны для определения успешности подготовки мозга к поддержанию психического здоровья и благополучия на протяжении всей жизни. Когда Анна Моралис сталкивалась со множеством источников стресса в средней и старшей школе – будучи разлученной с матерью на долгие периоды времени, ощущая, будто она «была той, которая что-то сказала или сделала не так» при ссорах с отцом, все это привело ее к чувству, словно ее «просто бросили». Ее семья была разбитой и разобщенной; с детства она переживала влияние социальных сетей и экранных картинок женского идеала, пропитанных «повсеместным сексизмом», который заставлял ее стыдиться собственной внешности, подвергаясь остракизму от других девочек, считавших ее чересчур серьезной, и взрослея в мире, сотрясаемом разрушительными и смертельно опасными последствиями изменения климата, школьных расстрелов, расизма и столь огромного количества «социальной и экологической несправедливости». Ее мозг вбирал всю эту информацию день за днем, год за годом. Мозг Анны учитывал все эти стрессоры, точно рассчитывая, с каким миром девушке придется справляться после того, как она переступит порог полового созревания и репродуктивных лет.

Джулия Абернати в свои 11 лет столкнулась со стрессом из-за формирования груди, которую «остальные видели в первую очередь», из-за окружения с комментариями в духе «Лучше заприте ее сейчас же!», приставаний старшеклассников и игнорирования ее способностей в учебе. При всем этом она надеялась, что кто-то заметит: «с Джулией что-то происходит». Мозг девушки считывал, насколько непризнанной, незащищенной и одинокой она была.

С одной стороны, Анна и Джулия росли как девочки, наслаждавшиеся всеми преимуществами жизни в XXI веке. Но, с другой стороны, то, как мозг каждой девочки формировался под влиянием усиливавшегося врожденного чувства небезопасности в мире, коренилось в старейших и самых базовых принципах половых различий и нейробиологии.

По мнению Бейл, данное подростковое взаимодействие мозга, эстрогена и стресса – одна из причин того, почему девочки заболевают психическими расстройствами в два раза чаще мальчиков. Также здесь кроется причина того, что самый большой период развития депрессии, тревожности, биполярного расстройства приходится на подростковый возраст. Ранний стресс может привести к эпигенетическим изменениям в особых генах, помогающих контролировать реакцию на стресс, включая гены, способные запустить воспалительную стресс-реакцию53. Этот усиленный иммунный ответ, в свою очередь, может увеличить риск развития психических расстройств.

Исследования показывают, что какие-то из эпигенетических сдвигов в ответ на стресс происходят путями, специфическими для полов, причем большему влиянию подвержены девочки, нежели мальчики. Ученые из Школы медицины Джонса Хопкинса и Гарвардской медицинской школы на протяжении тридцати дней исследовали слюну у 75 людей и одновременно наблюдали за их уровнями кортизола – гормона, служащего посредником в нашей реакции на стресс. Используя кортизол в качестве индикатора совокупных уровней стресса, исследователи сравнили их с двумя другими факторами. Они проверили образцы крови участников на наличие изменений в определенном гене, ассоциированном с повышенной уязвимостью к стрессу, известном как FKBP5, и наличие корреляции между эпигенетическими изменениями в этом гене и повышением отмеченных кортизолом уровней стресса в жизни людей. Параллельно они отслеживали ощущения испытуемых: чувствовали ли последние тревогу, подавленность. Ученые обнаружили: когда повышался уровень ночного кортизола, ген FKBP5 претерпевал эпигенетические изменения, указывая на возросшую общую уязвимость к стрессорам. Эти два биологических сдвига были связаны – ожидаемо – с усугублением симптомов депрессии и тревоги. Однако данная связь уровней стресса по кортизолу, эпигенетических сдвигов в генах, увеличивающих восприимчивость к стрессу в долгосрочной перспективе, с усилившимися ощущениями отчаяния была отмечена только у женщин, в том числе у девочек-подростков54.

Наша нервная система всегда готова к обнаружению опасности в окружающей среде. Такой процесс выявления угроз, который вызывает выработку нейромедиаторов и гормонов, подготавливающих вас к борьбе, бегству или замиранию, столь же примитивный и неизбежный, сколь и автоматический – это наша исходная программа как людей. У нас пока нет всех ответов по поводу того, как половые гормоны смягчают стресс, накопленный в критические моменты детства и учиняющий хаос в подростковом периоде; науке еще многое предстоит выяснить. По-видимому, здесь задействованы другие гормоны помимо эстрогена, и сейчас в этой области проводится больше исследований. Но мы знаем наверняка одно: наша биологическая реакция на все стрессоры, пережитые нами в прошлом и настоящем, формирует нашу психику и то, как мы мыслим и чувствуем. И такое беспрерывное формирование у женщин представляется более тонко настроенным благодаря нюансам повседневной среды.

– Если во время взросления вы постоянно испытывали ощущение небезопасности из-за обстоятельств вокруг вас, все это влияло на программирование вашего мозга в данный период интеграции, стимулируемой эстрогеном, – объясняет Бейл.

Тем не менее она подчеркивает – это не всегда действует в худшую сторону. Точно так же, как мозг девочек тесно переплетается с негативными раздражителями своей среды, он подвергается глубокому воздействию и позитивных стимулов.

Наша биологическая реакция на все стрессоры, пережитые нами в прошлом и настоящем, формирует нашу психику и то, как мы мыслим и чувствуем. И такое беспрерывное формирование у женщин представляется более тонко настроенным благодаря нюансам повседневной среды.

Вначале женщины обладают биологически обусловленным преимуществом. Если мы сможем понять, какие средовые воздействия между рождением и пубертатом ликвидируют его и какие виды вмешательств оберегают женское благополучие, нам удастся переписать истории достижения девочками совершеннолетия, чтобы они смогли вернуть себе врожденную биологическую стойкость.

Глава 5
Сила социальной безопасности
Как ощущение угрозы и незащищенности влияет на девочек

НЕЗАДОЛГО ДО ТОГО, как пандемия COVID-19 изменила жизнь, которую мы знали, Делейси Грин стала лауреатом конкурса молодых поэтов Балтимора 2019 года. Ее выступлениям на поэтических соревнованиях по всему восточному побережью предшествовала большая часть ее детства, проведенная за сочинением стихотворений и хранением исписанных страниц под подушкой.

– Уже к десяти годам я испытывала настоящую подавленность, тревогу и одиночество, – рассказывает мне Делейси при личной встрече в небольшой кофейне на открытом воздухе.

Поначалу настрой девушки кажется позитивным, оптимистичным. Но когда мы устраиваемся на шатких стульях за нашим столиком, становится ясно: за круглыми очками в проволочной оправе ее теплые карие глаза скрывают какую-то ощутимую печаль.

По словам Делейси, ей трудно разобраться в своем детстве.

– Сейчас мне 21, и я спрашиваю себя: эй, неужели никто не заметил, что я была такой грустной? Кто-то должен был отвести меня к школьному психологу или психотерапевту. Никто этого не сделал.

Делейси родилась в городе Балтимор, но в ее шестилетнем возрасте они с матерью переехали в пригород.

– Моя мама не хотела, чтобы у меня завелись привычки, которые, как она видела, перенимают другие девочки в городе; она не хотела, чтобы я ввязывалась в неприятности.

Делейси понимает: для матери-одиночки это был смелый шаг. Но у него имелась и обратная сторона. С переходом Делейси в новую начальную школу ее стали травить.

– Меня травили на протяжении всех начальных классов, потому что я была пухленькой, – делится девушка. – Один мальчик начал называть меня Пончиком С Джемом, а другой – Биг Маком. Я пробовала подружиться с другими новенькими, когда они поступали в нашу школу, но затем они слышали, как меня дразнили, и тоже отстранялись.

Слегка иронично, но, по словам Делейси, «у мамы не было денег на еду вне дома; я никогда не питалась ни биг маками, ни пончиками с джемом». По мере взросления булллинг ранил девочку еще больше, так как дети начали общаться теснее и ходить на ночевки и вечеринки, но ее «исключали с вероятностью в 100 %».

Все это отражалось на ее успеваемости.

– Я не была лучшей ученицей. Я могла получить все пятерки и четверки, а потом тройку по математике. Мама обычно говорила: «В начальной школе так легко попасть на доску почета. Почему тебя там нет?»

Отчасти причина трудностей Делейси коренилась в том, что после школы, когда она нуждалась в помощи, ей было не к кому обратиться.