Это наша реальность. Как девочки, достигая совершеннолетия, могут ощущать себя в безопасности, если в мире так много мужчин использовали свою власть, чтобы причинить вред таким же девочкам? Одновременно эти угрозы усиливаются кликбейтовыми алгоритмами социальных сетей, которые вызывают страх и возмущение и вынуждают аудиторию чувствовать, будто они тоже каким-то образом подвергаются атакам, даже когда они листают ленты со своих диванов, находясь в полной безопасности. Реальность ужасна. Твиттер-сфера, переполненная язвительными комментариями и разногласиями, не только отражает обоснованное беспокойство, но и увеличивает угрозу. И девочки маринуются в этом ежедневно.

За последние 15 лет показатели тревоги и самоубийств среди девочек и девочек-подростков стремительно выросли. И опять же – категория молодых женщин десятью годами старше (родившихся до 1994 года и достигших в 2022 году 28 лет и далее) не испытывает такого ухудшения в психическом здоровье. Как однажды написал известный невролог Оливер Сакс, возможно, в целях предупреждения, «молодежь, выросшая в нашу эпоху соцсетей, по большей части не имеет личных воспоминаний о том, как все было раньше, и не обладает иммунитетом к соблазнам цифровой жизни. То, что мы видим – и навлекаем на себя, – похоже на неврологическую катастрофу гигантского масштаба»39. И девочки, кажется, находятся в эпицентре этой катастрофы.

НЕЗАВИСИМО ОТ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫХ ПОСЛАНИЙ, которые девочки получают от своих семей или учителей относительно их потенциала, они беспрерывно сталкиваются с деструктивными мнениями и стереотипами о том, что принято приемлемым, либо что возможно нормализовать, когда дело касается женщин. Несмотря на то, что некоторые социальные сети начали сопротивляться и говорить о бодипозитиве и образе здорового тела, эти сообщения (от родителей, школ и онлайн-платформ) не всегда могут конкурировать с неослабевающей сексистской культурной атмосферой.

Эпоха MeToo и TimesUp сделала резкий акцент на противоречивых посланиях девочкам: соответствовать идеалу физического женского совершенства в поведении и внешности и одновременно сохранять бдительность перед лицом сексуальных домогательств и защищаться в обществе доминирующих мужчин. То есть быть красивыми и желанными и при этом остерегаться сексуального насилия. Данная дилемма ввергает девочек в состояние биологической неправдоподобности. Как можно сохранить этот баланс в рамках неконтролируемой, небезопасной повседневной жизни в обществе, где ценным для женщин считается сначала первое, а потом уже второе?

Девочки вроде Анны и Джулии часто не имеют близкой связи с женщинами старше их, которые могли бы стать для них образцами для подражания и оградить от лавины токсичных сексистских посланий. Конечно, в этом нет ничего нового. Действительно ново здесь наше понимание того, что поток таких противоречивых сообщений может (как мы увидим во второй части книги) влиять на поколение девочек на нейробиологическом уровне способами, которые мы только начинаем осознавать.

Многие социологи считают, что такое количество запутанных и неоднородных посланий (которые меняются в зависимости от источника и иногда противоречат друг другу) ведет к определенному когнитивному диссонансу, а это уже стресс-фактор сам по себе. Взгляните на один пример: согласно данным Национальных академий наук, инженерии и медицины, хотя женщины составляют больше половины учащихся медицинских вузов, половина студенток-медиков страдают от сексуальных домогательств в период обучения. Половая дискриминация настолько распространена в этой сфере, что сейчас против крупных учреждений ведутся судебные разбирательства, в том числе против сети больниц Mount Sinai, Орегонского университета здравоохранения и науки и Тулейнского университета40. (Причем разница в оплате труда врача у мужчин и женщин остается значительной: женщинам-врачам платят в среднем на 25 % меньше, чем их коллегам-мужчинам41.) Мы говорим девочкам, будто они могут быть кем угодно, но в процессе их усердной работы ради своей цели они не могут не заметить, что их ожидают преследования и несправедливое отношение. Помимо всего этого достижение мастерства в чем-либо не гарантирует им безопасности.

В итоге, с одной стороны, девочки слышат лозунги о том, что они свободны быть кем угодно, а с другой – во время подросткового периода они явно наблюдают существенные негативные последствия того, что они женщины. Более того, сама идея изобилия в мире бесконечных и интересных возможностей для девочек требует от них способности создать образ сильной, умелой женщины, какой они станут в отдаленном будущем. Между тем, если в повседневной жизни они неоднократно сталкиваются с объективизацией и сексизмом, эти сообщения постепенно будут оказывать большее влияние на их самооценку, чем представление об их будущем и больших возможностях.

Иные периоды в нашей общей истории, конечно, наносили молодым людям травмы; возьмите мировые войны. Как стрессоры XXI века могли в чем-то приблизиться к сложности тех проблем? У нас нет всех ответов, но при сравнении прошлых стрессоров с сегодняшними нам следует помнить, что катастрофические события вроде Второй мировой войны произошли с совершенно другими поколениями, не имевшими современных дополнительных стресс-факторов, действующих одновременно. Дело не просто в том, что происходит; дело, кроме прочего, в суммарном эффекте всего происходящего.

Другое отличие может заключаться в следующем: постоянные критические комментарии в социальных сетях вызывают восприятие всего как более близкого, личного и социально дисфункционального одновременно. Как пишет в своем отчете «Охрана психического здоровья молодежи» за 2021 год генеральный хирург Вивек Мурти, инструменты социальных сетей «настраивают нас друг против друга… и подрывают безопасную и благоприятную среду, в которой нуждаются молодые люди и которой они заслуживают»42. На протяжении прошлых серьезных национальных кризисов (мировых войн или Великой депрессии) зачастую существовали идеи коллективной сплоченности из-за общей боли и потерь. Казалось, страх и горе разделялись всеми. Но на самом деле мы больше не объединяемся как общество43. Сегодня на медиаплатформах мнениям уделяется ровно столько же эфирного времени, сколько тщательной экспертизе и научным исследованиям, – им придается равная ценность. Онлайн-площадки намеренно разжигают разногласия между оппонирующими «сторонами», а также усиливают критику девочек и женщин, если они выглядят или ведут себя «не так». Цифровые медиа не просто потенциально мощные системы быстрой доставки информации, отравляющей мозг девочек; это также мощное средство для самообвинения и порицания.

Медиакритик Эмили Нуссбаум написала пост об отношении СМИ к певице Бритни Спирс: «Это не какая-то древняя история мизогинического ужаса – и в определенном смысле ситуация сейчас кажется хуже из-за социальных онлайн-платформ. Каждая лента – таблоид; каждый телефон – папарацци». Более того, «многое распространяется по интернету, где в результате никто особой ответственности не несет»44.

Мы говорим, что время не стоит на месте, но в действительности время, в которое мы живем, невероятно пагубно для девочек. Между тем, каждая девушка держит прямо в руке ядовитое и часто женоненавистническое устройство для отправки сообщений.

Глава 3
Утраченные годы
Мы украли у девочек безопасные промежуточные годы

В МАЛЕНЬКОЙ КОМНАТЕ ожидания в Пайксвилле, штат Мэриленд, сидит девочка-подросток и ее мама, пока другая мама ждет свою дочь из терапевтического кабинета Эми Карлен. Позади них, словно на художественной выставке, в рамках висят фотографии людей, занимающихся повседневной жизнью в городском Балтиморе. Карлен не только уважаемый подростковый психотерапевт для девочек в штате Мэриленд – она также фотограф, чье творчество известно на местном уровне.

Дверь кабинета открывается, и за ней показываются два больших уютных кресла и диван. Карлен входит в комнату ожидания. Девочка-подросток идет за ней, улыбаясь и глядя на свою мать. Не нужно много времени, чтобы понять почему. Карлен затягивает песенку: «С днем рождения тебя, с днем рождения тебя…» Кажется, она по-доброму осознает, что дико фальшивит. Она смело пробирается сквозь знакомые строчки, а все вокруг смотрят на мать девочки, которая с замешательством на лице отложила свою чековую книжку.

– С днем рождения! – говорят мать и дочь, ожидающие приема.

Я присоединяюсь к поздравлениям – я пришла побеседовать с Карлен буквально на двадцать минут или около того, прежде чем начнется ее следующая консультация, – и не блещу вокальными способностями, но кто может удержаться от припева «С днем рождения», когда в маленькой комнате собрались всего шесть человек? «Но мой день рождения не сегодня!» – восклицает чествуемая женщина.

Карлен улыбается понимающе, одобряюще:

– Шарлотта и я просто говорили о том, как трудно иногда делать простые вещи, испытывая тревогу, – поясняет она. – Я призналась ей, что у меня нет слуха. Я совсем не умею петь. Мысль об исполнении каких-либо песен на публике заставляет меня нервничать. И Шарлотта заключила со мной сделку: если я выйду и спою в комнате ожидания, она тоже приложит усилия и выполнит действия, которые ей трудно выполнять на фоне тревожности.

Шарлотта с матерью расстаются с психотерапевтом на приятной ноте, а ожидающие мама и дочь объясняют, что принесли отдать заполненные бумаги. Через мгновение все успокаивается, и я следую за Карлен в ее кабинет.

Карлен, член правления мэрилендского отделения Ассоциации судов по семейным делам и примирению, за свою 35-летнюю практику поработала с тысячами девочек и молодых девушек. Мне интересно, сможет ли она предложить мне более практичный взгляд на множество факторов, которые, по-видимому, влияют на наших девочек сегодня.

В первую очередь она фокусируется на том, что для многих девочек время детства значительно сократилось не только из-за раннего воздействия соцсетей, но и проблем на многих других уровнях. «Общество, в котором, как мы считаем, шансы наших детей на успех значительно уменьшаются, влияет и на наш подход к их воспитанию. В частности, в случае с девочками это привело к утрате когда-то существовавшего продолжительного периода безопасного перехода в подростковый возраст, в котором девочки привычно наслаждались изучением мира, игрой, первыми безопасными социальными связями и эмоциональным взрослением, чувствуя защиту и поддержку со стороны семьи. За последние 15–20 лет мы украли у девочек этот ключевой переходный период формирования идентичности между детством и пубертатом».

К примеру, объясняет Карлен, «пятый и шестой классы были, как правило, временем, когда девочки свободно тянулись к другим девочкам, чьи интересы они разделяли и с кем с удовольствием зависали на игровых площадках или после школы. Они проживали этот промежуточный период с 9 до 13 лет, или около того, в атмосфере подлинных дружеских связей, без необходимости участвовать в таком количестве ежедневных конкурентных занятий, как сейчас». Это легкое и невинное время было «краеугольным камнем детства и служило важнейшей стадией взросления, в которой девочки безопасно учились справляться с разногласиями в дружбе, быть заботливыми к другим и наслаждались безоблачным временем, когда они могли безопасно исследовать мир».