Офицер махнул саблей и ружья выстрелили.

Меня отбросило назад на брусчатку. И только после падения в груди и в правом боку взорвалась боль. Я почувствовала, что внутри словно надувался мяч из боли, так, что места для воздуха в легких становилось все меньше. Вскоре он наполнил меня так, что я больше не смогла вдохнуть, и мир для меня померк.

***

Я открыла глаза в полной темноте. Попробовала пошевелиться, но ничего не вышло. Я точно где-то лежала. Где-то. Когда-то. Кто я?

Вопросы подвисали в воздухе как мыльные пузыри, всплывали медленно под потолок, который я не могла разглядеть во тьме, и лопались. Это было так смешно, что я невольно хихикнула, а потом тут же испугалась: вдруг кто услышит?

Где я? Когда я?

Зачем я?

Еще один мыльный пузырь уплыл во мрак.

Вокруг только пустота, в которой плавает маленькое зернышко моего сознания. Безымянное, неопределенное. Не помнящее ничего настоящего и, наоборот, помнящая всю вселенную разом. Во всех ее ликах и проявлениях.

Нужно найти хоть какую-то точку опоры. Хоть крупицу смысла. Что-то незыблемое, настоящее, и тогда я смогу освободиться, встать, найти себя и понять кто я такая.

Очередная порция пузырей поднимается, лопается и брызгами щекочет мне щеки и нос. Я снова хихикаю.

Как глупо. Глупо веду себя. От этого мне тут же становится грустно, и я плачу.

Впрочем, уже через несколько мгновений… а может быть и лет, и я забываю почему рыдаю и снова тупо смотрю во тьму.

Глава 2

Утро мне подарило не только не вычесываемые соломинки в рыжей гриве, но и угрызения совести. Я чувствовала себя воровкой. Еще неделю назад с презрением думала о пареньке, который спер у меня пакет с продуктами, а теперь сама ему уподобилась. Бомжую по застрявшим в прошлом мирам, и не вижу никаких перспектив к улучшению своего положения. Найти в незнакомом обществе приличную работу и честно получать свой хлеб? Это и в родном городе‑то не просто, а странно выглядящей чужачке с акцентом, в грязном пальто и следами ночевки в курятнике это вообще невозможно. Единственный для меня способ не сдохнуть от голода – это хватать жратву и сбегать с ней в отражения. От этого я сама у себя вызывала омерзение, но лучше варианта найти не могла.

Следующие два дня мне было стыдно вспоминать. Я ныряла в отражения в кружках с каким‑то пойлом, в крынку с парным молоком и даже в лужицу конской мочи у выхода из таверны, когда хозяин уже мчался за мной с дубиной в руках. Хватала еду, убегала, ныряла в первое попавшееся отражение, и снова убегала. Ни разу мне не попался мир хоть отдаленно похожий если не на двадцать первый, то хотя бы на двадцатый век. Средневековье, какие‑то полуголые люди в серых туниках, еще более дремучее средневековье, еще более грязные мужики в грубом рубище и так далее.

Пару раз меня успевали схватить за одежду, поэтому один рукав у модного пальто теперь был оторван, а на брюках на коленке появилась дыра после особенно неудачного падения.

Однажды при очередном побеге через миску с молочной лапшой, мне повезло. Я оказалась в спальне утопающей в кружевах толстой мадам и нагло прямо на ее глазах стырила расческу. Женщина сразу заверещала на ультразвуке, и я сбежала оттуда при помощи флакончика духов. Надеялась, что по этому случаю перенесусь в какой‑нибудь Версаль, но так как в флаконе в тот момент отражалось голубое небо за окном, то оказалась на берегу неизвестного озера. Вот так опытным путем я совершила очередное открытие: место перемещения меньше зависело от вида жидкости и сосуда, а больше от того, что отражается в ее поверхности.

Вода была достаточно теплой, лес обступал озеро со всех сторон, а людей вокруг не наблюдалось, так что я решила в кои‑то веки помыться. Полностью разделась, искупалась и даже кое‑как без мыла постирала белье. Сидеть голой на берегу и ждать, пока оно высохнет, не решилась, поэтому надела на себя мокрое и принялась расчесывать волосы новоприобретенной и только что тщательно вымытой расческой.

Кусты за моей спиной зашуршали.

Я взвизгнула от неожиданности и вскочила, чем изрядно напугала выбежавшую на берег светловолосую девицу. Она бросила на меня быстрый сердитый взгляд и помчалась к воде так, словно за ней гналась рота озабоченных солдат. Одета девушка была презабавно: высокие сапоги‑ботфорты с широченными голенищами, кожаные штаны на единственной подтяжке, идущей диагонально через плечо, и белоснежная мужская рубашка с кружевными рукавами. Мне стало любопытно: она что, предполагает прямо так в одежде купаться, или собирается переплыть озеро?

Девушка подбежала к воде и присела, специфически приблизив голову к поверхности. Еще когда она только начала клониться к воде, я уже поняла, что сейчас произойдет.

– Стой! – крикнула я. Блондинка все‑таки среагировала: быстро удивленно глянула на меня, но все равно повернулась к отражению и тут же пропала.

Я подхватила с травы пальто, подбежала к тому месту, где на мокром песке еще виднелись отпечатки ее ног, и присела в том же месте. У меня была твердая уверенность, что я ее догоню. Не важно, какое там отражение было в озере – словно идущая по следу гончая, я знала, что перемещусь в нужное место. Ее удивленное лицо стояло перед внутренним взором, так что я совсем не удивилась, когда оказалась на берегу реки, столкнувшись нос к носу с этой блондинкой.

– Я же просила подождать! – сказала я с улыбкой.

Ее глаза нужно было видеть.

– To je nemožné, – прошептала она.

– Еще как можне. Мне надо поговорить с тобой. Жаль только не знаю, на каком языке, – я старалась выглядеть как можно более миролюбиво.

– Я говорю по‑русски, – ответила она с легким акцентом, – но как ты смогла? Я же возвращалась, схлопывала петлю. Отследить такое перемещение невозможно!

– Значит, мне повезло.

–Ты что, из мрака? – девушка сделала шаг назад, но затем, оглядев меня с ног до головы, усмехнулась. – Пожалуй, нет. Мрак никогда бы не позволил себе так жалко выглядеть. Ты кто такая и что с тобой приключилось?

Да, выглядела я на ее фоне как бомжик рядом с фотомоделью. У моей собеседницы только одежда выглядела нелепо, словно она сбежала с маскарада, где изображала из себя мушкетера. В ее ушках поблескивали бриллиантиками небольшие сережки, а накрашенные ресницы, зеленоватые, в цвет глаз, тени и идеально чистая гладкая кожа позволяли отправиться на фотосессию хоть сейчас. Практически модель, в историческом костюме. Круглолицая зеленоглазая красавица‑блондинка.

– Я потеряла дорогу домой. Теперь скитаюсь по мирам и пытаюсь выжить. Ты первая ныряльщица, которую я встретила. Пожалуйста, не сбегай.

– Откуда тогда ты знаешь термин «ныряльщики», если ни разу не была в Тресте? – она прищурила глаза.

Ого, логика у нее работала как у следователя.

– Встретила одного паренька. Он учился в какой‑то школе ныряльщиков, пока не сбежал, и кое‑что мне рассказал. Но потом мой путь к нему засыпали, и я больше не смогла его найти. А что за Трест?

Блондинка, скептически скривив губы, осматривала меня, явно принимая какое‑то решение.

Я где‑то слышала, что оставить человека в беде, когда ты знаешь его имя, несколько сложнее.

– Меня, кстати, зовут… я замялась. В голове роилась целая куча имен. Екатерина, Александра, Жанна… какое же настоящее? Я не могла определить. При воспоминании о матери и отце я четко видела лица, но вот какое имя они произносили, склонившись над кроваткой? Или кричали в раздражении, типа: «Жанка, ешь! Сколько можно ложкой по тарелке возить?»

Все. Все имена. Я четко помнила и «Сашка», и «Жанка», и «Катька», и даже «Ариадна»

Блондинка ждала пару секунд, а потом скривилась, решив, что я не хочу представляться.

– Помоги мне. Я буду должна тебе. Поверь, я способная, – я постаралась, чтобы звучало уж совсем жалобно.

Она закусила губу и слегка сморщила носик. Посмотрела в сторону реки. Потом тряхнула локонами, повернувшись ко мне:

– У тебя петля не закрыта. Так что мне вперед, тебе назад. Или ты хочешь, чтобы за тобой мрак пришел? Ты вообще в курсе правил?

– В курсе, в курсе.

Особенно если учесть, что в кармане моего пальто лежит куда более веская причина для этого таинственного мрака гнаться за мной.

– Тебе нужно вернуться, но там на берегу меня уже могут ждать. За мной гнались, вообще‑то. Так что я туда не пойду.

– Ты что‑то натворила?

– Тебя это не касается! В общем, тебе туда, а мне оттуда.

– Тогда я иду с тобой! Черт с ней, с петлей. Пусть лучше меня арестует мрак, чем опять жить как бомж.

– Как кто? А… ну, в общем, понятно. Настолько все плохо?

В ее голосе наконец проявилось сочувствие. Я, потупив глаза, кивнула и посмотрела на нее исподлобья.

Она принялась думать, сжав губы и шевеля ими влево‑вправо, от чего кончик ее носа смешно двигался.

– Ладно, давай так, – наконец произнесла она, – вернуться тебе надо в любом случае. Если сможешь смотаться от моих преследователей, то жди меня на том месте, куда сейчас вернешься, в полночь… то есть, – девушка посмотрела на необычно массивные часы на руке, – через девять часов. Обещаю, что приду за тобой. Сейчас я должна завершить задание. Все. Удачи.

Блондинка махнула мне рукой, отвернулась, подошла к реке, присела и снова исчезла.

Спешить было некуда. Если за этой девицей действительно гнались, то сейчас как раз погоня рыщет по берегу, пытаясь понять, куда же она пропала. Где-то через пару часов они уйдут.

Сушить на себе белье, да еще в достаточно прохладную погоду оказалось сомнительным удовольствием. Я опять замерзла. На озере было гораздо теплее. С трудом выждала те самые два часа и подбежала к воде и, потянула за нить перехода и вернулась к озеру.

На берегу песок действительно хранил отпечатки множества ног, но ни одной живой души не было видно. Я села у воды и решила полюбоваться закатом. Когда сзади раздалось еле тихое звяканье, то, задумавшись, не сразу обратила на него внимание. Так расслабилась, что сигнал тревоги дошел до разума только спустя пару секунд. Зато после этого пульс у меня подскочил, и я моментально среагировала, как лань: рванула прочь с низкого старта. Оглянулась уже на бегу.

За мной, придерживая перевязи со шпагами, мчались двое мужчин в одинаковых красных кожаных куртках и черных широкополых шляпах. Солдаты все‑таки остались в засаде в зарослях сторожить берег. Если бы не обилие металлических пряжек на их одежде, то меня, брыкающуюся, уже давно тащили бы в местную тюрягу.

Силы были примерно равны. Они бегали не хуже меня, но моя обувь – осенние ботиночки без каблука – была намного удобнее их разношенных сапожищ. Дистанция еле заметно увеличивалась, но я уже начала выдыхаться. Долго в таком темпе бежать по песку было невозможно, поэтому, обогнув по самой кромке берега вывернутую с корнем сосну и скрывшись от глаз преследователей, подбежала к воде, усыпанной желтыми и бордовыми листьями, и тут же нырнула в отражение.

Я снова оказалась у пруда с огненно‑красными деревьями. На другом берегу по‑прежнему манил к себе белый домик в японском стиле.

Место казалось слишком знакомым. Болезненно-знакомым. Вроде бы еще ни разу не была в том домике, но он манил меня, как давно забытое детское воспоминание.

Я продралась к нему через грязь и заросли, вышла на площадку перед домиком и замерла. Мне почему-то стало страшно.

Вокруг не было ни одной живой души. Стояла невероятная тишина. Даже птиц не слышно. Вроде сиди и наслаждайся тишиной и спокойствием, но мне было очень тревожно.

Там внутри ждало меня что-то очень важное. Жизнеопределяющее.

Общая точка сбора всей меня.

Хотя, о чем я? Сейчас я сама не понимала свои мысли.

Не знаю сколько простояла на гравийной дорожке, хотя помнила, что время тут течет быстрее. Минута здесь могла превратиться полчаса на озере. Откуда я это знала? Я не помнила.