Живые отражения: Цветные осколки (страница 3)

Страница 3

Внутри домика действительно было мало места. Размеры единственной комнатки составляли примерно три на три метра, но все пространство съедал большой алтарь в центре. На черной гранитной глыбе лежала алая атласная ткань, на которой покоилась пустая подставка из красного дерева.

Там должно было что-то быть. Что-то, без чего мой дальнейший путь не имел смысла. Как часть души, без которой я была неполноценным человеком.

Я села на пол перед алтарем, как молящийся, и постаралась погрузиться в нечто вроде медитации. Медитировать я не умела, но чувствовала потребность в самоанализе и размышлении. Что-то пошло не так. Здесь должна была меня ждать какая-то вещь. Символ. Сила. Атрибут. Раз ее нет, значит что-то пошло не так. Но где я ошиблась?

Где я ошиблась?

Где я ошиблась?

Эта мысль, как гвоздь засела в моей голове и не вылезала. Она была важнее текущего момента и касалась не только пустого домика. В моей жизни где-то, как заноса, застряла ошибка, из-за которой каждый раз все идет не так.

Где-то там, на далеком берегу озера уже давно прошло отпущенное мне время. Блондинка, чье имя я так и не вспомнила, искала и не нашла меня, решила, что я схвачена солдатами, и навсегда покинула это место. С ней у меня должна была быть связана важная часть жизни, но она не случилась и не могла случиться без вещи, которой полагалось находиться в японском домике. Но и тот путь с блондинкой был ошибкой. В нем меня всегда ждала смерть. Меня казнили на площадях перед кучей народа, меня тихо закалывал наемный убийца в спальне подруги, меня закрывал своей грудью единственный любимый человек и получал пулю в сердце вместо меня. Смерть, смерть, смерть.

Ошибка точно есть. Где-то в самом начале моего пути, потому что потом, какой путь в лабиринте судьбы не выбирала, все равно итогом была гибель.

И, главное, не только моя. Всегда мои действия приводили к смерти огромного числа людей. Моих армий, солдат противника, групп ренегатов, сотрудников Мрака, детей, которых я стремилась закрыть своей грудью, заговорщиков, сторонников, друзей…

В этой точке сборки, где пересекались все пути, на которых я не умирала еще раньше, я видела ясно и четко все варианты. И среди них не было правильного.

Значит, ошибка была допущена еще раньше. Мне нужно вернуться к истоку.

Осквернять это место не хотелось. Так что я нырнула в Москву на крышу многоэтажки, в которой жила какое-то время, разбежалась и молча прыгнула вниз.

Удар. Смерть.

Я снова оказалась в невесомости в пустоте и темноте. Только пузырей на этот раз нет и мне не смешно, хотя меня пытаются развеселить два глиняных садовых гномика. Они болтаются где-то в вакууме и шепчутся, но делают это так громко, что их мог не услышать только глухой.

– Не приходила в сознание?

– Нет. Но мозг чрезвычайно активен. Это даже не сновидение. Она как будто уравнения в уме решает.

Интересно, как они говорят? У них же даже рты не шевелятся. Один в красном колпачке, другой в зеленом.

– В коме? – я слышу скепсис у более крупного гномика.

– Я констатирую факты.

– Возможно, нужно сменить схему препаратов. Эта не работает. Нет никакой динамики.

– Я бы так не сказал. Динамика есть. Отрицательная. Она уже не реагирует на внешние раздражители. Когда ее привезли сюда, она дралась, а теперь все ближе к овощу. Но мы перепробовали уже все. Без понимания причины ее состояния мы не можем подобрать правильное лечение. Первоначальные гипотезы оказались ошибочны. Это не шизофрения.

– Я читал ее дело и, вроде бы, все было очевидно.

– Да, мне тоже так казалось

– Может быть попробовать электрошок?

Слово мне знакомо. Оно колючее и страшное. Что-то такое со мной уже было. И я очень боялась повторения. Я хотела закричать: «Нет», – но у меня не было рта. Ни ног, ни рук, ни туловища. Не уверена была насчет головы. Где-то же «Я» нахожусь. Глаза, что видят гномиков и та штука, что ворочает мысли. Чтобы думать, нужен мозг. Мозгу нужна оболочка. Называется голова.

У меня нет рта, нет тела, но глаза точно имеются. Можно попытаться поморгать.

Я старательно начала думать про веки. Я не хочу видеть гномиков и мне нужно зажмуриться.

– Вы видели? Активность мозга изменилась. И, кажется, дернулись веки, – воскликнул маленький гномик.

– Она может нас слышать?

– Я ничего не могу исключать.

– Попробуем еще раз. Я назначаю ей электрошок!

– Опять есть реакция!

– Значит она все-таки как-то воспринимает реальность. За это можно зацепиться. Выведите ее из комы как можно скорее, иначе процесс станет необратимым, – сказал крупный гномик, и добавил громко, вроде как специально для меня, – иначе мне придется назначить э-лек-тро-шок!

Главное, его голос показался мне подозрительно знакомым, но я не могла вспомнить откуда.

Глава 3

Врач пришел, когда я уже могла сидеть. Это был среднего роста мужчина чуть за сорок, который явно стеснялся своего уже существенно наметившегося пуза. Халат он напялил поверх мерзкой оранжевой водолазки, горло которой торчало над белым воротничком. Как только он заговорил, я тут же распознала в нем маленького гномика из моих то ли глюков, то ли сновидений.

– Здравствуйте. Мы еще не представлены друг-другу, но я знаю вас уже три месяца.

– Кто был второй? – спросила я.

Мысли текли вяло, а голова слегка кружилась, как будто я махом опрокинула в себя пару бокалов шампанского после того, как не спала пару суток. Мозг вроде бы работал, но на четверть оборота, иногда сбоил и зависал.

– Вы о чем? – нахмурился врач.

– У моей постели вы утроили консилиум с кем-то главнее вас. Он отдавал вам приказы. Кто это был?

– Давайте вопросы тут буду задавать я, – нахмурился врач. – Мы обсуждаем вас, а не персонал больницы.

– А… ну удачи, – ухмыльнулась я.

– Вы зря относитесь к этому с таким скепсисом. Три месяца вы провели в коме и чуть не умерли. Да и сейчас вы в сознании только благодаря препаратам. Если вам кажется, что с вами все в порядке, то это не так.

Я промолчала, глядя ему в глаза. Он открыл перед собой старую картонную папку. У меня сразу возникла ассоциация с советскими фильмами, где следователи тоже во время допроса всегда держали на столе «Дело» подозреваемого. Интересно, в каком я времени или мире? Никак не могла понять. Водолазки были в моде в королевстве, когда я… что? Правила или только появилась там, бегая по заданиям Казимира? Я не могла вспомнить.

– Как ваше имя? – спросил он.

– Как будто вы сможете это проверить, – усмехнулась я, – Я сейчас назову любое женское имя и что?

– Назовите, – терпеливо повторил он.

Я ненадолго растерялась. В голове роилось множество имен. Ирина, Александра, Жанна, Екатерина. Все были одинаково родными. Я пыталась вспомнить как называл меня папа и в памяти тут же всплывали все варианты. Вот он склоняется над кроваткой и говорит: «Ирочка, Сашенька, Жанночка, Катюша».

– Ну, допустим, Жанна.

Он нахмурился и что-то записал на бумажке в папке.

– Когда вы родились?

– Не знаю, – честно ответила я.

Он нахмурился и мне пришлось пояснить:

– Приемный ребенок. Настоящая дата рождения неизвестна. Отец нашел меня в сугробе.

– Хорошо, – он удовлетворенно кивнул, что-то записал и уточнил, – ну год рождения то вы помните?

И что ему ответить? Год от рождества того бога, о котором тут даже не слышали?

– Мне двадцать два года.

Он прищурился:

– А какой сейчас год?

– У вас что, календаря нет? – я оглядела комнату в поисках подсказки, но, как назло, никаких зацепок не нашла.

– То есть не знаете?

Я сжала губы. Конечно, даже представления не имела. Дорогой, я попала сюда на сломанной машине времени, откуда мне знать, какая у вас тут хронология, если мне до сих пор не попался на глаза ни один календарь или даже паршивая газетенка.

– А где вы находитесь? – продолжил он.

– В больнице, – тут же выпалила я.

– В какой стране?

– Откуда я знаю, куда меня увезли в бессознательном состоянии?

– Выкручиваетесь. Я не понимаю: почему вы воспринимаете меня как врага? Это не экзамен. Я хочу помочь вам. Выявить ту проблему, что чуть вас не убила и помочь ее решить. Без этого вы через некоторое время впадете в кому и уже навсегда. Ваша личность окончательно разрушится.

Я промолчала. Это могло быть правдой, а могло и не быть ей. Если бы я хотела у кого-то выманить нужную информацию, то тоже придумала бы легенду в том же роде.

– Что вы вообще можете о себе рассказать? – врач откинулся на спинку стула.

Вопрос на засыпку. Я понятия не имела какие мои воспоминания истинные, какие ложные, а какие вообще приснились во время комы. Конечно, я могла выдать любую из версий реальности, что тысячами кружились в моей голове. И даже, наверное, могла построить из них стройную картину, но что, если он действительно прав? Может ли существовать человек в состоянии, когда он не понимает кто он такой и какую жизнь прожил? Это сейчас на таблетках я брожу в лабиринтах памяти, стукаясь, как слепой котенок, в стенки носом, разбивая его в кровь и вновь пытаясь найти себя. А ведь где-то в центре ждет минотавр. Но самое интересное, что будет без лекарств. Моя голова просто пухла от количества воспоминаний. Наверное, человеческий мозг имеет все-таки ограниченную память, рассчитанную на одну, пусть даже очень долгую жизнь. Ну, возможно, природа позаботилась о некоем резерве, которого может хватить еще на две-три. Но не тысячи же. Я даже примерно не могла оценить количество личностей, прячущихся внутри меня. И у каждой свои воспоминания, своя жизнь, свой характер. Мне в равной степени хотелось как расплакаться, жалуясь доктору на свою жизнь, так и расквасить ему нос, от того, что так нагло смеет разговаривать с королевой, подозревая ее в сумасшествии.

Врач истолковал мое молчание по-своему:

– После комы у вас могут быть провалы в памяти, это нормально. Давайте начнем с простого. Что вы помните последним, Жанна?

Что я помню последним? А что я вообще помню? В чем уверена? Точка начала: меня находит в сугробе тот, кого я потом шестнадцать лет подряд буду звать «папой». Точка конца: я у дворца пялюсь на статую Анастасии и понимаю, что в этом мире меня никогда не существовало, а моя подруга из многих вариантов жизни теперь жирная престарелая императрица. Посередине между этими точками целый лабиринт с бесконечным количеством путей. Наверное, конечная точка и есть последнее наиболее правдивое воспоминание.

– Я оказалась у дворца, – коротко ответила я.

– А дальше?

Было что-то дальше? В памяти просто черная дыра.

– Ну я расстроилась, села на тротуар и, кажется, заплакала. Все, – я неопределенно пожала плечами.

– То есть вы не помните, как ворвались во дворец, требовали срочную аудиенцию у самой императрицы, заявляя, что знали ее в молодости и она непременно вас признает? Не помните, как кричали, что вы королева и она украла у вас трон?

– Я много перед этим выпила? – удивленно спросила я.

– Нисколько. Анализ не показал в вашей крови ни алкоголя, ни других воздействующих на психику веществ.

Могла я такое сделать? Могла. Если упустить контроль и дать демонам внутри меня взять бразды правления в свои руки, то многие из моих личностей и не на такое способны.

– Понятно. Ну подумаешь, у девушки была минутка слабости и отчаяния. Зачем же сразу в психушку? Можно было просто пинками выкинуть из дворца.

– О, охрана на входе и попыталась это сделать. Только у нее ничего не вышло. Они сами не могут понять, как это произошло, но четверо здоровых гвардейцев с вами не справились.

– Надеюсь я никого не убила… – настороженно уточнила я.

– Вы были близки к этому. Но вам повезло. Всего пара переломов и несколько синяков. Иначе мы бы сейчас разговаривали не в клинике, а в тюрьме.